Вечером я решил себя побаловать, зайдя после банугая в хороший трактир, и вкусно покушать, возможно, позволить себе пива. В своём мире я полностью отказался от спиртного много лет назад, когда жена лежала в больнице с сыном. Помочь я никак не мог, и поэтому мне пришла гениальная идея что-то обменять на улучшение ситуации. Решил поменять свой порок, пристрастие к пиву и другому алкоголю на здоровье близких. Не знаю, кому понадобилась такая фигня, но я вышел на перекрёсток и объявил свои условия. Через неделю жену с сыном выписали, и они больше серьёзно никогда не болели. А у меня появился пунктик даже не смотреть в сторону градусосодержащих напитков. Так как прекрасно знал, что последствия невыполненного уговора бывают ужасными.
Прогулялся до рынка, зашёл в трактир, который считался у местных приличным заведением. Подумав об уговоре, решил не рисковать и просто насладиться едой. Сделал заказ и начал осматриваться на предмет, куда можно удобнее приземлиться. Мой блуждающий по заведению взгляд споткнулся о знакомую фигуру. Быть не может. Отец Эвана сидел и накачивался спиртным. Он пока ещё мог ровно сидеть, но взгляд уже был мутным, мужчина не видел ничего перед собой. Я повернулся к трактирщику, положил пять серебрушек за еду и спросил:
- Давно тот мужик, – указал большим пальцем на отца, – тут сидит?
- Второй день приходит. Приехал из какой-то глуши, сына ищет, а вечерами набирается.
- Он что-то должен? – трактирщик покачал головой. – Комнату у вас снимает?
- Нет. Где-то на соседней улице, там дешевле.
- Спасибо.
Я направился к столу с родителем. Выглядел он не очень. На первый взгляд, мужчине было за шестьдесят. Сильно седые волосы, кое-где только видны тёмные участки, стали появляться явно видные залысины. Плечи широкие, руки сильные, жилистые, но грудных мышц почти нет. Ощущение, что они съехали вниз и превратилось в живот. Второй подбородок, мешки под глазами, глубокие морщины по всему лицу. Небритость многодневная, превратившаяся в жидкую бородёнку со следами подпалин. Эван его помнил другим. Как его там зовут? Яжеф, интересное имя.
- Здравствуй, папа, – садясь рядом с ним, попытался я сказать как можно мягче. Но что-то, видимо, в голосе проскочило, мужчина вздрогнул и поднял на меня взгляд.
- Эван...– после минутной паузы и прояснения пустого взгляда он меня узнал. – Я тебя искал. Дед Капл сказал, что видел тебя здесь.
- Зачем искал? Как семья?
- Плохо, Эван! После того как тебя выбрали, жизнь рухнула. Тая меня ненавидит, твои братья тоже, только младшая осталась, моя звёздочка. В деревне, когда выяснилось, что ты жив, стали на всю семью коситься и сторониться. А после того как начались пропажи, никто из нас выйти из дома не может. Вся деревня считает, что это леший мстит за то, что не получил жертву.
- Хм… И как ты их оставил?
- Не переживай, их не тронут. А я скоро вернусь.
- От меня ты чего хочешь? Чтоб я к лешему вернулся?
- Нет, Эван. Я действительно рад, что ты жив! Я извиниться хотел, мучит меня всё это, но не мог по-другому. Я надеялся, извинюсь, в глаза тебе посмотрю, и, может, хоть чуть-чуть легче станет, – у него в глазах блеснула влага, он поспешил отвернуться.
- Почему не мог? Не мог защитить и не отдать?
- Ты думаешь, у нас такого раньше не было? Ты просто маленький, не знаешь. Отцы пытались воспротивиться, не отдать детей, не получилось ни у кого. Леший всё равно забирал выбранного, а семьям потом жилось очень плохо. Ты же знаешь, как это в деревне делается?
- Почему не увёз семью?
- Куда, Эван? Ты молодой не понимаешь.
- Что тебя в деревне держит?
- Ничего.
- Бери и езжай куда угодно.
- На что? Нет денег, чтоб уехать. Если продать всё, то за бесценок, а после жребия вообще никто ничего не купит. Даже разговаривать не будут.
- Что ты там сказал о пропажах?
- Неделю назад пропали два охотника в лесу. Я уезжал, пропал ещё один, наш сосед дядько Петр.
- Интересно. Помнится мне, у нас какие-то родственники под Курмачом живут, вези семью к ним. Не приютят?
