Минут пятнадцать он топтался по залу прицеливаясь с разных ракурсов, а затем, решительно бросив фотоаппарат, громко произнёс, — Кто-нибудь, уберите отсюда этот стул и занесите из соседнего зала диван, я видел, он там есть.
Переглянувшись, мои дамы пожали плечами, но без лишних слов направились указания выполнять. Стул был успешно вынесен, а диван, метров четырёх в длину, внесён и установлен на его место.
— Вот так лучше, — удовлетворённо поизнёс Фадеев.
Быстро отщёлкнул пару кадров, а затем, попросил, — Дамы, за спинку дивана, прошу.
Ориентируясь на какие-то свои нормы и правила, быстро перетасовал строй словно опытный шулер колоду, и посмотрев как все дружно плодили левую ладонь поверх спинки дивана, удовлетворённо воскликнул, — Вот сейчас, что надо!
Повернулся ко мне, — Пётр Алексеевич, ваша очередь. — Начал командовать, — Да-да, присаживайтесь. Вот так. Строго посередине. Нет, ноги не надо разводить, а то меня будут просить увеличить нижнюю часть фотографии. Вместе, конечно вместе. Я понимаю, что не удобно, но приличия, вы же великий князь, всё-таки. Можете повернуть их чуть влево. Руки? А что руки, на колени их сложите и всё. Как не нравится? Нет, скрещивать на груди нельзя. И ногу на ногу нельзя. Ну как вы не поймёте, это традиция фотографирования императорского двора. Никаких плебейских поз, всё должно быть чётко выверено, до миллиметра. Как вы не понимаете, это фото будет растиражировано в большом количестве, а затем официально распространено. Это же будущее историческое наследие, такая свадьба. Ну наконец-то. Нет руки в боки тоже нельзя. Одну руку на колено, а другую в бок? Ну ладно, сядьте так, я посмотрю. Хм… А знаете, интересный кадр получается. Снова отход от канона, конечно, но интересный. Давайте попробуем, а там Её Величество отсмотрит материал и решит как лучше.
Въедливый мужичонка наконец от меня отстал, переместившись назад, для общего кадра. Сделав серию фото, приостановился, задумчиво поглядывая на меня. Затем, хлопнув себя по ляжке, с каким-то проснувшимся азартом произнёс, — Хотя, к чёрту канон! До меня такую свадьбу ещё никто не снимал. Мы сами установим новые правила. Пётр Алексеевич, как считаете? Что бы, собственно нам не поэкспериментировать?!
Тут проснулся распорядитель, просеменил по залу, отлипнув от стеночки, которую подпирал, подёргал фотографа за рукав, произнёс негромко, — Ваня. Вань, ты слишком не увлекайся, не дай богиня матушка-императрица с этих фотографий осерчает, оба по шапке получим.
— Не бзди, — отмахнулся от него тот, — не осерчает. Тут, как не крути, по старому снять не получится, новое надо. Зато потом эти фото с надписью — «снято Иваном Фадеевым», в каждом учебнике истории будут.
— Ну как знаешь, — недовольство в голосе распорядителя так и сквозило, но за полчаса до этого он сам на Фадеева ответственность переложил и теперь что-то возражать было уже глупо.
А фотограф меж тем начал импровизировать. Мы поворачивались и так и этак, один раз я даже вытянулся на диване на боку, опираясь на локоть. А затем он распоясался окончательно.
— Так, дамы, а теперь давайте-ка взглянем все вместе на жениха с вожделением! Так, я сказал с вожделением, а не так, словно вы год не ели. Да-да, и побольше страсти. А вы Пётр Алексеевич, попробуйте улыбнуться. Нет, на невест смотреть не надо, в камеру пожалуйста, всё в камеру. И по невинней, пожалуйста, улыбку. Ваш статус великого князя в качестве жениха предполагает, что вы девственник, вот и улыбайтесь соответствующе. У любого взглянувшего на фото, должно сложиться впечатление, что восемь жаждущих первой брачной ночи львиц буквально через секунду набросятся на невинного барашка…
— Кхе-кхе, — негромко, но предостерегающе выдал я. Вот уж что, что, а бараном меня тут ещё не называли, да ещё и в уменьшительно-ласкательном ключе. Но тот, казалось не обратил внимания, подбежал, в поры вдохновения воскликнул, — А теперь наоборот! Дамы, на диван, Пётр Алексеевич за спинку!
