– Черная Стрела погибла в ледяном кубе. Кошмара – в огненном дыхании дракона. Хочешь узнать, как умрешь ты?
Он резко, так, что позвонки Энедики хрустнули и шею пронзила боль, повернул голову эльфки. Энедика заметила огромный, в половину человеческого роста, муравейник на краю полянки, еще когда партизаны разбивали здесь лагерь. Но тогда она не сочла соседство опасным – муравейник уже закрылся на ночь, а утром эльфы собирались уйти. Однако сейчас муравейник в ее глазах увеличился до размеров погребального кургана. Впрочем, дом трудолюбивых насекомых и должен был вскоре стать могилой для Энедики.
Хорошая новость – до утра муравейник не откроется. Хотя, конечно, Крон может открыть его и магически… Тяни время!
– Надо бы тебе кое-что медом намазать, для усиления эффекта, но меда нет, – задумчиво сказал Крон.
Сердце Энедики оборвалось, но на этот раз усилием воли ей удалось удержаться на грани беспамятства.
– Ваш сластена все сожрал, прежде чем я успел до него добраться, – с сожалением закончил оборотень. – Даже туесок вылизал.
Партизанка глубоко вдохнула и крепко стиснула зубы, чтобы не услаждать слух врага их стуком.
– Придется тебя трахнуть, – сообщил Крон.
Он сказал этого без всякого намека на сладострастие, устало и буднично. Маг начал расстегивать куртку Энедики.
Хорошая новость – он не некрофил. Но, возможно, садист. Возможно, удастся довести его, чтобы он убил меня сам…
– К чему все эти разговоры? – произнесла эльфка. – Хочешь меня трахнуть? Трахай. Хочешь посадить на муравейник? Валяй. Я вся в твоей власти. Или ты хочешь пообещать мне жизнь в обмен на что-то? Темные эльфы своих не предают, запомни это, маг.
Крон отрицательно покачал головой:
– Нет, Энедика, ты не можешь выбрать жизнь. Я убью тебя ради того же, ради чего вы сожгли Приморский квартал.
«Ну, конечно, – мрачно подумала эльфка. – Этого следовало ожидать».
– Я убью тебя для устрашения, – продолжал Крон. – Но ты можешь выбрать смерть. Ты можешь умереть на муравейнике, медленно пожираемая изнутри. А можешь и так.
Маг поднял валявшийся на земле кинжал. По резьбе на рукоятке эльфка узнала свой собственный клинок. Крон медленно провел тупой стороной лезвия по горлу и груди Энедики.
– Ну так что? – осведомился он. – Может быть, тебе вспомнилось что-нибудь интересное?
– Нет, – хрипло ответила эльфка. – Я неудачно приложилась башкой о корень, когда ты меня чарами скрутил. Полная и абсолютная амнезия. К сожалению.
Крон негромко рассмеялся, снял куртку с эльфки, разорвал блузку. Оборотень наклонился, коснулся губами ее груди. С удивлением, которое оказалось даже сильнее ужаса, Энедика почувствовала, как твердеют ее соски. Маг распустил ее пояс и стянул штаны. В ягодицы эльфки немедленно впились сухие травинки и колючки. Энедике это показалось предвестником того, что ожидало ее вскоре. Эльфка отвернулась, чтобы не видеть муравейника. Крон лег на нее.
Имперский маг оказался совсем легким.
Говори с ним. Тяни время…
– Развяжи меня, – пробормотала эльфка. – Ослабь чары…
– Зачем? Тебе не улизнуть. Я маг пятого класса, Энедика.
– Тогда тебе тем более нечего опасаться, – ответила эльфка. – Я хочу получить немного удовольствия перед смертью. Все удовольствие, которое ты можешь дать.
Крон засмеялся – на этот раз в голос.
– Мне говорили, что вы, сидхи, развратная раса, – сказал маг. – Но я не думал, что настолько. Но, пожалуй, мне это нравится. Ты умрешь от этого удовольствия – и тем не менее хочешь получить все.
Несколько секунд они молча смотрели друг другу в глаза.
– Не так уж много я и могу, – сказал он честно.
Маг ловко перевернул ее на живот. Эльфка почувствовала, как ослабевают невидимые путы, и уперлась руками в землю. Крон обхватил ее за талию и поставил на четвереньки.
– Любишь по-собачьи? – спросила Энедика.
– Я люблю по-разному, – ответил Крон. – Мы в лесу. Ежей тут точно нет ни одного в округе, а вот тролли и гоблины любят шастать по ночам. Я хочу быть уверен, что никто не ущипнет меня за зад, пока я буду тут развлекаться с тобой.
– А ты не мог бы… – смущаясь, сказала эльфка.
– Что?
– Принять свой истинный облик, – тихо сказала Энедика. – Если тролль и заглянет к нам, в человеческом облике ты проиграешь схватку. А так не надо будет тратить время на превращение…
Когда ты будешь превращаться, я прочту твою ауру. Возможно, я успею пережать твой канал воли… и разума…
– Тебе будет больно, – ответил Крон.
Кто бы мог подумать – он не садист…
– Мне в любом случае будет больно.
Над поляной снова задрожала мощная волна Чи. Энедика расслабилась, настраиваясь на ауру мага.
Есть!
Вот они, каналы разума и чувственности. Хвала Мель-кору, он маг Воздуха, а не Огня, каналов жизненной энергии антагониста я просто не увидела бы. Надо полагать, это они, хотя другого цвета, чем у людей, и расположены чуть иначе. И теперь – слегка коснуться их… Немного сострадания… Немного сочувствия… Крон, ведь я тебе ничего не сделала. Я слабая женщина, а если говорить о государственных интересах, но это не мы подожгли тот злополучный квартал. Клянусь всеми богами, не мы. Хочешъ найти виновных – ищи гораздо ближе… Тебе не за что убивать меня. Это будет ошибкой.
Когда Крон вошел в нее, Энедика вскрикнула – нервно, не от возбуждения. Крон был нетороплив – и только перед самым финалом она поняла, чего ему стоила эта неторопливость. Маг был обстоятелен и последователен, хотя без особой фантазии. Энедика подумала, что заниматься с ним сексом постоянно было бы скучно – для него это не было игрой, как для нее, как для Халлена или Тавартэра, а было процессом, к которому он подходил тщательно и кропотливо. Профессионально, неожиданно подумала она. Если только к сексу можно подходить профессионально….
Еще она подумала, что таков, должно быть, супружеский секс, когда уже нет новизны и нетерпения страсти, когда уже известны все самые тайные уголки.
Оргазм оказался неожиданно сильным.
– Энедика, Энедика, – услышала она чуть хриплый голос имперского мага. – Что же мне делать? Надо посадить тебя на муравейник и идти, но ты понимаешь, я… я только что убил женщину, с которой трахался. И мне не хочется возводить это в традицию.
– Похвальное желание, – пробормотала эльфка расслабленно. – А за что ты ее убил?
Крон выдохнул жестко, так, словно убивал в себе крик.
– Смелее, – ободрила его Энедика. – Свое семя ты в меня уже излил, почему бы ни излить свое горе? Я сегодня умру, не забывай.
