Но Нималия была не дома. За стеной этой кухни ждал не полный завсегдатаев зал «Пёсьей Морды». Только жуткая горная крепость, взявшая в заложники здравый смысл восьмерых из них.
Этой ночью девушка долго не могла уснуть, и дело было не в твёрдой плите, служившей ей кроватью. Напротив, ложе оказалось весьма удобным, если застелить его прихваченным из бассельской таверны одеялом. Крепость оказалась тёплой, но от того не менее жуткой. Само её наличие в толще Аллеверских холмов призывало целый рой сомнений. Ним надеялась, что тревога уйдёт с восходом солнца, но твердыня осталась такой же пустой и неприветливой.
Весь первый день прошёл в тишине. Будто бы Лисы заключили негласный договор, по которому каждый отдавал предпочтение собственным мыслям и не торопился ими поделиться. Такая обстановка лишь усилила тревогу Нималии, ведь в её разуме не осталось ничего, с чем девушке хотелось вновь повидаться.
К вечеру она решила занять себя готовкой. Готовых припасов трактирщик выдал предостаточно — очень уже его порадовали прощальные подарки Лис — но так Ним могла отвлечься на знакомое дело. Тем более, рядом с общим залом на пятом ярусе нашлась полноценная кухня. Разве что тяжёлый котёл пришлось тщательно оттирать от поистине вековой пыли, но, к удивлению Нималии, и тут нашлись помощники.
С самого утра она избегала встреч — и тем более, бесед — со старыми знакомыми. Благо, крепость оказалась для этого достаточно большой. Химера и сам не стремился пообщаться с подругой, не поддержавшей его на голосовании, так что его почти не было видно весь день. Ладаим то и дело натыкался на девушку в коридоре, а его многозначительные взгляды преследовали её. Но она не была готова к этому разговору.
К счастью, новые знакомые не оставили Нималию наедине с кипящим котлом, так похожим на её собственные мысли. Вдова и Вереск сами вызвались помочь с супом и уборкой. Теперь, пока Ним продолжала намешивать ароматное варево, её новые помощники раздобыли ветошь и оттирали белёсую пыль со старой мебели.
— Как думаешь, сколько этому столу лет? — проговорил Вереск. С особо въевшимися пятнами он боролся ногтем.
— Откуда ж мне знать? — с улыбкой ответила Вдова, разобравшись с очередным стулом. — Может год, а может — тысяча.
— Да ну тебя, — бывший часовой фыркнул. — Тысячи лет назад и мира-то не было.
— С чего ты взял? — удивилась Ним.
— Год сейчас какой? — Вереск выпрямился и постучал указательным пальцем по виску. — Семьсот восьмой сейчас.
— От Звездоявления, — поправила Вдова. — Это значит, что семьсот восемь лет назад ваши предки сбежали из Альдеварра и увидели Далёкую Звезду. Но ведь и до этого время было. Альдеварр, Годаран — все они появились раньше.
— Ваши предки? Не твои? — переспросила Нималия, отложив половник.
— Ну да. Я ведь из Брекка, — Лиса села на вычищенный стул и вздохнула. — Это летарцы пришли из-за моря, когда Годаран разбил их империю. Вместе с анорцами, меранийцами и остальными. Бреккцы всегда тут были, насколько я знаю.
— У меня, кстати, был к тебе личный вопрос, — вспомнила Ним. — Если ты не против, конечно.
— Зависит от того, насколько он личный, дорогая.
— Почему тебя назвали Вдовой? Ты же, наверное, совсем молодая была, когда пришла в Приют.
— Мне было шестнадцать, — женщина горько усмехнулась. — Как будто бы о другой жизни говорю, если честно. Тогда, тридцать лет назад, первые Лисы могли сами выбрать новое имя, и все выбирали что-то внушительное или страшное. Новым поколениям Настоятель уже не дал такого шанса, но старички отыгрались, как могли. Арброк стал Химерой, а Клюверт — Коршуном. Я же назвалась в честь своей соседки из Фебера. Её муж умер на войне с Годараном. Ей носили еду, подарки, помогали по дому и запрещали с ней спорить, потому что она была вдовой уважаемого воина. Мне захотелось такого же уважения, раз уж я осталась одна, а потом прозвище как-то прижилось. Если тебя это как-то смущает, можешь звать меня по имени. Иштава.
— Ого, — оценил Вереск, разглаживая складки на лбу. — Иштава? Красиво. У меня вот раньше не было своего имени.
