Баска мотнул головой – серьги качнулись в его ушах. Но ничего не сказал, видимо, понял, что спорить с отшельником бесполезно. Он поднял с земли запас стрел, плащ Николаса и его мешок. Крякнув и пошатнувшись от натуги, закинул мешок за спину, закрепив ремнями.
– Отдай! – вырвалось у Топорика. – Это не твое!
– Э-э… Отрок прав. Вещи господина императорского посланника Высшей Канцелярии неприкосновенны! – подтвердил и проповедник.
Баска усмехнулся:
– Не пытайтесь меня убедить в том, что ваш друг – посланник государя-императора.
– Да?! – запальчиво возразил отец Матей. – А знаешь ли ты, несчастный?..
– Знаю, – ответил Баска. – Я знаю, кто он такой… был.
– Надо же, какой умник! – запыхтел проповедник. – И откуда ты только все знаешь?
– Я, – коротко сказал Баска, – императорский посланник Тайной Канцелярии. А теперь не будем терять времени. Пойдемте. Я выведу вас. Святой отец, может быть, вы передумаете?
– Уходите, дети мои, с богом. Я буду молиться за вас.
– Ка… ка… Как вы сказали, господин? Тайная Канцелярия? – вымолвил проповедник.
Топорик, не удержавшись, всхлипнул. Ему было все равно. Николас мертв… Он даже не представлял себе, что такое может случиться…
Господин императорский посланник Тайной Канцелярии Баска (или это имя было ненастоящим?) потрепал его по плечу:
– Мы уже ничем не можем помочь ему. Ключник мертв.
– Ключник?! – разинул рот отец Матей.
– Ключник… – прошептал Янас.
– …И это лучшая смерть из всех, что ждала его. Мне жаль. Хотя… Я понимаю, тебе неприятно это слышать, но я считаю: мне очень повезло, что все произошло именно так. Мне было приказано доставить его живым и невредимым. Не представляю, как бы я сумел выполнить приказ, если бы он воспротивился мне… Так вы не знали, кем он был?
Янас промолчал.
– Ключник… – оцепенело повторил Матей. – И это… у него в мешке… это и есть?..
– Н-да, действительно не знали, – произнес Баска, словно только для себя. – А хитер, черт! Вел с собой священника и мальчишку. Прикидывался посланником Высшей Канцелярии… И совсем не чудовище, как полагается по святому пророчеству… Ну кто бы догадался, а? И ведь шел прямо в руки к Пелипу… Ладно! Пойдемте скорее. Пойдемте, если хотите жить. И будьте наготове – твари все еще рыщут в лесу. Пока не рассвело – их время.
Императорский посланник Тайной Канцелярии говорил уверенно и четко. И ему повиновались: отец Матей, так и не сумевший закрыть рта и обалдело мотающий головой, и Янас – безмолвный и безразличный. Мальчик даже не поднял с земли своего мешка.
Баска выпустил еще одну стрелу с красной смолой в небо. Трое спустились по склону и направились в направлении, где ответно сверкнула багровая вспышка.
Слепой отшельник остался на косогоре у гаснущего костра, шепча беззвучно. Видимо, сила его молитв не ослабла – Баска, Топорик и Матей благополучно добрались до быстрой лесной речки.
У реки ждала лодка с двумя солдатами Императорского Летучего полка, переодетыми охотниками.
Крылатые наблюдатели не покидали их до самого рассвета.
Утром пришли люди. Отшельник ждал их, потому и не стал тратить сил на то, чтобы перебраться в свою землянку. Их было около полусотни, и они двигались единой группой. Желтое солнце освещало косогор, усеянный искалеченными телами, – но не звериными, а человеческими, покрытыми с ног до головы густой шерстью, свалявшейся от застывшей крови. Вниз по склону темнели большие каменные осколки, похожие на куски разбитых статуй.
Отряд остановился, не доходя до косогора нескольких шагов – под деревьями. От него отделилась дюжина, направлял которую невысокий человек в серой монашеской рясе с надвинутым до подбородка капюшоном.
Дюжина поднялась на вершину косогора. Монах остановился за пределами мелового круга.
– Здесь нет того, что вы ищете, – проговорил отшельник, глядя слепыми глазами прямо перед собой.
Монах выпростал из рукава правую руку. Подчиняясь его жесту, двое вступили в круг, быстро обыскали старика, прощупали валявшиеся рядом мешки, разметали угли кострища. Затем один из них оглянулся на монаха и, получив подтверждение, кривым ножом ловко перерезал отшельнику горло.
Старик запрокинулся навзничь.
Монах развернулся и пошел вниз. Подождал минуту, потом пятеро Братьев подтащили к нему тело Николаса.
– Да, – донеслось из-под капюшона, – это он.
Человек, убивший отшельника, с ножом в руке наклонился над телом, выискивая неповрежденное место, куда можно было воткнуть клинок. И вдруг замер, приглядываясь…
– Не так, – раздраженно проговорил монах. – Сожгите труп и возвращайтесь в лагерь.
Полусотня, выстроившись длинной цепочкой, потянулась обратно в лес. Двое – тот, с ножом, и крепкий толстоногий парень с широким крестьянским лицом, вооруженный саблей и мушкетом, остались над телом. На обоих были шляпы без полей, с торчащими красными петушиными перьями.
– Чего его жечь-то? – сказал, скривившись, толстоногий. – И так сгниет.
Тогда заговорил другой. Голос звучал гнусаво, точно ноздри этого человека вовсе не пропускали воздух:
– Господин Мартин приказал. А ежели приказал господин Мартин, все равно что приказали его сиятельство. Не рассуждай, дубина! Тяни его вон туда, наверх, прямо на кострище…
Парень вздохнул и, наклонившись, взял тело за ноги. С большим трудом проделал несколько шагов и отпустил ношу.
– Тяжелый, гад! – сдавленно выговорил он. – Может, по кускам?..
Гнусавый выругался, сунул нож за пояс и подхватил тело за руки. Но и вдвоем они пронесли Николаса только до середины склона
– А хрен с ним! – задыхаясь, сказал гнусавый. – Спалим здесь. Беги за хворостом.
– А чего я-то?
– Беги, кому сказано! Это когда его сиятельство раздавит вонючку-императора и дарует тебе графский титул, будешь распоряжаться, а пока – делай, что говорят!
Парень раздраженно сплюнул и заспешил вниз. Когда он скрылся за деревьями, гнусавый присел рядом с телом. Множество трупов, застывающих вокруг, вовсе не смущали его. Он насвистывал что-то, подбрасывая в руке нож. Кривой клинок с деревянной рукоятью подлетал невысоко и, падая, вонзался в сырую от утренней росы землю. В очередной раз выдернув нож, гнусавый придержал его в руке, усмехнулся какой-то своей мысли и подбросил оружие так, чтобы оно воткнулось в грудь трупа.
Тяжелое лезвие только ударилось в недвижную плоть, не воткнулось. И гнусавому показалось, что тело вздрогнуло. Он прервал свой свист, подполз на коленях поближе и склонился над лицом, покрытым сплошной коркой запекшейся крови.
