— Не сейчас.
— Давай, давай. Ты вообще не ешь… вчера да и раньше тоже…
— Не хочется.
— Ну тогда хоть попей.
Он кивнул, но не двинулся с места, чтобы пойти напиться к ручью. Помолчав, сказал:
— Ирена.
— Да? — откликнулась она, жуя вяленую баранину. Она умирала от голода и уже пожирала глазами его нетронутую порцию.
— Это… Где…
— Там, наверху, — сказала она, показав куда-то выше ручья. Он с отвращением посмотрел туда.
— А ОНО…
— ОНО мертво.
Хью содрогнулся: она хорошо видела, как сильная дрожь пробежала по всему его телу. Стало его жаль, но в данный момент ее гораздо больше занимала еда.
— Поешь немножко, — сказала она. — Так вкусно! Нам бы нужно уходить, пока не поздно. Если ты в состоянии, конечно.
— Нужно уходить… — повторил он за ней.
Она набросилась на кусок черствого хлеба.
— Надо уходить. Насовсем. К проходу.
Он ничего не сказал. Взял кусочек вяленого мяса, почти с отвращением пожевал его, потом отложил. Пошел к ручью напиться. Он двигался неуклюже, и прошло довольно много времени, пока ему удалось встать на колени и наклониться к воде. Долго пил, потом наконец поднялся, словно это был тяжкий труд. Красный шерстяной плащ он так и не снимал.
— Мне бы мою рубашку или хоть что-нибудь, — сказал он.
— Сейчас посмотрю, высохла ли она. Ее пришлось выстирать. И куртку твою тоже.
Он посмотрел вниз, на свои джинсы, задубевшие, покрытые черными разводами запекшейся крови, и сглотнул.
— Правильно. А где она? — Он увидел рубашку — девушка разложила ее на листьях огромного папоротника — и стряхнул с плеч плащ, чтобы ее надеть. Ирена наблюдала за ним и видела, как красивы его крупные, блестящие руки и шея. Ее сердце разрывалось от жалости и восхищения.
— Ты убил эту тварь, Хью! — сказала она.
Не без труда покончив с пуговицами на рубашке, он повернулся к ней. Они стояли неподвижно среди веерообразных папоротников и серых валунов и смотрели друг на Друга.
— Ты меня опередила, — медленно сказал он, вспоминая миг, когда они вышли из-за поворота тропинки. — Ты побежала вниз… ты звала: «Выходи же!» Как ты решилась?.. Что заставило тебя сделать это?
— Не знаю. Мне уже тошно было бояться вот так. Я просто с ума сходила. А когда пещеру увидела… Когда я увидела пещеру, то знала, что ОНА там, а ты войдешь к НЕЙ в пещеру и никогда не выйдешь оттуда, и этого я вынести не могла. Я должна была вызвать ЕЕ оттуда.
Он заправил рубашку в джинсы, морщась при каждом движении.
— Ты говоришь «она»? — спросил он.
— Да, это была ОНА. — Ей не хотелось рассказывать о сосцах и тоненьких передних конечностях.
Он потряс головой, глядя больными глазами и все больше бледнея.
— Нет, ОНО… Вот почему я должен был убить ЕГО… — и протянул руку, словно ища опоры, и пошатнулся.
— Неважно. ОНО мертво.
Он стоял неподвижно, отвернув лицо, глядя на ручей.
— А шпага?..
— Перевязь и ножны где-то здесь, в папоротниках. А шпага… — Она, наверно, тоже выглядела бледной и жалкой, потому что он вдруг резко сказал:
— Мне она не нужна!
— Хью, я считаю, что нам следует идти дальше. Я хочу идти вперед. Если у тебя хватит сил.
— А между прочим, что все-таки со мной случилось?
— ОНО упало на тебя.
Он глубоко вздохнул; лицо его было совершенно растерянным.
— Тебе не кажется, что у тебя что-нибудь сломано?
— Да нет, я в порядке. Согреться вот не могу.
— Тебе бы надо поесть.
Он помотал головой.
— Тогда, может, пойдем? Здесь сыро. Может, тебя ходьба согреет.
— Верно, — сказал он, опускаясь на папоротники, прямо туда, где они спали.
