Нежить встала и двинулась на нас, а я замер в каком-то легком ступоре. Смотрю на тварей перед собой, глаза цепляются за одежду, одутловатые бледно-розовые морды и раны, клыки в крови и когти, и это начало вгонять меня в шок. Но к счастью, рядом был опытный десятник, который выкрикнул:
— Граф! Не спи!
Наваждение от омерзительного зрелища схлынуло моментально, и я приготовился к бою. Ноги полусогнуты, взгляд ни на чем не фокусируется и не задерживается, а голова думает только о деле.
"Запомни, — вбил я в себя установку, — только один удар, желательно, в голову, и отскок. Больше ничего, этого достаточно, твои основные козыри в этой игре безостановочное движение и быстрые атаки".
Расходясь полукругом, твари приближались к нам, и первым начал действовать Кипа, который метнулся вперед, и наконечник его копья, прошелся по боку одного из мертвяков. После этого, два других повернули на него. Но десятник отскочил в сторону, и пришла пора действовать мне. Длинным прыжком, я приблизился к тому, кто был ко мне ближе всего, и узкий клинок моего кинжала прошелся по его черепной коробке. Тут же, перекат по грязной земле, под руками другого мертвеца, который среагировал на меня достаточно быстро, и опять я на ногах.
Поворот. Клинок снова смотрит на мертвяков. Тот, которого достал десятник, уже валяется пластом и на глазах разлагается. Второй, мой клиент, на миг застыл на месте, и от черепа трупа отвалился кусок в добрую треть, обнажив его, заполненное черной шевелящейся слизью, внутреннее пространство. Секунда. И этот тоже упал. Но оставался третий, и Кипа с ним не церемонился, он кинул в него свое короткое копье, при этом, не стремясь пронзить труп насквозь, и зачарованный наконечник просто впился в грудь живого мертвеца.
Первая стычка за нами. Но если Фредрик говорил правду, а ему врать смысла не было, то в деревне еще как минимум четыре мертвеца, а может быть, что и больше, и они где-то ходят, так что надо было смотреть в оба глаза. И как на заказ, появились еще два оживших трупа, которые обошли замешкавшегося десятника с тыла и, двигаясь четко и слаженно, не давая ему взять свое оружие, оставшееся в теле мертвеца, они стали зажимать его в угол между амбаром и домом старосты. Надо было выручать Кипу, и я не медлил.
Рывок вперед. Гладкое отполированное древко копья оказывается в моей правой ладони. Замах! И копье вонзается в спину одного из мертвецов. Десятник что-то выкрикивает и, увернувшись от второго мертвеца, вдоль стены выскальзывает из ловушки, и выбирается на площадь.
Я остаюсь один на один с трупом, который оказался женщиной, по всей видимости, при жизни бывшей хромой старушкой. Делаю обманное движение влево, и мертвец ведется, кидается мне навстречу. А я в это время, подскакиваю справа, провожу лезвием по неприкрытому одеждой боку, который под напором острого лезвия с треском вскрывается, и вновь отскакиваю. На этот раз, не очень удачно, поскольку поскользнулся на жиже, оставшейся от первого нашего противника, и задницей, опустился в эту мерзость.
Тварь, ранее бывшая женщиной, прыгает за мной следом, а я, скорее инстинктивно, чем по велению разума, наплевав на брезгливость, перекатываюсь влево, и выставляю перед собой кинжал. Но мертвец начинает распадаться еще в полете, и туда, где я только что находился, падает уже окончательно мертвый мешок с костями, от которого отпадают куски плоти и отваливаются руки и ноги.
Тут же появился наемник, который взял свое копье и, оглядываясь по сторонам, остановился со мной рядом. Я встал и меня начало немного потряхивать, не столько от горячки боя, сколько от царящих вокруг запахов и вида гниющего мяса, словно грязный снег тающего под напором солнечных лучей, выглянувшего из-за туч вечернего светила.
— Благодарю за помощь, — сказал Кипа.
— Сочтемся, — ответил я. После этого, скинув свою замызганную мертвецкой плотью плащ-накидку, я остался в одной серого цвета армейской полевой униформе, которую носят в имперской пехоте, и спросил Кипу: — Ну, что, пойдем старосту из его убежища вынимать?
— Да, наверное, пора, — согласился он со мной.
Древком своего копья, наемник постучал в дверь добротного просторного пятистенка без окон, в котором жил староста.
— Кто!? — вопрос из-за двери пришел без промедления.
— Дед Пихто! — сказал я. — Открывай, новые хозяева прибыли.
— Какие-такие новые?
— Твоего прежнего барона убили, и теперь эти земли, временно, до указа герцога Мариена, за графом Торманом Сарана. Мы его люди. Отпирай дверь.
— А если не откроем?
— Красного петуха вам подпустим.
— Мертвяки рядом есть?
— Нет.
Дверь в дом открылась, и на пороге возникли три крепких молодца от двадцати пяти до тридцати лет в полушубках и с вилами в руках. За ними прорисовывалась седая голова мужика лет шестидесяти. Это оказался сам староста со своими сыновьями. Мы с ним пообщались на тему, кто теперь в окрестных землях хозяин, и деревенский глава ситуацию просек сразу. Ну, а потом, вместе с мужиками и наемниками, которых вызвали в деревню, мы искали остальных мертвяков, и нашли еще двоих. Долго с ними не возились, одного заколол Кипа, а другого мужики придавили бревнами, и пока оживший труп пытался выкарабкаться из-под завала, я ему глотку перехватил.
На этом, как таковое, мое первое столкновение с мертвецами и закончилось. Вечером, по очереди с Кипой, мы приняли баню, отмылись от мертвецкой грязи на нас, а крестьянки постирали нашу одежду. И уже глубокой ночью, расположившись у очага в доме старосты, мы слушали его рассказ о том, что призраков не видать, и все они, судя по всему, в поместье Пертака, откуда нет никаких известий.
Что делать дальше, вопроса не было. Все и так ясно. Завтра с утра, нам надо отправляться в жилище барона, и посмотреть вблизи, что там и к чему. После чего попробовать разобраться с призраками, если они все еще там, а не вернулись в свой родной бесплотный дольний мир.
Империя Оствер. Герцогство Мариен.
17–21.03.1403.
Инна Пертак, старший ребенок барона Иона Пертака, стройная миловидная семнадцатилетняя брюнетка, сидела перед немного мутноватым настенным зеркалом и причесывала свои роскошные длинные волосы, которыми она очень гордилась. Руки делали привычную работу сами собой, а голова девушки была занята мыслями о том, что перед отъездом сказал ей отец, который вместе с большей частью своих дружинников отправился в замок графа Сараны.
Барон принял свою дочь от наложницы в кабинете. Инна тихо вошла внутрь, почтительно поклонилась, и застыла на месте. Девушка не знала, что на уме у кряжистого широкоплечего человека, в дорожной кожаной одежде и сером плаще, на котором красовался вставший на задние лапы коронованный лев, поскольку от него можно было ожидать как похвалы, так и удара. С одной стороны, он являлся ее родителем, порой, добрым и заботливым, как и положено отцу. А с другой, барон бывал неадекватен и очень жесток со своими домочадцами, на которых часто срывал злобу за свои неудачи и промахи. И рассматривая жизнь поместья Пертаков, с точки зрения поучений книг Улле Ракойны, священных текстов, которые девушка за свою не очень долгую жизнь, прочитала не по одному разу, Инна понимала, что барон монстр в человеческом обличье, а потому всегда была осторожна и готова к неприятностям.
