На первую страницу Яра потратила десять минут, такой сложный был почерк. Прикинув, сколько времени уйдет на всю тетрадь, Яра едва не взвыла: тут до утра не управиться. Свет русалки тускнел. Нерпь разряжалась. Яра шарила по карманам в поисках фонаря, когда кто-то сказал:
– Неправильно! Надо было русалкой. Переплета коснуться. Тогда бы вспыхнули буквы и горели всю ночь… Провести вам практикум по пользованию русалками. Никто ничего. Не знает. А ведь на нерпи даже яичницу можно изжарить. Если с умом.
Яра испуганно обернулась и увидела Меркурия Сергеича. Поразительно, как этот массивный человек сумел приблизиться так беззвучно. Яра растерялась, начала что-то путано объяснять. Меркурий нетерпеливо махнул рукой. Забрав тетрадь, коснулся переплета своей русалкой. Буквы мгновенно осветились.
– Абакумова помню. Худой. Мерз все время. Но толковый. Костер с обломка спички. В дождь, – отрывисто сказал Меркурий. Подняв забытый Ярой нож, он большим пальцем потрогал истончившееся от многократных заточек лезвие.
– Хороший ножик. В поездах. Колбасу резать.
– Это ВикСера. Моего деда… А почему Айно жил так долго? Я посчитала: двести семьдесят лет! – растерянно спросила Яра.
– Какой Айно.
Яра показала запись. Меркурий проворчал: он, мол, не аксакал, чтобы помнить человека, родившегося в начале семнадцатого века, но потом сообразил, о ком речь:
– А, этот. Утраивающая закладка для двоюродного брата. Умер от чахотки в двадцать три года. Брат. С закладкой прожил бы. Шестьдесят девять.
– А Айно прожил бы. Девяносто. Без утраивающей закладки. Ясно, – подсчитала Яра. С Меркурием она тоже невольно начинала говорить рублеными фразами.
Меркурий пролистал фолиант. То и дело взгляд его, грустнея, замирал на какой-нибудь строке, и Яра понимала, что он знает тут многих.
– Я вот о чем думаю. Взял человек закладку, а потом пожалел об этом… Неужели конец? Ну в ШНыр ему не вернуться – понятно. Но хоть что-то? Как-то? – спросила Яра.
– Трудно. Отказаться от всего. Нужна. Чудовищная воля. Отречься. Редко бывает. Почти никогда, – Меркурий захлопнул книгу и вернул в шкаф. – Теперь скажи. Ты взяла ее. Зачем.
Яра пошевелила пальцами на ногах. Говорить или нет? Меркурию она доверяла, но готова ли она к откровенности? Ведь даже для Ула это пока тайна.
– Я подумала… вдруг где-то здесь есть о змейке? Артефакт такой. Ну что кто-то умер из-за нее и все такое… – путано объяснила она.
Меркурий Сергеич выставил вперед ногу.
– Книга артефактов. В свободном доступе. Некоторые тома пропали. Кто-то прихватил с собой. Мы не проверяем чемоданы. Когда кто уезжает. Из ШНыра.
– Уже смотрела. Про змейку-браслет там ни слова.
Ощущая в крови дразнящий азарт, Яра вскинула руку. Провела по волосам. Она могла показывать запястье сколько угодно – все равно ничего не увидеть. Едва появился Меркурий, змейка скользнула под кожу.
– Змейка-браслет. Зачем тебе, – Меркурий нахмурился. Яра почувствовала, что упоминание змейки его насторожило и обеспокоило.
– Да так. Слышала, – сказала она торопливо.
– Слышала. Хм. Лишнее это. Мало ли кто что. Слышал. Иди. Библиотеку я закрою.
Меркурий продолжал сопеть. Громадный красный нос втягивал воздух, как помпа. Яра послушно пошла к двери, спиной выражая печаль и укоризну.
– Подожди, – велел Меркурий.
