— Что‑то не вижу его имени, — сказал Министр, просматривая длинный пергамент.
— Нет, — отмахнулся Моуди. — Он здесь в рамках стажировки в Академии. Я являюсь инструктором по практике в его группе, не более. Но если возникнут трения по вопросу присутствия обвиняемого на месте преступления, то с разрешения Председателя мистер Поттер вполне мог бы дать показания.
— Протестую, — сказала Бесингейл.
— Протест принят, — отозвался Министр. — В следующий раз, обвинитель, продумывайте свою тактику заранее. Не устраивайте в суде балаган.
— Хорошо, — Моуди откинулся на спинку кресла. — Можете продолжать.
— Итак, мы выяснили, что приказ об убийстве действительно имел место, — заговорил Министр после минутной паузы. — Это доказывает, что обвиняемый напрямую подчинялся Темному Лорду.
— Протестую, — воскликнула Бесингейл.
— Опять? — проворчал Моуди.
— Отклоняется.
Гарри на некоторое время потерял нить событий. Моуди не заставил его выступать в суде — что ж, похвально. Гарри содрогнулся от одной мысли, что ему, неподготовленному, вот так, от балды пришлось бы отвечать на вопросы… Что бы он сказал? "Да, я видел, как Малфой угрожал Дамблдору? Да, я видел, как он убегал вместе с Упивающимися и Северусом Снейпом? Да, он виновен во всех приписываемых ему преступлениях, и даже несмотря на отсутствие прямых улик, арестуйте его и упеките в Азкабан, потому что он чудовище, такое же беспощадное, как его отец? Арестуйте просто потому, что Я так сказал! Мне виднее, чем всем вам, ибо я знаю его в тысячу раз лучше…"? Или нет?
А может быть, он бы просто промолчал? Отказался давать показания совсем? Это ведь его право. Его никто не вызывал в качестве свидетеля, значит, он не несет никакой ответственности… кроме как перед своей совестью. И вот тут как раз была загвоздка. Гарри вдруг отчетливо осознал, что мысль упрятать Драко Малфоя за решетку его совсем не прельщает. Ему неожиданно вспомнилась та ночь в Астрономической Башне. Малфой в дверях, напряженный, как тетива лука, и Дамблдор у стены. Вспомнились слова Драко, полные пафоса, высокомерия, брезгливости, чувства превосходства и власти, а потом — дрогнувшая палочка в руке, нерешительность, сомнения в глазах… и отчаяние. Болезненное, безысходное, тоскливое чувство на лице, ставшим на миг таким настоящим, таким… человеческим. Что бы было, не ворвись в тот миг Упивающиеся? Как бы поступил Малфой, окажись он без поддержки? И чья поддержка на самом деле была ему нужнее — их или Дамблдора?
Гарри сверлил невидящим взглядом спинку кресла перед собой и кончик чьей‑то шляпы.
— Собирались ли вы вступить в ряды приспешников Темного Лорда? — прозвучал очередной вопрос Министра, и Гарри отвлекся от воспоминаний. Кажется, он что‑то пропустил?
— Нет, — сухо ответил Малфой.
— Он лжет, — рыкнул Моуди. — Я уверен, Министр, что если бы вы дали разрешение на дополнительный допрос обвиняемого с применением сыворотки правды…
Моуди не договорил.
— Судебный кодекс запрещает применение Веритассерума непосредственно в зале суда, — возразил Министр. — Вам должно быть это известно, Аластор. Кроме того, допросы под Веритассерумом уже проводились.
— В таком случае, какой смысл спрашивать снова?
— Протокол, — Министр пожал плечами.
— Но ведь вы сами одним из пунктов обвинения обозначили неправомерное использование противоядия от Веритасерума? Как же вы можете быть уверены, что допросам можно верить?
— А как вы можете быть уверены, что подсудимый и сейчас не находится под воздействием противоядия? — внезапно вспылил Кингсли.
— Проверьте, — с удовольствием предложил Моуди.
— Нет, — отозвался Министр. — Итак, подсудимый, вы отрицаете свое намерение вступить в ряды Упивающихся?
— Да, — сказал Малфой. И тут же добавил: — К вашему сведению, аврор Моуди, у меня была такая возможность в течение года, пока святой Поттер не прикончил Темного Лорда. Я ею не воспользовался. Это вам о чем‑нибудь говорит?
— Только о твоей потрясающей предусмотрительности, мой скользкий друг, — произнес Моуди.
— Протестую! — снова Бесингейл.
— Да сколько ж можно?!
— Принимается!
— А что ты скажешь по поводу пособничества Люциусу, щенок?
— Протестую! — взвизгнула Бесингейл. — Соблюдайте этикет, Аластор!
— Люциус мой отец. Я помогал ему, а не Лорду. Или для вас это одно и то же?
— Ты организовал побег из Азкабана. — Моуди поднялся на ноги. Зловещая фигура в первом ряду.
— Нет.
— Ты использовал связи в Министерстве, чтобы передавать отцу секретные ингредиенты для зелий?
— Нет!
— Ты выкрал строительный план Азкабана с целью использовать его для побега…
— Нет!!
— Ты убивал магглов и магглорожденных по указке отца.
— Протестую!!! Министр!
— Обвинения базируются на домыслах, протест принят, — сказал Министр. — Сядьте, обвинитель, иначе вас придется удалить из зала.
Моуди плюхнулся на сиденье.
— Имеются ли у сторон свидетели, могущие быть допрошены в рамках дела?
— Имеются, Министр.
— Имеются, Министр.
— Защита, начинайте.
* * *
К концу третьего часа с Гарри градом катился пот. Он напряженно слушал, мучаясь странным, неприятным предчувствием. Изредка до него долетали нелепые комментарии Луны о происках злобных сил, да еще Стивен с Джоэни умудрились поспорить на выпивку, отмажется Малфой или нет. Самое странное — оба были уверены, что не отмажется, разногласия начались с попыток напророчить наказание пострашнее.
— Гарри, — вполголоса позвал Стивен. — Он же, кажется, с тобой учился?
— С нами, — ответил за Гарри Рон.
— Как думаешь, виновен?
— Думаю, это еще не полный список его заслуг, — снова Рон.
— Да я не тебя спрашиваю.
— Я… — Гарри не слушал.
— Ну? Тут на кону ящик огневиски, Поттер, — не шутка!
Пришлось отвлечься.
— Я… думаю… — он бросил взгляд на Малфоя. Тот смотрел куда‑то в сторону. — Виновен.
— Все, Джоэни, ты проиграл! Если Гарри сказал "виновен", то это Азкабан — сто процентов.
— Сомневаюсь я что‑то… чтобы такая крыса и не сбежала с тонущего корабля?
— Какая такая? — удивился Рон. — По–твоему, у него есть шанс? Это у хорька‑то?
Гарри опять переключился на процесс. Свидетели выходили один за другим. Никого знакомого. Никого действительно важного. И к концу процесса у Гарри сложилось стойкое впечатление, что на Малфоя ничего ценного, дельного, неоспоримого просто нет! Трудно сказать, испытывал ли он облегчение или разочарование. Больше всего на свете ему хотелось очутиться где‑нибудь за тридевять земель отсюда.
— Суд удаляется для постановления решения.
Это означало перерыв.
Гарри вскочил с места. Выйти. Отдышаться. Хотя бы глоток воздуха!
