— Как будто папа ни разу не ошибался.
— Да пошёл ты вместе с Виймом.
Нималия достала одну из чаш, любезно предоставленных трактирщиком Микелом, и наполнила её супом. Ароматный дым щекотал ноздри. Давно опустевший живот застонал вместе с самой Ним, но сначала нужно было позаботиться о последнем брате, который этого заслуживал.
Бережно, словно хрупкую статуэтку, она пронесла суп сквозь пятый ярус и спустилась на один уровень вниз. В этих комнатах разместилась вся её семья, дабы оставаться рядом даже в таком тёмном месте. Лишь Вдова составила им компанию за пятой дверью, оказавшейся свободной, когда Вийм подселился к Бассу.
Ним постучалась и услышала гулкий кашель в ответ. Стало быть, Басс не спал. Девушка вошла в комнату и поприветствовала младшего брата. Тот приподнял дрожащую руку и медленно помахал.
Выглядел Басс ещё хуже, чем накануне. Его кожа побледнела, но на лбу проступили багровые пятна. Пот крупными каплями стекал по лицу, из-за чего служившая ему подушкой серая мешковина пошла мокрыми пятнами.
— У тебя чашка дымится, — слабо произнёс Басс. — Что это там?
— Это суп, дурилка, — Ним попробовала улыбнуться, но вид измождённого брата сковал её губы.
— Во дела, — Басс приподнялся на своём ложе и тут же захлебнулся кашлем. — Тут и супы подают? Чудо-цитадель, однако.
— Супы тут я подаю, — девушка присела на край кровати и протянула ему чашу. — И только тем, кто хорошо себя ведёт. А таких нынче мало.
— Да ну? — Басс отпил ароматного бульона и сморщился. — Ух, горячо. То, что надо. Спасибо, сеструх.
— Да брось ты. Рада поговорить с нормальным человеком. Арбо — это Арбо, да и Вийм совсем с ума сходит, — Ним запустила руку в волосы. — Смурной он, как туча. Хуже, чем когда мама заболела.
— И полночи материт Химеру.
— Химера тоже хорош…
— Все мы хороши, Ним, — голос брата слабел. — Нахрена теперь выяснять, кто лучше? Надо… Надо выживать и всё.
— Получается у нас хреново.
— Это ты так думаешь.
— Потому что так и есть!
— Не-а, — Басс слизал капли супа с отросших усов. Каждое новое слово из его уст звучало всё тише. — Ты опять думаешь, что нам приходится хуже всех. Ошибаешься.
Ним перевела взгляд на низкий потолок. Она не в первый раз слышала от брата такие обвинения. Стоило ей пожаловаться, как Басс тут же вспоминал о тех, чьи лишения казались ему куда серьёзнее. Когда прошлой осенью крыша протекла прямо над её кроватью, он напомнил ей о бедолагах, чьи дома сгорели в последнем пожаре. Отчасти, он бывал прав. Но как смерти десятков Лис в павшем Приюте делали её горе менее значительным?
— Это ведь не состязание, — промолвила девушка себе под нос.
Басс выпил ещё немного супа и провалился в сон. Нималия вытащила наполовину опустевшую чашу из его обмякших рук и поставила на пол. Она ещё немного посидела подле брата. Басс хрипел при каждом вдохе, то и дело постанывая. Его пальцы стиснули шерстяное покрывало, а зубы заскрипели.
Ним с трудом осознавала, что этот измученный холодной тюрьмой и лихорадкой человек был её братом. Весёлым Бассом, с юношеской прытью готовым разнять любую потасовку в «Морде», успокоить её саму и даже поставить на место отца, когда тот ошибался. Болезнь оставила от него лишь уставшего, некогда молодого человека, который нуждался только в покое и заботе. Его же собственная семья предпочитала жаловаться на судьбу и костерить тех, с кем волей случая оказалась повязана кровью.
— Отдыхай, братишка, — шепнула Ним и убрала мокрую от пота прядь с лица Басса. — Я скоро вернусь.
Девушка забрала чашу и вернулась в коридор. На нижнем из обжитых ярусов Лисы раздобыли какие-то липкие комки с иссохшими фитилями. Хлыст с Бертольдом заключили, что предназначались они для округлых кованых чаш, что крепились к стенам по всей крепости, и служили фонарями. Теперь мрачное подземелье стало хоть немного светлее.
