— Нет, — отозвался Кантор, не понимая головы. — Мне просто так удобнее, а уснуть я все равно не смогу. Продолжай, я слушаю. Так это у тебя хинская школа?
— Да. Она предусматривает определенную систему, определенный порядок действий… и совсем не предусматривает, что объект надо изувечить в первые же сутки. Между прочим, уморить объект раньше времени считается непростительным промахом в работе и полной халтурой. А этот Фернан со своими яйцами… тоже мне знаток мистралийской психологии! Озабоченный какой-то. Он сам-то не мистралиец, часом?
— А я что, произвожу впечатление озабоченного? — обиделся Кантор.
— Не знаю, но видно было, как ты переживал за свои яйца каждый раз, когда Фернан советовал за них взяться, — засмеялся Тедди, заглянул в пустую бутылку и убрал ее с табурета. — А что ты ничего не ешь?
— Не могу. Тедди, а если ты видел, что я так уж переживаю, почему не попробовал?
— Потому что… как бы тебе объяснить… Ты не просто боялся с ними расстаться, ты мысленно с ними уже расставался. То есть был готов пожертвовать самым ценным и все равно ничего не сказать. Это обычно видно по лицу, по глазам… и вообще, хороший палач такие вещи чувствует. И если вероятность, что объект окочурится, значительно перевешивает вероятность, что он расколется, то какой смысл тогда в таком бесполезном действии? Лучше не торопиться, а работать методично и по порядку. Возможно, суток через семь мне бы удалось тебя расколоть… Убери свои два пальца, хвастун. Впрочем, особо стойкие объекты, которые не раскалывались ни при каких обстоятельствах, мне тоже попадались… Насчет тебя не уверен, честно, не уверен. А проверить уже не получится.
— Тогда поверь мне на слово, потому что я уверен.
— А почему это ты так уверен?
— Потому что… до тебя проверяли. А в твоей системе что-то есть такое… правильное что-то в ней есть.
— Да? — рассмеялся палач. — Как радостно это слышать! Если вдруг так случится, что тебя все-таки не убьют, могу взять в ученики.
— Да нет, спасибо. Староват я новую профессию осваивать.
— Ну как хочешь. Что-то ты совсем опечалился, неужели все так плохо? Могло быть и хуже, между прочим. Или просто вспомнил, как проверяли? Нет, явно тебе в прошлый раз никудышный специалист попался, стоит на твою физиономию посмотреть, сразу видно. Чем бы тебя отвлечь… может, анекдот рассказать?
— Расскажи лучше, что в мире делается, — попросил Кантор, которому было не до анекдотов.
— В мире? А вот, к примеру, в Ортане короля убили. Прямо на свадьбе, говорят. Женился, на свою голову…
— Короля? — переспросил Кантор, не поднимая лица, чтобы сообразительный Тедди не увидел его выражения и опять не сделал выводов. — Как? Кто убил? Какая-то ревнивая дама?
— Не поверишь — жена хинского императора.
— А ей-то зачем?
— Демоны их знают, этих хинов, они все немного с приветом… Даже мой наставник, мир его праху, очень странный был человек. Вот помню как-то…
Кантор старательно сделал вид, что ему очень интересны рассуждения о покойном наставнике и ненормальных хинах, хотя на самом деле его мысли были совсем о другом. Почему-то вспомнилась последняя встреча с его величеством на кухне у Ольги, как его сердило то, что она вечно с таким умилением встречает короля, а он ее обнимает. Ну с чего было беситься, пусть бы себе обнимал… А потом мысли сами собой перескочили на Ольгу. «Бедная девчонка, бывают же такие невезучие! Вчера король, завтра я… чуть ли не в один день. То ли и в самом деле проклятие? Может, я — это вовсе не я, а настоящий я давно умер и теперь вот… живых соперников разгоняю?»
«Ты что, опять умом тронулся? — возник из ниоткуда внутренний голос. — С чего бы это я сам себя отгонял от своей девушки? Не выдумывай ерунды, не думал я умирать, и, кажется, я тебе уже говорил, что я — это ты. А раз уж речь зашла о девушке, при чем тут король? Ты что, до сих пор ревнуешь, дурак набитый?»
«Сам дурак, — не остался в долгу Кантор. — Не ревную я, а просто… Она же его любит. Пусть не так, как меня, но все равно убиваться будет, как по родному. А я еще додумался попросить Амарго, чтобы ей передали, если меня убьют. Вот будет кстати, завтра только с похорон короля придет, а ей тут еще одна приятная новость…»
«Но ты же еще жив», — по-прежнему не унимался внутренний голос.
«Вопрос времени», — устало отмахнулся Кантор.
«Ты это брось, — продолжал возмущаться голос. — Ты что девушке обещал? Выжить и вернуться. Изволь держать слово, а не распускать сопли. Хотя короля, конечно, жалко».
«Жалко, — согласился Кантор. — Как же это они так облажались, предсказатели наши? Говорили „застрелится“… вот и верь им на слово!»
«А разве не правда? — печально напомнил голос. — Мафей тебе предсказывал? Сбылось?»
«Еще как, — проворчал Кантор. — Только вот, помнится, еще один великий ясновидец мне тоже предсказывал… Мальчик и девочка у меня, видите ли, будут! Оракул хренов, мать его… Или просто соврал, утешить хотел? Как он хоть там, не навернулся ли со своей скалы…»
«А чего ты, собственно, ноешь, — рассердился внутренний голос. — Будешь сидеть и ждать, что тебя кто-то спасет, так и в самом деле досидишься… до совсем противоположного. С каких это пор ты стал надеяться на постороннюю помощь? Наверное, и в самом деле вредно слушать предсказателей. Расслабляешься».
«Тебе бы так расслабляться, — рассердился и Кантор. — Заткнись, язва ехидная! Без тебя тошно! И спина болит».
«У меня тоже болит, — отозвался голос. — Это, между прочим, и моя спина. Но дело-то не в том! Давай что-то делать, не сиди так! Я жить хочу, в конце концов!»
«Заткнись, — повторил Кантор. — Все хотят жить. И я тоже. Только хотеть надо в меру, а ты, я гляжу, хочешь жить больше, чем следует. Вот и начинаешь дергаться, паниковать и подбивать меня на безнадежные авантюры. Я лучше знаю, когда надо действовать, а когда не стоит. Вот сейчас как раз не время. Тедди не дурак, все мои возможные выходки у него предусмотрены, и позориться в очередной раз мне никак не хочется. Вспомни табуретку. И не лезь. Ты мне мешаешь».
— Эй, ты там не заснул? — окликнул его Тедди. — Что-то притих.
— Просто задумался, — отозвался Кантор, приподнимая голову. — Я не сплю. И что особенно противно, в полном сознании.
— Что, так плохо?
— А то хорошо! Ты как спросишь… Ты свою систему на себе никогда не пробовал?
— Как сказать… — усмехнулся палач. — Мой наставник считал, что хороший палач должен в полной мере осознавать, что чувствует его объект… я же говорил, хины все слегка ненормальные.
— Почему только хины?
— Это верно, мистралийцы тоже! — довольно расхохотался толстяк. — Ладно, я вижу, тебе и в самом деле не до бесед, так что пойду домой, а ты попробуй все же поспать. Может, завтра опять встретимся на прежнем месте.