Ирена начала собираться: увязала пакет с едой и все еще влажную куртку так, что легко могла нести все это, и отдала Хью красный плащ.
— Завернись в него как следует, смотри, он на шее завязывается. А твою куртку я пока понесу, она по дороге высохнет.
Он так неуклюже поднялся на ноги, что она спросила:
— У тебя с плечом все в порядке?
— Да, но бок болит, кажется, я что-то там повредил.
— А идти-то сможешь? — нервно спросила она, пряча испуг.
— Думаю, мне полегчает, когда согреюсь, — сказал он извиняющимся тоном.
— Я не знаю, где мы, — сказала она.
Они стояли на тропе там, где ручей метра в полтора шириной, журча, пересекал тропу, нырял в папоротники, в траву и бежал между корнями деревьев вниз по склону.
— Единственный способ понять, где мы сейчас, — вновь подняться по тропе к пещере, а потом идти назад, к Верхнему Перевалу, и потом к Городу и на Южную дорогу.
— Нет, — сказал Хью.
— Ну что ж, — сказала она с большим облегчением, которого старалась не показывать, — мне тоже неохота. Это ужасно далеко. Но отсюда я никак не могу понять, где находится порог.
— Если мы пойдем вниз, — сказал он, — возможно, чувство оси вернется снова.
— Ладно. Если это южная сторона Горы, то наша тропинка ведет на восток. Если нам удастся более или менее придерживаться восточного или юго-восточного направления, то мы должны будем, видимо, пересечь Третью Речку где-нибудь ниже. А потом надо идти вдоль нее до дороги и — прямо к проходу. Это будет по крайней мере в два раза короче, чем возвращаться прежним путем.
Он кивнул, и она пошла вперед по тропе под густыми, тесно стоящими елями. Ходьба доставляла ей радость и решение не возвращаться назад — тоже; вообще-то она боялась, что он все-таки захочет пойти назад. Иди и не оглядывайся назад…
Белые фигуры, стоящие в молчании на сумеречной дороге, — так давно это было и теперь неизменным останется в памяти навсегда.
Тропа, узкая, каменистая, шла по склону холма вниз, спускаясь довольно полого. Идти было приятно — словно в конечностях расходились, рассасывались какие-то болезненные узлы, заживали царапины, дыхание становилось свободнее. Весь бесконечный путь от Верхнего Перевала до пещеры, весь тот день — или дни? — страха и непрерывного движения вперед она не могла дышать полной грудью: легкие ее словно были сдавлены чем-то изнутри. Сейчас она получала от нормального дыхания такое же удовольствие, как если бы пила родниковую воду. Я дышу, дышу, я дыхание, вот так, вот так, ну, иди, иди по земле, я земля, я твое дыхание, и я всему этому рада.
Они шли долго, пока тропа не привела их глубоко в ущелье. Здесь царили густые сумерки, беззвучный родник струился под нависающими над ним травами и папоротниками; скользкие камни, еле видный в сумерках другой берег ручья. Хью медленно переходил ручей вброд. Она видела, что идти ему трудно. Оказалось, что здесь тропа поворачивает обратно и идет на запад.
Если только это был запад.
Вся ее радость как-то незаметно улетучилась в этом темном месте, среди скользких камней. Если они прошли дальше, чем она рассчитывала, а пещера этой твари была на западной стороне Горы, тогда все ее расчеты были неверны. Об этой местности она не знала ничего. Аниротембре — Земля За Горой — вот название, которое они иногда произносили, но ничего не рассказывали об этих местах. Если здесь и есть какие-то города, то о них тоже никогда не упоминалось. Хью, кажется, что-то говорил однажды о западном крае? Что-то про море. Это плохо. Она должна решить, что делать дальше. Тропа, на которой они находятся сейчас, возможно, описывает круг. Это та же самая тропа, по которой они шли все время с тех пор, как покинули Верхний Перевал, — драконова тропа. Она может без конца вот так извиваться в ущельях, ползти то вверх, то вниз по склонам Горы, опоясывать Гору и наконец все же вернется назад, к Верхнему Перевалу. Дни и дни трудного пути, а Хью уже и так еле держится на ногах и голову опустил — рад передышке. Нет никакого смысла ходить кругами. Они должны сойти с проклятой тропы и во что бы то ни стало выбраться отсюда.
