Беккет промолчал, не сводя с него взгляда. Теперь уж чувство юмора начисто покинуло его.
— Я знаю, — сказал монах, — о ваших отношениях с церковью. Я хочу сделать вам выгодное предложение, и надеюсь, что вы откликнетесь. Для такого, как вы, это дело не представляет никаких трудностей. Его можно изложить в нескольких словах.
Беккет хмыкнул.
— Ваше предложение имеет отношение ко мне?
— Оно имеет отношение к рукописи, украденной из университетской библиотеки час или два назад.
— Это же сущая мелочь!
— Может быть. Но рукопись была спрятана в древней и почти неизвестной книге.
— Так как вы узнали о ней? И что она собой представляет?
— Я не знал о ней, пока вор не нашел ее. И до сих пор не знаю, что она содержит.
— А древняя книга?
— Она была написана много лет назад путешественником по имени Тейлор, который пересек Затерянные Земли.
Беккет нахмурился.
— Я слышал о Тейлоре. Ходили слухи, будто он там что-то нашел. Я не знал, что он написал книгу.
— Этого почти никто не знал. Ее переписали только однажды. И эта копия у нас.
— Вы читали ее, сэр Монах?
Монах пожал плечами.
— До сих пор она не представляла для меня интереса. Так много книг надо прочесть. Да и не стоит принимать за чистую монету басни путешественников.
— А рукопись?..
— Учитывая, как тщательно она была скрыта пол переплетом книги, она представляет определенную ценность. Иначе чего ради было прятать ее?
— Интересно, — мягко сказал Беккет. — Очень интересно. Но пока я не вижу, в чем ее ценность.
— Если она не представляет ценности, значит, вы мне ничего не будете должны. Я же бьюсь об заклад, что она на самом деле ценна.
— Значит, джентльменское соглашение?
— Да, — сказал монах, — джентльменское соглашение. Рукопись нашел Марк Корнуэлл, ученый. Он живет на верхнем этаже гостиницы “Король и Хлеб”, в северо-западном ее углу, на чердаке.
Беккет нахмурился.
— Корнуэлл?
— Несносный тип, который явился откуда-то с Запада. Студентом он был хорошим, но уж очень мрачен. Друзей у него не было. А из вещей только то, что на нем надето. После того, как все его однокурсники уехали, вполне довольные полученным образованием, он остался. И остался, я думаю, из принципа, ибо мне кажется, он интересуется Старцами.
— Что это значит — интересуется Старцами?
— Он думает, что они на самом деле существуют. Он изучал их язык и те документы, которые предположительно написаны на их языке. Есть и несколько книг на нем. Их он тоже изучал.
— Почему он проявляет такой интерес к Старцам?
Монах покачал головой.
— Не знаю. Я не знаю этого человека. Я говорил с ним только раз или два. Возможно, им руководит любопытство. А, может, что-то еще.
— Может быть, он считал, что Тейлор написал о Старцах.
— Вполне возможно. Я не читал его книги.
— Значит, рукопись у Корнуэлла. Должно быть, он спрятал ее.
— Сомневаюсь, чтобы она была спрятана. А если и да, то вряд ли тщательно. У него нет оснований считать, что его кража разоблачена. Я наблюдал за ним и видел, как он это сделал. Я дал ему уйти. Не пытался его остановить. Он не мог знать, что я нахожусь в библиотеке.
— Не кажется ли вам, сэр Монах, что этот наш ученый приятель с такими шаловливыми пальцами склоняется к ереси?
— Это, мастер Беккет, вам судить. Чтобы дать дефиницию тому, что нам кажется ересью, требуется очень умный человек.
— Вы не считаете, что ересь носит политический характер?
— Я никогда над этим не задумывался.
— В таком случае при определенных условиях и университет сам по себе, или, более точно, ваша библиотека может попасть под подозрение из-за тех материалов, которые хранятся на ее полках.
— Могу вас заверить, что в этих книгах нет ни следа присутствия дьявола. Там есть только инструкции, как бороться против ереси.
— Поскольку вы так уверены, оставим эту тему в покое, — сказал Беккет. — Что же касается всего остального, я могу предположить, что вы не беретесь лично вернуть рукопись и предоставить ее в наше распоряжение.
Монах поежился.
— У меня не хватает духу на такую операцию, — сказал он. — Я сообщил вам, и этого достаточно.
— Как вы узнали, что мы в городе?
— У города есть уши. И почти обо всем, что тут происходит, становится известно.
— И чувствуется, что вы очень внимательно прислушиваетесь.
— Да, у меня есть такая привычка, — согласился монах.
— Очень хорошо, — сказал Беккет. — Значит, договорились. Если пропавшее имущество будет найдено и удастся установить, что оно имеет определенную ценность, я сообщу вам. Этого вы хотели от меня?
Монах молча кивнул.
— В таком случае я должен знать ваше имя.
— Я брат Освальд, — сказал монах.
— Я накрепко запомню его, — сказал Беккет. — Допивайте свое вино. Пора приниматься за работу. “Король и Хлеб”, вы сказали?
Кивнув, монах приник к кружке. Беккет встал, подошел к своим людям, потом вернулся обратно.
— Вы не пожалеете, — сказал он, — что обратились ко мне.
— Надеюсь, — ответил брат Освальд.
Допив вино, он поставил кубок на стол.
— Мы еще увидимся?
— Нет, пока вы мне не понадобитесь.
Монах поплотнее завернулся в рясу и вышел за дверь.
Луна освещала остроконечные гребешки крыш, которые нависали над узкой улицей, но вокруг стояла тьма. Он осторожно двинулся вперед, нащупывая путь по скользким булыжникам мостовой.
Когда он вышел, от дверей отпрянула тень.
В темноте мгновенным отблеском сверкнул нож. Монах дернулся, издав булькающий звук, руки его заскребли по камню стены, а из горла с хрипом хлынул поток крови. Затем он затих. Тело его нашли только утром.
Джиб с Болот встал еще до восхода солнца. Он всегда поднимался до рассвета, но в этот день ему предстояло сделать особенно много. Гномы пообещали ему, что сегодня будет готов новый топор. Он был ему необходим. У старого совершенно сточилось лезвие, и он не справлялся с делом, сколько Джиб ни правил его на куске песчаника.
Обычно в это время года болота были затянуты низким туманом, но сегодня утро выдалось ясным. Лишь над островком, где притулилась небольшая рощица, висело несколько белесых клочков. К югу и востоку тянулись бесконечные болотистые пространства, коричневатые и серебристые, заросшие травой и кустарником. В соседнем пруду плескались утки и, стелясь по воде, к ним пыталась подобраться мускусная крыса. Где-то далеко вскрикивала цапля. На западе и севере к нему тянулись лесистые холмы, поросшие дубами, кленами, гикори; кое-где листья уже были тронуты первым прикосновением осени.
