Это означало перерыв.
Гарри вскочил с места. Выйти. Отдышаться. Хотя бы глоток воздуха!
— Гарри, постой!
Рон догнал его уже в коридоре.
— Уф, ну и дела творятся, — выдохнул он, прижимаясь спиной к холодной стене. — Просто не верится. А Моуди тоже хорош! "Гарри Джеймс Поттер"! Ха! Почему он просто не вызвал тебя свидетелем? Ведь ты один мог бы прописать хорька в Азкабан, а все остальные — так, шушера.
— Я бы не согласился, — пробормотал Гарри.
— Да ты что? — Рон округлил глаза. — Он же преступник! По нему давно дементоры плачут!
— Ты‑то откуда знаешь?
— Гарри… это Малфой, — как‑то растерянно произнес Рон.
— А я Поттер. Герой волшебного мира. — Гарри неприятно усмехнулся.
— Ну–у–у…
— Вот именно что ну! Предвзятое отношение — это… гадко, Рон.
— Ты другое дело, — запротестовал Рон, но как‑то вяло.
— Ну, да, другое. Хоть одну‑то роль я сыграл безупречно, верно? Роль знамени над ватагами авроров, роль жертвы, отдающей жизнь за других. Великий Гарри Поттер! — он с отвращением отвернулся и пошел в сторону лифта. — Все, с меня довольно, не могу больше выносить этот балаган.
— Поттер!
Гарри с трудом сдержал раздраженный стон. По коридору к нему бойко ковылял Моуди. Главное — не наброситься с обвинениями! Держи себя в руках, держи себя…
— Профессор? — он повернулся, старательно изображая покорность.
— Куда это ты намылился, Поттер? Слушание еще не закончено.
— Я плохо себя чувствую, профессор.
— Мутит? Голова раскалывается? — Моуди хмыкнул. — В моей группе не место сирым и убогим, Поттер! К тому же, я на тебя кое–какие виды имею.
— Виды? — тупо переспросил Гарри.
— Сейчас ты вернешься в зал и выслушаешь приговор, а потом жду тебя на втором уровне в моем кабинете. Тебя, мисс Лавгуд и, пожалуй, Блейза. Вы, ребята, для меня как манна небесная.
— Так вы думаете, Малфоя не упрячут в Азкабан?
— Азкабан? — Моуди несколько секунд обдумывал, а потом внезапно загоготал на весь коридор.
Гарри поежился от новой порции раздражения. Сколько можно из него недоумка делать?!
— Нет, Поттер, Азкабан ему не светит, не велика птица. Ты сам слышал — ведь слышал? — у нас ни единого прямого доказательства, одни жалкие намеки, одна чушь собачья. Суд на такое не купится. Лишение прав — максимум, на что можно рассчитывать
— Но вы‑то думаете, Малфой виновен?
— Я думаю, у него в шкафу и не такие скелеты найдутся, Поттер. И с теми картами, что у меня на руках сейчас, я останусь в дураках. Но! — Он наклонился вперед, так что его свистящий шепот разобрал только Гарри. — Если мне удастся добавить в приговор кое–какой пунктик, у нас с тобой появится шанс, и шанс немаленький!
— У нас? — не понял Гарри.
— Все, Гарри. Довольно болтовни. После слушания ко мне.
И он поковылял обратно в зал.
— Чего он тебе наговорил? — спросил Рон, который по–прежнему стоял у стены, засунув руки в карманы.
— Бред какой‑то, — отозвался Гарри. Дурное предчувствие надежно обосновалось где‑то внутри него. Черт бы побрал Моуди с его интригами!
* * *
Гарри откинулся на подушки и прикрыл глаза.
Сквозь зашторенные окна проглядывали синие летние сумерки. Деревья за окнами шелестели листвой, отчего световые пятна играли с тенями на потолке и на стенах. Юноша провел растопыренными пальцами по влажным после душа волосам — рука так и осталась лежать на подушке.
Мда, не так он представлял себе стажировку в конце первого курса. Про нее всякое рассказывали. И про Полигон, и про тесты на выживание, и про поездки в Румынию по родовым вампирским замкам и в драконарий. Но Моуди уж что‑то расстарался. Наверное, Гарри должен быть польщенным и ценить доверие — как‑никак настоящее аврорское задание, а не какие‑то там фальшивые схватки с бутафорскими врагами в лесу. Должен быть счастлив и горд. Должен стремиться проявить в себе все то лучшее, чему еще когда‑то давно, в Хогвартсе, пел дифирамбы профессор Дамблдор.
Не получалось.
И Гарри все никак не мог понять, откуда эта неприязнь в его душе.
Он терпеть не мог Малфоя. Раз.
Он не любил интриг. Два.
Он ненавидел, когда его использовали. Три.
И он твердо знал, что существует некое "четыре", вот только слишком туманное, слишком эфирное, слишком трудно определимое.
— Объявляется решение Визенгамота!
— Тщательно рассмотрев все материалы дела, суд постановил, — Кингсли сделал паузу. — Драко Люциуса Малфоя, проживающего по адресу графство Уилтшир, город Траубридж, поместье Малфой–Мэнор, признать виновным по статье тридцать семь "Об ограничении магических контактов и использовании черной магии", пункты эф, эйч, эн и пи, и приговорить к лишению магических прав сроком до десяти лет без права на амнистию, а также полной конфискации родового имущества и частичному аннулированию счетов в банке Гринготтс. Данное решение суда является окончательным и обжалованию не подлежит. Заседание объявляется закрытым.
Даже отсюда, с последнего ряда, Гарри видел, как у Малфоя задрожали губы. Где‑то совсем рядом Рон издал разочарованный стон, Стивен и Джоэни начали бурное обсуждение заключенного пари, а Луна звала его по имени. Гарри не слушал и не слышал.
Драко Малфой поднялся со своего железного трона…
Каково это — десять лет без магии? Каково это для чистокровного волшебника?
…медленно обвел глазами зал…
Каково это — потерять огромное состояние? Родовое поместье и сумасшедшие счета в банке?
Его взгляд наткнулся на неподвижный взгляд Гарри — в расширенных зрачках изумление, недоверие, страх… нет, он еще не до конца осознал весь ужас своего положения. В отличие от Гарри, Драко еще не понял, что значит лишение магических прав. Он еще не успел примерить на себя шкуру таких ненавистных его сердцу магглов, а значит, испытывает лишь облегчение. Все могло оказаться гораздо хуже, верно, Поттер? Ты тоже так считаешь? ПОТТЕР?
Гарри не мог оторвать взгляда. Он слишком хорошо понимал… и, наверное, это жуткое понимание отразилось в его глазах, потому что Малфой дернулся, моргнул, разрывая зрительный контакт.
А потом вдруг улыбнулся. Не одними губами — по–настоящему. Почти весело, почти искренне. Гарри отшатнулся, словно чья‑то ладонь ожгла щеку звонкой пощечиной, и кожа на ней сразу запылала. А Малфой все улыбался…
… и даже сейчас, поздним вечером, перед глазами стояла эта непонятная улыбка. Поверженный враг не должен улыбаться. Он должен проклинать и захлебываться ненавистью, он должен искать пути для отмщения… но не улыбаться…
— Для начала необходимо составить опись имущества, — говорил Моуди часом позже, когда они вчетвером — он, Гарри, Луна и Блейз — сидели в его кабинете и пили отвратительный горький чай с шоколадом.
