головой.
― Принесите мне меч, ― попросил он так тихо, что его было едва слышно. Я наклонился и протянул ему клинок. Одного этого прикосновения было достаточно, чтобы подтвердить истинность слов Аселы: это был не изгоняющий меч, а всего лишь холодная сталь.
Старые руки обхватили оружие, затем Джон посмотрел на нас и на тринадцать тел, которые молча стояли на коленях вокруг нас.
― Сольтар! ― выдохнул он. ― Какое преступление. ― Его голос дрожал. ― Если это не Гибель Страха, то кто тогда лежит сожжённый на том камне?
― Полагаю… Нет. ― Асела подошла к месту казни и изучила украшенные рунами кандалы, которые удерживали на камне кости. ― Нет, ― повторила она. ― Сила этих рун всё ещё настолько велика, что даже мне было бы трудно открыть их. Эринстор не смог бы освободить проклятого. ― Теперь уже она выглядела непонимающей. ― Это кости проклятого, потому что у Эринстора просто не хватило бы сил вытащить его отсюда. Но меч был и остаётся фальшивым!
― Я знаю, что произошло, ― задыхающимся голосом сказал брат Герлон. ― В своих кошмарах я вижу наездника душ, лежащего на этом камне. Он встаёт, снимает оковы, хватает тёмную фигуру и, словно плащ, одевает её, чтобы потом уйти с улыбкой, которая неоднократно прерывала мой сон, заставляя обливаться потом! Вот что здесь случилось: проклятый взял этого безумного насильника, одел его, словно новую одежду, и в этой живой маске сбежал из тюрьмы, которая должна была удерживать его.
Сольтар, ― в отчаяние подумал я, в этом есть какой-то извращённый смысл!
― Боги, ― воскликнула Серафина. ― Неудивительно, что он едва выбрался из храма живым. Он должен был пройти наверху мимо бога, а тот, без сомнения, не позволил ему уйти безнаказанным.
― Да, так оно, наверное, и было, ― промолвил я, глядя на чёрные кости. ― Некромант использовал безумие и гнев отвергнутого Совы-ученика в своих целях, а Эринстор, должно быть, действительно впал в безумие, ибо что ещё могло заставить его желать освободить проклятого?
― Власть, ― тихо ответила Асела. ― Он всегда стремился к власти. ― Она замешкалась. ― Может быть… Какая способность была у Гибели Страха, брат Джон? Что могло это оружие?
― Оно защищало от страха и силы некроманта. Тот не мог причинить вреда, пока у тебя в руках находился Гибель Страха, ― устало ответил он. ― По крайней мере, так написано.
― Есть ли что-нибудь ещё? ― спросила Асела, опускаясь на колени перед стариком. ― Подумайте. Известно ли что-нибудь ещё об этом клинке?
Сначала старик покачал головой, но потом замер.
― Возможно, есть… Говорится, что он может использовать силу врага против него самого, что любой тёмный дар, брошенный в сторону владельца, становится для Гибели Страха оружием, наказывающим проклятого. Это наследие бога, которому изначально принадлежал клинок.
― Как так? ― в изумлении спросил я. ― Разве он принадлежал не Сольтару?
Первосвященник покачал головой.
― Нет. Клинок был освещён Сольтаром лишь позже, чтобы снять проклятие, которое лежало на нём.
― Какое проклятие? ― спросила Асела.
― Этого я не знаю, ― ответил Джон. ― Он был очищен, и проклятье снято, и пока Асканнон занимался ковкой, клинок постоянно проверяли, чтобы убедиться, что он по-прежнему священен.
― Какому же богу он был посвящён, если не Сольтару?
― Этого никто не знает, он был найден на древнем эльфийском поле боя. Но как я уже сказал, Гибель Страха был очищен и посвящён Сольтару.
Асела все еще стояла на коленях перед стариком и теперь медленно в отчаянии замотала головой.
― Возможно, это всё же имеет какое-то отношение к Гибели Страха. И всё же, откуда Эринстор мог об этом знать? Ведь он попросил Искоренителя Душ.
― Именно так, ― подтвердил старик. ― Старые писания на этот счёт ясны. Он был разочарован, когда узнал, что клинок уже занят.
― Но как всё это могло случиться, а Совы ничего об этом не знали? ― потрясённо спросила она, всё ещё размышляя над словами священника.
― Это был вопрос веры, на не науки, ― ответил Джон. ― Акт веры, смирения и преданности. Такой поступок не выставляется на мирскую сцену, это тихое служение, не жаждущее признания. Достаточно того, что его выполнили, не было повода хвастаться. ― Он молча подал знак двум другим священникам, чтобы они помогли ему подняться. ― Эти мужчины и женщины отдали своё существо, чтобы уничтожить проклятого, ― продолжил он. ― Вы правы, дитя моё, это не умоляет их жертву, но делает преступление ещё более тяжким. Преступление, совершённое против всех тех, кто верил, что отдаёт свою жизнь на службу богам.
― Когда это произошло? ― спросил я. ― Более чем за столетие до того, как Вечный Правитель отрёкся от престола, верно? Скажите, брат Джон, спускался ли Асканнон сюда ещё раз, чтобы увидеть своего старого врага, или он позабыл о нём?
― Нет, ― ответил священник. ― Он не спускался. Кроме вас сегодня, если не считать священников, это место видел только один единственный человек. Думаю, он был учёным.
Я невольно подумал об учёном, которого мы встретили. Он знал много вещей и казался мне загадочным, и ему даже удалось произвести впечатление на Зокору.
― Вы знаете, когда это было? ― осторожно спросил я.
― Вроде бы, во время беспорядков, когда поток миров иссяк. Учёный слышал о проклятом и захотел узнать, надёжно ли тот заперт. Он хотел исключить его причастность к случившемуся. Это было незадолго до отречения Вечного Правителя, так там и написано.
― Ну и? ― тихо спросил я. ― Что решил тот учёный?
Первосвященник нахмурился.
― Простите, сэр Родерик, я много читал, и память у меня уже не самая лучшая. Я не уверен, но мне кажется, он снова ушёл, не сказав ни слова. Но я могу и ошибаться.
― Вы помните его имя?
― Это уже чересчур, ― сказал старик. ― При всём желании я не могу…
― Может быть, его звали Кеннард? ― перебил я его, и брат Джон удивленно кивнул.
― Верно! Так его звали. Кеннард. Теперь, когда вы назвали имя! Он был писцом здесь, на Храмовой площади, и однажды даже сделал для храма копию слова Сольтара. Именно поэтому он был упомянут в храмовых писаниях. Откуда вы знаете это имя?
― Писец, ― задумчиво повторил я. Что-то не давало мне