Яра с готовностью остановилась.
– Слушай! Лет тридцать назад один мой друг. Возвращался из нырка. Его подстерегли. Залепили болт сюда вот, – Меркурий потянул было палец чуть ниже сердца, но раздумал и заложил руки за спину. – Куртка выдержала, но. Выкинуло из седла. Шлепнулся в мелкое болотце. Ведьмари обыскали его. Добивать сразу поленились.
Меркурий искоса взглянул на Яру. Та жадно слушала.
– У друга была с собой. Редкая закладка для. Умирающей девчушки.
– Редкая?
– Две закладки проросли. В одном камне. Когда очнулся. Берсерки ссорились. Из-за. Закладки. Тут появился человек. Молодой. Заявил: забирает закладку себе. Один берсерк хотел выстрелить. Не успел. От руки молодого. Отделилась серебристая змейка. Пролетела по воздуху. Убила одного берсерка. И сразу второго. Пронизала их головы. Вернулась к хозяину. Он забрал закладку. Ушел. А мой друг. Пополз в ШНыр. До этого он притворялся. Мертвым, – Меркурий говорил отрывистей, чем обычно.
Яре давно ясно было, кто этот друг Меркурия. Да он особенно и не таился.
– А что с девчушкой?
Меркурий провел согнутым запястьем по носу, словно желал смять его.
– Опоздали. Он очень долго полз. До ШНыра. Никакой связи. Нерпь разряжена.
Яра поняла, почему Меркурий так сердился всегда, когда видел у кого-то погасшие нерпи.
– А змейка?.. – спросила она.
– Мой друг слышал. Тот молодой скоро погиб. Змейка была у другого. Потом и он исчез.
Меркурий вывел ее в коридор, притворил дверь библиотеки и проверил, хорошо ли она закрыта.
– Спокойной. Ночи! – сказал он.
* * *
Вечером Яра пошла в Копытово. Дел у нее там не было, но хотелось подумать. Думала же она всегда на ходу, точно протаптывала мысли ногами. Было темно. Самые короткие дни в году. Яра шагала по укатанной, расчищенной дороге, по которой за четверть часа до нее проехал трактор. По краям дороги выше человеческого роста лежал счищенный смерзшийся снег.
Впереди на дороге лежало нечто, похожее на раздавленную собаку. Яра подошла, увидела, что это не собака, а пустой пакет, но все равно ощущение чужой гибели осталось, и долго на душе у нее было противно.
Змейка быстро вращалась вокруг запястья, скользя по коже. Яра остановилась и, потянув рукав шныровской куртки, стала смотреть на браслет.
«Много власти и – жуткая смерть! И каждый думал, что он особенный. Его она не убьет. И все ошиблись», – сказала она себе.
Решив расстаться со змейкой, Яра стащила браслет и положила его в колею от тракторной шины. Не веря, что ее могут бросить, змейка стала слепо извиваться. Подползла к ноге Яры, отрывая от снега плоскую голову. Яра отскочила. Постепенно движения змейки замедлялись, становились вялыми и неуверенными. Двигаться она могла, только согреваясь живым теплом, а еще лучше – в человеческой крови. Наконец змейка остановилась, сомкнулась кольцом и, укусив себя за кончик хвоста, застыла браслетом.
Взревел гудок. В грудь Яре ударили толстые, как бревна, лучи света. Яра отскочила, спиной врезавшись в снежный накат. Она так и не поняла, что ее спасло: удачливость или реакция. В лицо швырнуло колючими брызгами из-под колес. Мимо пронесся грохочущий лесовоз. Яру обдало вонючим выхлопом. В удаляющейся кабине мелькнуло белое кривляющееся лицо. И не одно, человек пять. Выглядывают, орут что-то. Копытовские подростки. Дождались, пока отец или старший брат примут на грудь, взяли его машину, набились в кабину как сельди и гоняют по проселкам, где нет постов.
