— Вот проклятие, — прошипел он сквозь зубы. — Проклятие! Он завертелся на месте, пытаясь определить, где он находится. Позади него высилась громадная бетонная стена, у основания которой выстроился целый ряд каких-то навесов. Посреди дороги высилась громадная куча горящего мусора, куда то и дело сбрасывали мешки босые мужчины в форме городских служащих по уборке мусора. Рядом с костром, по такой же куче мусора, но еще не горящей, бродили женщины по щиколотку в отбросах и выуживали у себя из-под ног пластиковую и стеклянную тару. Вонь стояла неописуемая.
— Послушай, дядя, — обратился Алиф к какому-то пожилому мужчине неподалеку, сутулому, но с шикарной золотистой шевелюрой только начинающих седеть волос. — Это что за район? Как здесь достать такси?
Старичок кашлянул и чуть не рассмеялся, обнажая то, что у него осталось от зубов:
— Это место, кажется, и названия никакого не имеет. Мы зовем его «Мусорная Яма». А тебе куда нужно попасть?
— В Старый Квартал, — в отчаянии произнес Алиф и принялся вглядываться в даль в надежде увидеть заветное черно-белое такси.
— Это далеко. Я сам могу отвезти тебя туда за тридцать динаров.
Алиф неуверенно оглядел босоногого старика.
— На чем ты меня отвезешь? На мусоре и на навозе?
— На Абрикосе.
И он указал куда-то в сторону, где стояла небольшая повозка с впряженным в нее отвратительным ослом, по-видимому, тем самым Абрикосом.
Алиф в отчаянии закусил губу. Он определенно опоздает на встречу.
— Отлично, — отреагировал он и поднял вверх обе руки. — Поехали!
* * *
Через полчаса Алиф подъехал к знаменитой стене Старого Квартала, окончательно одуревший от запаха, исходящего от повозки и самого осла. Он быстро расплатился с возницей, опасаясь, что старик коснется рукой его ладони, на которой лежали смятые купюры. Едва очутившись на земле, Алиф бросился бежать. Мчась что было сил по вымощенной камнем дороге, что вела к университету и в самое сердце Старого Квартала, он ни разу не остановился, чтобы перевести дух, и неустанно думал об Интисар. Он помнил запах ее духов столь отчетливо и ясно, что ему казалось, что он перебивает все, даже куда более резкий «аромат» Абрикоса. Он резко свернул влево на боковую улочку, ведшую к главному входу в университет. Студенты шумными говорливыми группками расходились после дневных занятий, вынимая мобильные телефоны и сигареты и укладывая ноутбуки в рюкзачки. Алифу они казались как-то неестественно расслабленными, не имевшими ни малейшего понятия о нависшей над ним катастрофе и смотревшими на него как на обреченного, несчастного глупца, взвалившего на себя неподъемное бремя безо всякой надежды когда-нибудь сбросить его.
Вдали Алиф услышал голос продавца чая, пробивавшийся сквозь болтовню студентов и еще более подчеркивавший их академический сленг. Крепкий молочный чай, услада вкусу и здоровье телу!.. Если учесть, что Мишель Фуко определил постмодернистский дискурс, надо помнить о его склонности к эмпирике… Крепкий молочный чай, подходи, пока есть!.. Ты, очевидно, полагаешь, что социальный капитал со временем обретет рыночную ценность… Крепкий молочный чай, божественный напиток за пару монет!.. Ты никак не избавишься от колониальных предрассудков, старик… Последнюю фразу он услышал от парня, внешне похожего на индийца, но одетого в мешковатые штаны с накладными карманами и футболку с изображением какой-то волосатой западной группы. Алиф прошмыгнул мимо него, ориентируясь по голосу продавца чая.
Выйдя на условленное место, он не увидел там Интисар. Алиф купил у торговца чашку чаю, сказав, что сдачи не надо. Потягивая горячий, приправленный молотыми специями напиток, он размышлял, придет ли она вообще. Она проверяла электронную почту не так часто, как он. Возможно, она боится встречи с ним. Вероятно, ей нравится капризничать подобным образом, то отвергая его, то одаривая опасными подарками. Именно из-за нее он подверг себя и своих друзей смертельной опасности, именно из-за нее он написал программу, за которую они все могли угодить за решетку. А Интисар оставалась холодной и отстраненной, что сводило его с ума.
Когда он пытался отрепетировать, что и как он ей скажет, в его мозгу одновременно прокручивались два разных сценария. В первом он бросал ей в лицо обвинения, во втором — нежно ее обнимал. Оба сценария кончались тем, что Интисар, дрожа, прижималась к его плечу, бормоча извинения и признаваясь в нерушимой любви. Он залпом допил чай и почувствовал недовольное урчание в животе. Он не должен надеяться, одна лишь надежда могла бы убить его.
Алиф помотал головой, чтобы избавиться от видений, и приказал животу замолчать. День становился все жарче, и солнце приближалось к испепеляющему зениту. Из-за угла вышел мужчина и неспешной походкой приблизился к торговцу чаем. Взяв свой чай, он расплатился мелкой купюрой, махнув рукой, когда торговец протянул ему сдачу. Повернувшись спиной, он осторожно вылил горячую жидкость на землю. Алиф напрягся. Еще двое мужчин, изо всех сил пытавшихся выглядеть раскованными, направлялись к нему со стороны мощенной брусчаткой улочки, ведшей к университетскому городку. Один из них потянулся к какому-то предмету, заткнутому за брючный ремень.
Алиф не стал дожидаться, что они сделают дальше. Бросив пустой стаканчик на землю, он ринулся вперед мимо тележки торговца. Вслед ему кто-то что-то строго рявкнул, видимо, приказывая остановиться и поднять руки. Но он и не думал подчиняться. Набрав в легкие побольше воздуха, он рванулся в проулок, отделявший университетский городок от ближайшего к нему частного дома. Проулок оказался узким (но разве Амидаб Бачан не ускользнул узкими переулками в фильме «Месть и закон»?), так что преследователям придется бежать друг за другом. Он промчался мимо полуразвалившейся кучи досок, оставшихся от какой-то стройки, и взмолился, чтобы случайно торчащий гвоздь впился в ногу кому-нибудь из преследователей. У самого же Алифа ноги жутко болели — он не привык к подобного рода пробежкам. Тяжело дыша, он выскочил из проулка.
Улица, где он оказался, была широкой и в какой-то мере импозантной, ее вымощенную камнем мостовую недавно вымыли. Она уходила вверх в центр Старого Квартала. Прищурившись, Алиф увидел громадный силуэт мечети Аль Башира, четко читавшийся на фоне побелевшего от жары неба и нависавший над старым, эпохи Средних веков, университетским городком. На нестерпимо гудящих ногах Алиф двинулся вверх по улице, лихорадочно соображая, где бы ему спрятаться. Конечно же, из Аль Баширы они не смогут вытащить его в наручниках. У него в кармане запищал телефон. Он не стал отвечать, продолжая мучительное восхождение на вершину холма. Позади он слышал топанье ног по каменным плитам и крики: один из преследователей вызывал подкрепление. Алиф смахнул навернувшиеся от бессилия и отчаяния слезы.