А по приезде в Город, все еще пребывая в легкой меланхолии, поддалась на Галькины уговоры и согласилась на "стрелку" с ней и таинственным новым парнем (целью стала, разумеется, демонстрация последнего). Увидев Андрея впервые, неслышно про себя ахнула: до чего же похож на того курортного плэйбоя!.. Ну, хоть хватило ума и силы воли не влюбиться в парня подруги. (Андрюша сам в этом подсобил, вовремя вернул с небес на землю, как он это умеет.) Галька, наверно, перед встречей разболтала, что подружка только-только вернулась с моря, Андрэ уже весь в ожидании, и тут глазам предстает нечто белое с розовым в ореоле распатланных волос… И Андрюша с обаятельной улыбкой отмочил свой первый — но далеко не последний! — фирменный прикол: при виде Янки мечтательно закатил глаза и провозгласил на все кафе:
— Девочка цвета шоколада!
Галька недоуменно на него вытаращилась, хлопая растерянными черными глазами с заметно размазанной из-за жары тушью, и тот со снисходительной физиономией пояснил:
— Белого.
С тех пор и повелось, слово за слово… По Галиному остроумному определению, как кошка с собакой.
Кто же мог подумать, что всего через месяц, уже в начале сентября закрутится у Янки такая активная личная жизнь! Аж чересчур активная. И что теперь с Сергеем делать, как объясняться — непонятно, непонятно… Угрызений совести по поводу своего бегства с босяцкой вечеринки она, само собой, не испытывает, но ситуация все равно не из приятных.
Глава одиннадцатая. История…
— Позвольте замереть в глубоком пардоне!
— Позволяю.
(Из к-ф "Гардемарины, вперед!")
Уже засыпая, Янка вспомнила про сегодняшние рекомендации Мартына и колоссальным волевым усилием заставила себя включить круглую ночную лампу на тумбочке у кровати. Даже ее неяркий приглушенный свет бесчеловечно бил в глаза, Яна обождала полминуты, борясь со сном, и сквозь полу-зажмуренные веки стала рассматривать свои руки. Но — увы и ах! — те выглядели самыми обыкновенными: с тонкими длинными пальцами (за которые ее во втором классе преобидно дразнили) и средней длины продолговатыми ногтями со следами синей пасты. До Алинки с ее маникюром, конечно, далековасто… Единственной приметной чертой был указательный палец, самодовольно изогнутый вверх, словно бы курносый, как его хозяйка. А больше ничего — ну руки тебе как руки…
Ухмыляясь сама себе, Янка из какого-то озорства вслух размеренным голосом пересчитала на каждой руке пальцы, довольно хихикнула и с чувством выполненного долга погасила свет. Но сон пропал без следа, точно обиделся за оказанное ему неуважение. На электронных часах у кровати грозно высветилась цифра одиннадцать, за нею двенадцать, а она все не спала, лишь проваливалась иногда в легкую полудрему. А потом закрутилось что-то непонятное, и опять было не разобрать: то ли это сон такой, то ли самый обычный реал…
Дело было так: она шла по бабушкиному саду, засыпанному поразительно яркими золотыми листьями с пляшущими на них солнечными бликами, а прямо над головой раскинулось пронзительно-синее небо. От этого буйства красок накатило ожидание чего-то праздничного и почти что сказочного, как в детстве перед Новым годом. Да и сад был не совсем обычный, насквозь пронизанный солнцем и словно живой… За забором на здоровенной соседской яблоне сидели незнакомые ей хулиганистого вида мальчишки и с разбойничьим свистом трясли несчастное дерево изо всех сил. Янка про себя возмутилась и раскрыла было рот, чтоб призвать их к порядку, но тут прямо под ноги подкатилось крупное желтобокое яблоко с аппетитным розовым румянцем. Она его проворно подобрала и от души надкусила с румяной стороны, но вкуса не почувствовала: в поле зрения попали руки. Они тоже были вопиюще-странными, не такими, как полагается: чересчур бледные, с заметными синеватыми жилками, будто прозрачные. И пальцы ненормально длинные, слишком тонкие, и не пять их, а шесть…
Что самое любопытное, никаких особенных чувств — беспокойства там, страха или вполне объяснимой паники — эти неподобающего образа конечности у Яны не вызвали. После первой мимолетной вспышки удивления все показалось в порядке вещей. Еще одно мгновение — и она взмахнула своими длиннопалыми руками, как невиданная птица, и свечкой взмыла вверх, и полетела, едва не касаясь верхушек расцвеченных деревьев, медленно поднимаясь все выше и выше в синее небо… И дух перехватило от небывалого головокружительного счастья, даже трудно стало дышать.
Проснувшись от басовитого ворчания будильника, Яна долго не могла прийти в себя, снова и снова переживала в мыслях свой ликующий полет. Вот это было здорово, давненько она так не летала! Сам сон, кажется, не вещий, но на безрыбье и рак рыба — уже кое-что. (С другой стороны, вдруг в нем содержится какая-то важная информация, которую ей во что бы то ни стало нужно расшифровать?) Единственный минус, с контролем ничего не вышло: скорей это оно, сновидение, ее контролировало… Но все равно это хороший знак: неужели ей вернули отобранные еще в сентябре разноцветные сны? Может быть, она вышла на какую-то новую ступень ясновидения? Знать бы еще, на какую…
"У меня было три испытания, — возникла неожиданная "посторонняя" мысль. — Сначала Юлька, потом Дуб, и наконец резервуар энергии в клубе… Хоть с резервуаром я сплоховала, это да… И последний, самый главный тест был вчера, на дне рожденья у Эдика. Там меня проверяли на прочность. Ну и ну…"
Понедельник начинался по всем параметрам удачно: Янке посчастливилось проскользнуть в ванную перед самым носом Ярослава и победно хлопнуть дверью. Брателло в негодовании взревел не своим голосом:
— Вот Ихтиандр!
И ушел в универ немытый, не захотел ее ждать. Яна решила специально для него проявить неслыханную сознательность и уложилась в рекордные двадцать минут вместо обычного часа или двух, а он не оценил!..
— Звонил твой орел, бросил трубку! — крикнул через дверь ванной отец. — Боится меня. — Немного помолчал и с заметным удовольствием припечатал: — И правильно делает!
"Сережка, наверное. Или Богдан? Нет, если бросил трубку, то это Сережа…" — по какой-то загадочной ассоциации с "орлами" Янка незаметно для себя распелась под плескание воды, как восходящая оперная звезда. Сперва негромко так, с деликатностью, но через минуту забыла обо всем на свете и выводила уже с чувством, в полный голос:
— Орленок, орленок, блесни опереньем,
Собою затми белый свет!
Не хочется думать о смерти, поверь мне,
В шестнадцать мальчишеских лет…
Песня была еще с детства любимая, перенятая от мамы (та пела когда-то в студенческом хоре). Распевали обычно по вечерам на пару с Яриком — соревновались, кто кого перекричит. Слова с тех пор подзабылись, но вчера во время вечернего заточения из-за маминой разговорчивой подруги на глаза удачно донельзя попался потрепанный песенник советских времен, в патриотической красной обложке. Янка до того увлеклась, что зачиталась им допоздна (чтобы было моральное оправдание не решать на пятницу задачи по химии). Хорошая все-таки песня этот "Орленок", задушевная! И про гордый "Варяг" тоже ничего, только там потруднее будет, всего не упомнишь…