Нималия брела к лестнице, что вернула бы её на кухню. По этим коридорам она старалась идти быстро и не оглядываться: слишком уж зачастили со своими появлениями стремительные тени. Здесь они мерещились ей у каждого угла, пусть Ним и понимала, что виной тому была пляска огня в чашах. Иногда тени появлялись с шорохом, будто старый ботинок цеплял шершавый пол, и даже глухим шёпотом. Стоило девушке сдаться и обернуться, как тени исчезали, оставляя за собой лишь пустой коридор.
Но не в этот раз.
Из проёма, что вёл в небольшую общую комнату четвёртого яруса, показалась сутулая фигура. Её глаза сверкнули в полумраке, а нога в высоком сапоге сделала шаг. Лишь оказавшись в свете ближайшего очага, фигура приняла знакомые очертания.
— Ладаим, твою мать! — воскликнула Ним. Чаша с остатками супа вырвалась из дрожащих рук и эхом разлетелась по коридору.
— Прости, — виновато буркнул Крысолов. Он сел на корточки и принялся собирать черепки. — Не хотел тебя напугать.
— Зашибись просто, — девушка потрясла головой. — Ты меня караулишь?
— Я не специально, — Ладаим сгрёб ближайшие осколки в ладони и поднялся. — Просто отдыхал в гостиной, а потом услышал тебя. Вот, решил поздороваться.
— Ну, здравствуй, — Ним прикусила губу. Злиться на Крысолова оказалось непросто. — И чего ты тут отдыхаешь один? Даже свет не зажёг.
— Огниво у Химеры, — тивалиец пожал плечами. — А он со мной не горит желанием разговаривать. Как и ты, кстати.
— Чёрт, Ладаим…
— Пойдём, присядем?
Крысолов выложил осколки чаши на стол посреди тёмной гостиной, а сам уселся на древний пыльный диван. Комната, что располагалась точно под этой, была куда больше, так что Лисы с удовольствием проводили время в ней. Ним не желала к ним присоединяться, но и в гостиной своего яруса ещё не появлялась.
— Ты что-то хотел? — осторожно спросила девушка, расположившись на второй половине дивана.
— Не знаю, — бросил в ответ Крысолов. Его глаза сверкали в полумраке, точно кошачьи. — А ты?
— Ладаим, давай не будем сейчас…
— А когда будем. Ним? — пальцы тивалийца со скрипом терзали обивку дивана. — Я думал, мы друг другу открылись тогда, в Серой Пристани.
— Мы переспали, да… — девушка ощутило странное покалывание по всей коже, когда произнесла это вслух.
— Вот-вот. И часто у тебя такое происходит?
— Нет, Ладаим, — твёрдо сказала Ним — Нечасто.
— И у меня. Наверное, что-то это значит? — Крысолов подался вперёд так сильно, что Ним почувствовала его дыхание. Дыхание с лёгкими нотками пойла из закромов «Старого Мельника». — Ты ведь знаешь, какую бездну я пережил?
— Знаю. Вся моя семья её пережила.
— Я не про Серый Бастион. Я про то, что было после.
— Тогда откуда мне знать, если вы ни хрена не рассказываете? Хлыст отмалчивается, Химера пургу несёт. Уж просвети, что там было.
— Не рассказываем, Ним, потому что сами не знаем, как это объяснить. И знаешь, что? Пока мы снимали Химеру с виселицы, пока бежали от стражи через переулки, пока какая-то хрень громила здания посреди пожарища, я не боялся, что умру. Я боялся, что тебя больше не увижу. Или что тот раз, с тобой, окажется моим больным сном, а я так и не узнаю, правда ли он был. Конечно, я бросился к тебе, как только мы перешли реку. А ты…
Голос тивалийца задрожал, и Ним отвернулась. Она прекрасно понимала, что сделала.
— А я отвернулась, — только и выдавила девушка.
— Отвернулась, да, — горько повторил Крысолов. — Вот я и не знаю, что и думать. Химера не разговаривает со мной. Ты разве что с криками не убегаешь. Остальные мне не друзья даже. Вот и сижу тут один.
— Ладаим, — Ним проглотила подступивший ком и взяла тивалийца за руку. Она была всё такой же костистой, с грубой кожей на ладони, как она и запомнила. — То, что было в Серой Пристани, было по-настоящему. И искренне. Это то, чего я хотела — и хочу.
Ей ответил глухой смешок, переходящий в фырканье.
— Не похоже, — сказал Крысолов. — Скажи честно, тебе стало стыдно?
— Мне не стыдно, — Нималия поднялась, но руку Лиса не выпустила. — Мне ещё никогда не было так хорошо, и я хочу, чтобы это повторялось снова и снова.
