Тогда сотник приказал тем, кто остался вне окружения, развернуть коней и бежать. Он повел их вниз по склону, все более и более крутому, сквозь ельник, в долину озера. Там, на другом берегу, острый взгляд его различил две тропы, которыми лошади могли выбраться на кручу. Это были даже не тропы, потому что никто их не протаптывал. Это были пути, которыми сотник собирался пройти по склону, наверняка венны не смогли бы в должном числе встретить мергейтов наверху, дабы сбросить мергейтов обратно. У них попросту не хватило бы сил окружить весь берег озера, а у пеших не хватило бы времени преодолеть три версты до него после кипевшего еще боя, который был окруженными заведомо проигран.
Там, где склон становился наиболее крутым, ельник заметно поредел, на что и рассчитывал Бильге. Огромные валуны, коими изобиловали здешние края, прорывали слой земли, тонкий на скате, высовывая красные и бурые свои тулова наружу, спихивая в стороны слабые, но цепкие елки. Бильге сознавал, что, если внезапно здесь начнется обрыв, его воины и он сам попросту сорвутся с него и кони поломают ноги, после чего их останется лишь добить, чтобы не мучились. А потом быть изловленными веннами, потому что из котловины черного озера нельзя уйти незаметно. Бильге вел свой отряд не прямо вниз, а змейкой, резко разворачивая коня там, где склон становился вовсе неодолимым для лошади.
Сверху посыпались стрелы — это погоня достигла верхнего края откоса. Одна из стрел пробила на сотнике войлочную шапку, другая скользнула по седлу, не причинив вреда лошади. Другим не выпала такая удача, и он услышал, что позади кто-то упал с коня, что упал конь, и следом увидел, как задевая о елки и ломая бересклет, катятся вниз, все быстрее и быстрее, тела людей и упавшие кони. Бильге увидел, что можно, если умело управиться с лошадью, спуститься на уступ под почти отвесным склоном, нависающим к тому же над этим уступом, и стрелы там не смогут достать его и его людей. Он пустил лошадь почти прямо вниз. Та, послушная воле хозяина, переступая с великой осторожностью, напрягая передние и подгибая задние ноги, прошла несколько шагов по крутому скату, а потом не выдержала, сорвалась и, чтобы не упасть, вынуждена была скоро перебирать ногами. Сотник пролетел на лошади несколько саженей вниз по склону, и тут лошадь, спасая свою жизнь и жизнь всадника, выпрямилась, выровнялась и, пробежав десяток шагов по уступу поперек склона, оказалась под отвесной стеной плотной черно-бурой земли, из которой торчали корни и камни. Стена уходила вверх на четыре сажени, сверху нависали трава, кусты бересклета, торчали кривые елки. Дальше спуск становился менее крутым, и держали землю на нем уже не худосочные елки с ржавой хвоей, а осины и черная ольха, скрывая склон в своих густых зарослях.
Вслед за Бильге несколько воинов смогли повторить его действия и теперь тоже были на время в безопасности. Сверху доносились победные возгласы веннов: должно быть, Бильге оказался прав и кольцо окружения так и не удалось разорвать. Серые псы стаей одолели большого черного волка. Бильге же на время приструнил того древнего зверя, что сидел у него внутри, потому что лошадь начинала бояться, чувствуя, что на спине вместе с хозяином-человеком сидит еще кто-то, который пахнет волком. Даже не пахнет, а ощущается как волк. Лошадь страшилась волка на спине, но не смела ослушаться хозяина, и долго нести двойной груз она не могла. Впрочем, волчье чутье теперь не было необходимо. Бильге, дождавшись, пока все, кто мог, собрались около него, выбросил вперед руку и, указывая на те два пути, коими им предстояло подняться на кручу с другого берега черного озера, сказал: «Если мы поднимемся на этот склон, наши души на семи небесах и десяти землях поднимутся выше» — и пустил лошадь вниз, нарысью, в заросли ольхи и осины. Дюжина всадников последовала за ним.
Внизу, под откосом, куда должны были сорваться тела их соратников, сбитых стрелами, они нашли только пятерых, утыканных стрелами, с пробитыми головами и спинами. И шесть лошадей — трех убитых и двух со сломанными ногами. Бильге спрыгнул на землю и сам перерезал животным глотки. Остальные, наверное, застряли где-то на склоне. Судя по тому, что ни стонов людских, ни ржания раненой лошади не было слышно, все они нашли скорую смерть. Одна лошадь сумела уберечь ноги и ребра и теперь была здесь, переминалась с ноги на ногу.
— Возьмите у них стрелы, — сказал Бильге, кивая на убитых. — И оружие, что подороже. Вернем их семьям. Оружие стоит дорого. За его цену можно купить пару верблюдов и не бедствовать.
Сам он отстегнул пояс одного из воинов первого десятка. На поясе висели кисет-карман, содержимое коего некогда было осматривать, железные, медные и серебряные обереги, простой маленький ножик с костяной рукоятью, кинжал из Аша-Вахишты в ножнах, украшенных бирюзой, и сабля с вороненой рукоятью, отделанная зернью и чеканкой. Три лишних тула со стрелами Бильге приторочил к своему седлу.
Сверху уже не стреляли, потеряв мергейтов из виду. По склону, похоже, тоже никто не решился спускаться за ними. Бильге с довольством ухмыльнулся: волк-предок не подвел его и на этот раз. За озером — он знал это — должно было располагаться селение веннов, и стояло оно на самом берегу большой реки. В селение Бильге идти не собирался: дюжины воинов для этого не хватило бы, потому что веннское селение — это, конечно, не каменная крепость манов, но и не одинокое мергейтское кочевье. Бильге нужен был путь к большой реке, до которой оставалось не более десяти верст. За рекой была воля.
Мойертах понял, что мергейтский сотник перехитрил-таки его и едва не спас свою сотню. Если бы он, Мойертах, опоздал на несколько десятков саженей, вся почти сотня утекла бы от него, как вода, под обрыв, в долину Нечуй-озера, и лови потом крылатую конницу мергейтов по всем откосам. Берега озера хоть и круты, а пару путей наверх Мойертах мог приметить даже отсюда, с противоположного берега.
Позади, однако, кипел еще бой: венны под предводительством Охляби добивали степняков, не давая никому вырваться. Мойертах распорядился, чтобы трое остались сторожить здесь, следить, не мелькнут ли где внизу войлочные шапки мергейтов, а сам с остальными всадниками помчал назад, полагая, что за то краткое время, пока они вели погоню, тесноты в бою поубавилось и их мечам есть где разгуляться.
Так и вышло: венны перекололи и порубили добрую половину из тех почти шести десятков мергейтов, что принуждены были сгрудиться в кучу, препятствуя друг другу. Когда же окруженные мергейты уменьшились в числе, почитай вдвое, они смогли наконец выровняться в кольцо, и теперь, кружась волчком, это конное кольцо стало теснить окруживших его пеших в том направлении, куда окруженным было нужно, при этом грозя в любом месте собраться вдруг из кольца в строй и ударить, напрячься, прорвать окружение. А пешим поспевать за конными было тяжко, и, того гляди, победа могла быть упущена. Пятеро всадников-веннов, среди коих был Охлябя, три десятка мергейтов не сдержали бы.
