Я никогда не видела охоты с использованием кацца; меня уже тогда упрятали в тюрьму. Но у меня в ушах звучал голос Фалкира. Он говорил, что обучить их так же трудно, как и рашаку, а уйти от них так же невозможно, как от своей судьбы.
— К тому же где-то там есть еще ваша дикая подружка, — сказал мне Халтерн. — Если они ее схватят — а лишь Богине ведомо, где она сейчас может быть! — то наверняка будут знать, что мы здесь. Тогда с нами будет кончено.
— Если они ее схватят.
В первой половине утра дождь превратился в снежную крупу.
— О, Иисус! — крикнула я Телук, которая шла впереди меня, — при такой погоде мы не сможем идти дальше!
Я остановилась и подождала, когда меня догонит Халтерн. Потом обхватила рукой Марика, который с поникшей головой прижался к моему боку.
— В такую погоду никто не сможет двигаться, — прохрипел Халтерн, — как мы, так и кто-либо иной. Скажите этой женщине, что мы не столь выносливы, как говорящие с землей; что нам нужна крыша над головой.
Было невозможно устоять на ветру. Замерзшие капли летели нам в лицо с южной стороны. К ногам липла вязкая грязь. Я чувствовала, как под пальто и рубашку пробиралась вода и, холодя, стекала по разгоряченной коже. Возникавшие в груди и желудке не поддававшиеся контролю судороги сотрясали все мое тело. Мои руки окоченели даже под варежками, а лицо совершенно ничего не ощущало.
— Идемте под деревья, — сказала Телук, когда подошла достаточно близко, чтобы мы смогли ее понять.
Тукинна отчасти сдерживали ветер. Я пробивалась вверх по склону следом за ортеанкой. Мшистая трава ломалась под моими ногами, позади оставались длинные, грязные следы скольжения. Мне пришлось отпустить аширен, потому что мне требовались обе руки, чтобы можно было карабкаться дальше вверх. Мешок на моей спине грозил лишить меня равновесия. Кора деревьев тукинна слезала мокрыми, черными лохмотьями, когда я хваталась за стволы, чтобы устоять на ногах.
— Давай вперед. — Я протянула руку назад и подтянула к себе наверх Марика.
Халтерн был еще метров на сто ниже нас и тоже пробивался наверх. Телук скатилась сверху мимо меня, словно рак, пятясь назад между изогнутыми деревьями, и положила одну руку Халтерна на свои широкие плечи. Она была защищена от непогоды еще менее, чем все остальные: поверх ее облачения священника имелось только ремондское пальто, а на ногах — сандалии, и все же казалось, будто ходьба не представляла для нее большого труда. Было впечатление, будто холод для нее ничего не значил.
— Нам нужно подняться еще выше, — крикнула она, — между скал.
Вода стекала с деревьев настоящими ручьями. Внезапно мы оказались за ветром. Я карабкалась по земляным валам, мою руку схватила одна из рук Марика с тонкими пальцами. В тусклом свете виднелись очертания скал. Между ними текли небольшие ручьи, промочившие наши колени и локти.
Слабеющий свет превратился в сумерки. Я встала. На скалистом гребне хребта возвышались мощные останцы, возникшие вследствие выветривания, вокруг которых лежали валуны и огромные обломки.
Тут не было пещер, имелись лишь расселины и трещины, уходившие глубоко в массу горы. Мы покачиваясь ввалились в одну из трещин, дно которой имело ширину, достаточную для того, чтобы можно было пройти, и которая сужалась кверху. Здесь мы находились между сырых скалистых стен, но зато не на ветру и не под градом.
Марик дрожал так же сильно, как и я. Халтерн опустился на колени, как только Телук отпустила его. Сама она прислонилась к стене у входа в трещину.
Глаза ее помутнели, а затем закрылись.
Было холодно. Было даже ужасно холодно. Настолько, что причиняло боль. «Люди ведь умирали от замерзания, — подумала я, — а также от воспаления легких».
Прошло немало времени, прежде чем кто-то из нас пошевелился.
— Нам нужен огонь, — сказала Телук.
— Это сразу выдало бы наше местонахождение, — сказал Халтерн, и открыл глаза. — Да и что тут может гореть? Все слишком сыро.
— Мох. В трещинах. — Она посмотрела на меня, я сняла с плеч мешок и встала.
— Я поищу.
Мои ноги расползались, ударялись о скалу; я то и дело падала. Мною овладела почти полная бесчувственность. Я стянула с помощью зубов варежки с рук, чтобы можно было выщипывать мох из глубоких трещин. Некоторые части кустов не совсем промокли, но слегка увлажнились; от них я также отломила несколько веток. Надо мной по-прежнему засыпала ветви снежная крупа.
Когда я вернулась, Телук рубила своим харур-нацари ветви птичьего крыла и складывала их у входа в трещину. Я бросила принесенное внутрь. Под устроенным из бекамиловой ткани навесом Халтерн растирал руки и ноги аширен. Рядом лежала пустая винная бутылка.
— С ним все в порядке?
Халтерн кивнул, не поднимая головы.
Я снова заставила себя выйти наружу.
Телук вскарабкалась по скале и стала укладывать ветви над щелью. Снежная крупа падала на серое перекрытие из веток тукинны. Холод был столь сильным, что обжигал кожу словно огонь. Несмотря на тучи было светло, потому что яркое ортеанское солнце пробивалось через них.
Телук спрыгнула на дно рядом со мной, уверенно приземлившись на ноги, хотя тут и не было скользко и грязно.
— Это что-то необычное, — сказала она. — В конце торверна и в начале риардха должна была бы стоять сухая погода.
— А… разве это не так? — Я смогла подавить свою досаду.
Она схватила мои руки. Ее незащищенные от холода пальцы были теплыми. Своей озябшей кожей я ощущала их даже как горячие. Я пристально посмотрела на нее.
Мне было трудно понять статус жрецов Богини — они не знали безбрачия, носили оружие; — они, казалось, ничем не отличались от других ортеанцев. Если не считать, что Телук устала, то все равно она не выглядела обессиленной. Она мерзла, но не промерзала, как другие. Она даже казалась спокойной и беззаботной в такую убийственную погоду.
Она смогла с помощью трута и кресала разжечь мох и устроить небольшой костер. Потом мы опустились на корточки вокруг маленького пламени, которое немного рассеивало полумрак.
Последняя бутылка вина прошла по кругу и опустела.
(В полуопьянении я думала, что бы я взяла с собой, если бы мне еще раз пришлось предпринять подобную вылазку на природу: спички, компас, водонепроницаемые сапоги, хороший полевой бинокль и таблетки протеина. А прежде всего рассудок, который избавил бы меня от таких ситуаций, как эта.)
Мы съели по куску сушеного мяса и по нескольку пригоршней ягод с куста, называемого птичьим крылом. Сытыми мы себя не почувствовали.
— Дождь промочил все, — сказала я. — Одежду, одеяла, все.
— И все же нам придется ими воспользоваться. — Телук подложила в огонь ветки. Повалил густой дым, уходя сквозь дырявую крышу. У меня начали слезиться глаза.