- Эх, Эван, ну поживём мы с ними. Сколько? Месяц, ну два, а потом кто столько ртов кормить будет? Нас-то вон много. А потом зима, и куда мы?
- Старосты ж могут выкупать дома? – обдумывая ситуацию, задал уточняющий вопрос.
- Да, могут, но не купит он и за полмедяка. Я же тебе объяснил.
- Сколько за наш дом можно получить? В хорошие времена.
- Не больше тридцати.
Замолчали, каждый думал о своём. Мне принесли еду, и я с жадностью накинулся на неё. Отец потянулся за кружкой, но наткнулся на мой взгляд и убрал руку. Влезать не хотелось, но бросить биологическую родню моего тела я не мог. Просто сказать, что это их проблемы, меня коробило. Тем более проблемы так себе, скорее неприятности. То, что рядом с деревней в лесу безобразничает не леший, это понятно. Как бы, мне всё равно, что там происходит, если бы не семья. Вспомнились лица братьев и сестры, Эван их любил. Я, понятное дело, нет, чужие абсолютно дети. Но просто отвернуться и сделать вид, что меня не касается, не могу. Карма, опять же.
- Сколько от деревни до Курмача на телеге?
- Если через мост, то дня три, через переправу чуть дольше.
- Ладно, – доел мясо, отодвинул тарелку и поднялся с лавки, – пошли покажешь, где остановился.
Папа молча поднялся. А он высокий, надеюсь, в него пойду. Мы вышли, уже стемнело. Он повёл меня по пустынной базарной улице, пару раз свернул на перекрёстках и нырнул в тёмный переулок, в конце которого над дверью горел фонарь. Отец нашёл, где остановиться, злачное местечко. Перед дверью стоял бугай, вышибала, что ли.
- Здесь, – сказал папа.
- Забирай вещи, я тут подожду.
- Но…
- Давай быстрее, – скривился я.
Он помолчал, пару секунд пристально смотрел мне в глаза и зашёл внутрь. Бугай безучастно стоял в сторонке. Я прислонился к стенке напротив двери и принялся ждать. Из здания вывалилась пьяная компашка и уставилась на меня. Один из них порывался подойти ко мне, но ещё двое, покосившись на бугая, зашикали и утащили его по переулку в темноту. Что хотел, не понятно.
- Малец, ты бы шёл отсюда, пока цел, – прогудел мужик.
- Отца дождусь и сразу.
Амбал безразлично пожал плечами. Через пару минут вышел папа с вещами, всего пара тощих сумок через плечо. Я молча развернулся и потопал из этой подворотни. Возле самого выхода стояла недавняя троица. Ну никак тихо и мирно ночью по городу не пройти. Ощущение, что в лесу безопаснее. Приближаясь к выходу, не оборачиваясь, сказал родителю:
- Ничего не делай, я сам.
Поравнялся с мужиком, который пытался ко мне подойти возле двери. Он преградил мне путь и положил руку на плечо:
- Пошли со мной, ты мне понравился.
Офигеть. Я резко ударил его открытой ладонью по левому уху. Левой рукой схватил его запястье, которое меня держало за одежду. Правой продолжил движение ударом локтя сверху по его руке. Вывернул её в правую сторону, заведя свою руку ему под мышку, пальцами сдавил горло. Левая отпустила его кисть и упёрлась в правое ухо, растянув и зафиксировав дурачка. Получилось, я вывернул его правую руку в локте и в любой момент мог сломать, плюс держал его горло. Мне было не очень удобно из-за его роста, и я ударил стопой в его колено, чтоб он опустился, подогнув ноги.
Мужик с вывернутой в сторону рукой и пережатым горлом мог только шипеть. Его дружки выхватили короткие мечи, но топтались на месте. Чмо в моих руках начало обмякать, я немножко ослабил пальцы, ещё не хватало его придушить.
- Оставили оружие у стеночки и ушли, иначе все тут ляжете, – видя, что эффекта нет, надавил на вывернутую руку, мужик засипел от боли. – Быстро.
Эти идиоты закивали и прислонили оружие к стенке, стали, оглядываясь, удаляться по улице. Я посмотрел на жертву моего произвола, ослабил хватку на горло.
- Ты кто?
- Тебе не жить, молокосос, – прошипел мужик.
- Ты дурак? Не отвечай, мне неинтересно, – я отпустил горло и положил большой палец на его нижнее веко, надавил. Это очень больно, когда глаз выдавливают, он завыл на всю улицу. Ослабил нажим.