Теперь уже я смотрел на дам с вожделением, а они с невинными улыбками скромно смотрели в камеру. Как я косоглазие не заработал, пытаясь смотреть на всех сразу, даже не знаю.
В общем, часа через три этот дурдом закончился и я вяло поплёлся к себе, переодеваться. А вечером же ещё репетиция банкета. Я застонал. Чёртова свадьба.
Глава 24
— Не толкайся, не толкайся, кому говорю, — сурово одернул я любопытно напирающего сзади Александра. Они с братом сегодня выступали этакими сватами и согласно ритуала, как только специальная фрейлина подаст сигнал, должны были вести меня из Золотой палаты в Грановитую, где и должна была состояться сама свадьба.
Свадьба в Кремле, я даже похихикал. В той жизни кто бы поверил, да ещё и на восьмерых дамах сразу.
Да-да, несмотря на столицу в Питере, свадьбы членов императорской семьи традиционно проводили в Московском Кремле, мол так бабки-пробабки завещали и негоже нам этот порядок менять. И так канон свадебный по одному месту пошел. Фотографу, кстати, своё императорское неудовольствие всё-таки высказали. Фадеев сидел с нами в палате с фотоаппаратом в обнимку и наливающимся синевой фингалом под правым глазом. Тяжеловата царская рука. Впрочем он не возмущался, понимал, что малость перегнул, в порыве творческого азарта. К официально публикации допустили едва процентов двадцать отснятого материала. Впрочем, Царица-матушка быстро сменила гнев на милость и даже похвалила за инициативу. Краем уха я услышал, что остальные фотографии не уничтожили, а сделали отдельный альбом лично для Её Императорского Высочества. Не знаю только, примирила награда Фадеева с фингалом или нет, на собственном примере ощутившем, что искусство требует жертв.
Да, с восемью кольцами я что придумал, мне их превратили в браслет, соединив между собой. Ну а что, было обручальное кольцо, стал обручальный браслет. И на левой руке и никому не обидно.
Ожидание было донельзя томительным, тем более, что мы были при полном параде и старались ничего не замять и не запачкать, поэтому нам даже присесть не разрешалось, вот мы и стояли у двери, в приоткрытую щелку наблюдая, идут фрейлины или не идут.
— Тихо, идут вроде! — произнёс Павел и мы действительно услышали звонкие щелчки каблуков по каменному полу.
Рысью рванув от двери, я остановился посреди зала, чуть боком к двери, и указующим перстом ткнул в сторону большой картины на стене Золотой палаты. Оба братца тут же обступили меня с обеих сторон, проследив взглядом за моей рукой.
— Как вы видите, — без предисловий начал я, краем уха внимательно слушая, как скрипнула дверь, распахиваясь перед фрейлиной, — на этой картине художником Ильёй Репиным гениально была показана сцена, как Иоанна Грозная убивает свою дочь. Вы видите эти глаза, полные безумия и в то же время осознания совершенного поступка, эти руки, обнимающие истекающую кровью царевну…
— Ваше высочество, — прервала мои словоизлияния благородная дама в парадном гвардейском мундире, — пора вам прибыть в Грановитую палату.
— Что, уже? — с сожалением в голосе произнёс я, — а я только приступил к изучению этих чудесных произведений искусства.
Оба великих князя по бокам тут же глубокомысленно закивали головами.
Чуть растерявшись, фрейлина однако кивнула и добавила, — Да, Ваше высочество, уже пора, всё готово для церемонии.
— Ну пора, так пора, — глубокомысленно выдал я и протянул руки к Александру с Павлом, — ведите, — вверяя себя сватам.
Те снова серьёзно кивнули и схватив меня за руки потащили к выходу. Мне, мы напоминали каких-то актёров погорелого театра, такой безвкусной театральщиной от этого всего веяло, так как по задумке церемонии, я должен был изображать нежелание идти, а сваты насильно меня доставлять к месту бракосочетания. Понятное дело, что когда я периодически упирался ногами в пол, а они меня тянули словно репку из сказки, без идиотского хихиканья не обходилось.
Вот так, поминутно хихикая и дурачась мы и добрались до Грановитой палаты. Там, правда, пришлось делать серьёзные лица, потому как уже присутствовала вся старшая родня включая императрицу и мои «родители», тут же заулыбавшиеся при нашем появлении.
