– Я знал отца Ивора, – кивнул Конан. – Несколько дней тому назад я сам уничтожил его. Это было под королевским дворцом.
Спутники Конана разразились удивленными возгласами. Но старый шаман только коротко кивнул, как будто Конан лишь подтвердил то, что и так было ему известно. Он тихонько захихикал.
– А теперь где-то там, в твоем варварском уме, бродит мыслишка, небось, что Агохофу было бы куда труднее напускать на тебя свои наваждения, если бы ты забрался куда-нибудь в священное место Харанги. Сидя в логове зверя, можно не опасаться другого зверя, так ты думаешь, а?
Конан только молча пожал плечами под циклопическим взором старца.
Долгое и задумчивое молчание тянулось, пока шаман, отвернувшись, созерцал высящийся вдалеке хребет. Затем он обратил свое спокойное, просветленное лицо к Конану:
– Я предостерегаю тебя, Конан, Дробитель Черепов и прочая и прочая, подумай хорошенько, прежде чем решаться на такой шаг. – Старец собрал свое чело в складки. – Много видов различной магии затрагивают наш мир. И многие из этих видов – злы и смертельно опасны. Вряд ли магия захочет служить твоим жалким планам.
Но Конан из Киммерии стоял перед ним неподвижно.
– Что ж, раз ты такой отважный, что не боишься опасности и готов отвечать за последствия, то иди. – Шаман пожал плечами и отпустил его, обратившись к плосконосому вождю, сказав тому два-три слова, после чего скрылся в хижине. Грязная занавеска упала, и шаман исчез из виду.
– Идемте, – сказал верховный вождь Конану, – мои люди проводят тебя к Заманасу. Пусть все духи гор защитят тебя в твоем юношеском безумии.
ПЛАТО ЗАМАНАС
Несколько дней спустя Конан вышел из восьмиугольной палатки и закрыл за собой полог. Сонные женские голоса были еле слышны у него за спиной. Стояло раннее утро. Только несколько наемников были на ногах. Конан кивнул Сидре, женщине из рода гундеров, с каштановыми волосами, которая стояла на страже у восьмиугольной палатки женского лагеря. Она одарила его солнечной улыбкой, после чего вновь ее лицо приняло настороженное выражение. Ее руки крепко сжимали щит и меч.
Солдаты, казалось, привыкли к тому, что Конан проводит ночи в шатре у женщин. По всему лагерю об этом, разумеется, гуляли разнообразные сплетни. Конан об этом тоже знал. Он приветливо поздоровался с одним из солдат, который сидел в кустах со спущенными штанами. Тот поглядел на него с некоторым недоверием. Он видел, как Конан вышел из женского шатра.
Еще больше народу не спало в центре плато, где острый, как бритва, хребет не скрывал встающего солнца. Люди отдыхали – бродили взад-вперед, болтали, валялись на солнышке, встречая еще один день, наполненный ленью и скукой. Киммерийца встретили скабрезными шутками, ухмылками и гримасами; тот старательно не замечал всего этого.
Недавние страхи и отвращение солдат к плато Заманас исчезли почти бесследно за то время, что они здесь находились. Переход из деревни оказался легким, хотя проводник из Харанги оставил их возле реки, заявив, что ни один человек из их племени, по крайней мере на его памяти, ни разу еще не пересекал этих вод. Подъем шел по каменному пологому склону, где почти не было кустов. Конан нашел, что это куда легче, чем карабкаться по соседним горам. Дорога шла по самому гребню; с обеих сторон тянулся отвесный обрыв, так что это место было очень легко оборонять.
Плато было широким, пологим, здесь обстояло неплохо с водой. Образовано оно выветренным розоватым камнем, который разительно отличался от пород, слагающих окрестные горы. Однако на вершине плато имелась почва, где росли деревья и трава, необходимая для лошадей. Здесь не видно было ни пещер, ни руин, где могла бы таиться опасность. Только два бледных разновеликих монолита высились в центре плато. Да и сами монолиты при ближайшем рассмотрении, с их неправильной цилиндрической формой, увенчанные округлыми навершиями, казались скорее творением матушки-природы, нежели созданием человеческих рук.
В первый день солдаты затеяли охоту, которая принесла неплохую добычу. И ничего не случилось такого, что нарушило бы покой людей. Наемники наконец успокоились и начали вести довольно-таки приятную спокойную жизнь. Дни шли, люди отдыхали, чинили вещи, вострили оружие. Искусные игроки обогащались, подвергаясь в свою очередь опасности быть ограбленными или зарезанными. Конана начало всерьез уже беспокоить безделье, которому предавались его люди.
Киммериец позавтракал овсянкой из солдатского котла, который курился паром над тлеющими углями, на закуску проглотив несколько фиг. Когда он жевал сухие фиги, его приветствовал Аки Вадсай:
– Да благословит тебя Тарим, Конан. – Он присел на корточки, по обыкновению уроженцев пустыни, возле Конана. – Еще ни одной весточки от мятежников?
– Нет, Аки Вадсай. Нам нужно послать еще одного всадника на тот случай, если первому не повезло на дороге или же он поддался соблазну,
– Да. – Аки Вадсай нахмурился. – Благо родная девица Евлалия хотела послать нам весточку о том, как развиваются события. Я только надеюсь, что принц не уничтожил все ее надежды.
Конан кивнул:
– Похоже, кофийские легионеры потеряли-таки наш след. Жаль! Мне хотелось бы, чтобы они сунулись сюда вслед за нами. Возможно, они отправились назад, в Тантизиум, помочь Ивору справиться с народными волнениями. – Он пожал плечами. – Как бы то ни было, а наши наемники, похоже, засиделись на месте. Так что чем скорее начнутся военные действия, тем…
Он замолчал, прислушиваясь к крикам, доносящимся из той части лагеря, где стоял отряд Конана. Конан поднялся и вскочил на валун, чтобы лучше видеть, что там случилось. Он еще думал, что эти крики были сигналом тревоги. Неужели неприятель или атака? Но люди кричали, что им нужна веревка.
– Похоже, у одной из моих мартышек возникли трудности, – сказал он Аки Вадсаю. – Пойду погляжу, что случилось, а то они окончательно спятят.
Другой капитан с пониманием кивнул.
Конан с трудом заставлял себя не бежать, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Он приблизился к обрыву, где собралась уже толпа наемников. Иные хохотали и хлопали себя по бокам, другие с искренней тревогой глядели в пропасть. Один из таких подбежал к Конану:
– Господин, северянин Гайдар – он полез вниз по склону. Набрел на невезуху. Хотел схватить жирную ящерицу, чтобы слопать. И не может подняться наверх. – Солдат с растрепанной бородой, моргая, глядел на Конана. – Он совсем с ума сошел. Нам нужна веревка…
– Ну, это еще неизвестно, по кому веревка плачет, – прервал его Конан, – по нему или по его спасателям. Что он так разоряется?