— Это как? — удивилась Нималия.
— Я вырос в застенской ночлежке, там это нормально. Теперь вот Вереском стал, да и привык.
— Так не пойдёт, — рассмеялась Вдова. — Давай выберем тебе настоящее имя.
— Да ну, вы что? — Вереск покраснел и сосредоточился на пыли.
— Она права, — поддакнула Ним. — Я бы и сама своё поменяла, да отец не поймёт.
— Ну, я подумаю, конечно, — Вереск стиснул губы, но улыбка всё равно его пересилила.
В глубине пятого яруса, у лестницы, раздались приглушённые разговоры, походившие на споры. За ними последовал гулкий топот, и в комнату явился Вийм. Лицо старшего брата раскраснелось, а челюсть ходила из стороны в сторону. За его спиной прошмыгнул Калач, но даже не остановился, чтобы поздороваться.
— Здравствуй, братец, — протянул Арбо, не отрываясь от свитка. — Можешь сопеть потише?
— Заткнись, — рыкнул Вийм. — Видел кто-нибудь Химеру?
— И тебе привет, — отозвалась Ним, ответив брату язвительным прищуром.
— Видели или нет?
— Он тебе зачем? — поинтересовалась Вдова. Улыбка исчезла с её лица.
— Хочу узнать, какого хрена происходит в этой норе. Ним, ты видела, чем отец весь день занимается?
— Ходит туда-сюда, а что?
Вийм покосился на сестру, а потом на дымящий котёл перед ней. Он медленно подошёл и наклонился так, что его нос почти коснулся кипящего варева. Лицо его скривилось так, будто перед ним была, по меньшей мере, выгребная яма.
— А это ещё что за нахер? — шикнул старший брат.
— Это суп, дорогой, — объяснила Вдова снисходительно.
— Вижу, что суп! Ты чего, сеструх, кашеварить уже начала? Всё, дом новый нашли, а про старый забыли?
— Не хочешь — не ешь, — Ним швырнула половник на вычищенную ей же тумбу. — Это для Басса, вообще-то.
— Ему покой нужен и нормальная кровать! В Люведенне, раз уж Басселя у нас больше нет!
— Слушай, чего тебе этот Люведенн так сдался? — заговорил Вереск. — Ты там был хоть раз? Я вот слышал, что дыра та ещё. Горняки да караванщики.
— Химера, кстати, наверху, — добавила Вдова. Она распрямилась и положила руки себе на талию. — Иди, поговори с ним, и перестань плевать в наш суп.
Вийм медленно водил челюстью и исподлобья рассматривал опытную лису. Наорать на сестру — дело плёвое. Но укоризненная фигура Вдовы отбивала желание спорить и у тех, кто был готов накричать даже на герцога. Её широкие чёрные глаза почти не моргали, а грудь медленно вздымалась и опускалась. Иштава преодолела тридцать Лисьих лет и осталась жива. Химера же как-то сказал, что год в Приюте равнялся трём в обычной жизни. Как знать, какая тьма могла дремать за этим уставшим лицом с мягкими чертами и едва заметными морщинами?
Старший брат сдался. Он, конечно, чертыхнулся себе под нос, но и нападки прекратил. Вийм зашагал прочь из кухни, и вскоре его сапоги затопали по лестнице, что вела на верхний ярус.
— Он совсем сошёл с ума, — выдохнула Ним. — Нам ещё между собой поругаться не хватало.
— Полностью согласен, — бросил Арбо в ответ. Он наконец перестал притворяться, что ничего не слышит. — Поэтому попрошу меня в это не вмешивать.
— Удобно устроился, — шикнула девушка и подошла к столу. — Угомонил бы братца своего.
— Он и твой братец. Не то чтобы он и неправ. Много хорошего нам Лисы принесли?
— Вот как? — Ним нависла над Арбо. — И зачем ты тогда здесь засел? Они же душегубы, так? Кроме тех случаев, когда они спасают твою жопу.
— Я просто хочу выжить, — брат наконец отложил свиток. — И желаю всем нам того же, даже если это значит, что придётся ещё какое-то время пожить вместе с душегубами. А ты, сестрёнка, лучше подумай, чем мы сами так прогневали Далёкую Звезду. Кстати, посмею напомнить, что и ты голосовала против Химеры. Чего теперь воздух сотрясать?
— Я голосовала не против Химеры, а за то, чтобы уйти из этой норы! Но папа прав, и если Бассу здесь станет лучше…
