Возвращаясь к выходу, я застал верховного хороха возле логова Рудого.
Блин, его тянет к зверенышу как к родному…
— Верховный, вы помните о нашем разговоре? Связь с сагаром будет только у меня, иначе возникнут проблемы.
— Можете не сомневаться, господин. Просто очень интересно наблюдать за таким чудом, — словами и потоком ментальных образов ответил хорох. Было видно, что он радуется как ребенок. — Скоро появятся его братья, и я оставлю вашего питомца в покое. Хотя они будут не так интересны, как король они.
— Если так, то оставайтесь. Кстати, когда его нужно кормить в следующий раз и когда перейдем на мясо?
— Судя по процессам в его организме, которые я наблюдаю, следующая кормежка пройдет через две меры времени. Так что у вас есть время отдохнуть.
— Если не успею, покормите его самостоятельно.
В ответ хорох лишь поклонился.
А мне вдруг захотелось на свежий воздух. Плохих запахов в логовище не было, но все равно появилось желание подставить лицо морозному ветру.
Теперь ворота в поселение гномов запирались только на ночь, и делала это остающаяся внутри стража из людей, так что наружу я прошел, не пользуясь ключом. Стражник в броне поводырей лишь сонно кивнул, приветствуя меня, и вновь вернулся к яростному зеванию. Ничего, потерпит: скоро смена караулов, и они отправятся спать.
Воздух снаружи оказался слишком морозным. Захотелось обратно в теплую постель, но растекающееся за скалами зарево намекало, что уже поздно метаться, к тому же голодные эманации, которыми буквально исходил Рудый, вызвали у меня желание подкрепиться.
Вариантов было два. Либо дождаться прихода прислуги, либо сходить в гости.
Как говорил Винни-Пух из советского мультика: «Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро».
Городок уже просыпался. По улицам спешили к коровникам женщины. Из большой пекарни доносились одуряющие запахи, да и со стороны таверны ветер нес ароматы стряпни. Появилось желание не утруждать ноги и заглянуть в находящееся рядом заведение, но я уже нацелился на блинчики Мавис. Имя жены Элбана означало «радость», и она действительно умела дарить радость своей стряпней и совершенно незлобивым характером.
На зиявшей раньше, словно оскал, полосе отчуждения между горой и поселком сейчас все было застроено домами. Тут стояли казармы поводырей и офицерские апартаменты. У первого переулка, словно с вызовом, смотрели друг на друга окна таверны и борделя. Все было как положено — двухэтажная громада питейного заведение с подозрением нависала над маленьким, но задорно выглядевшим домиком, где проживали жрицы любви.
Можно много говорить о нравственности и различных табу — каждый для себя решает сам, но если общественность будет относиться с уважением к желанию человека выбирать свой путь в жизни, презрение к падшим исчезнет как понятие. Да и само понятие «падшие» сильно изменится.
В общем, я не имел ничего против появления предложения, на которое у толпы мужиков имелся изрядный спрос.
За перекрестком стояли еще несколько плотных рядов двухэтажных домиков, а затем шел, так сказать, пригород, состоящий из небольших домов в окружении огородов, но мне туда не нужно.
На следующем перекрестке я повернул налево и начал подниматься по короткой улице к большому дому с островерхой крышей.
Новый дом Элбана теперь был всегда наполнен жизнью и голосами. Старый служака еще в Ониборге наведывался к одной вдовушке и собирался продолжать такие же отношения на новом месте, но я видел стремление старого вояки к уюту, поэтому едва ли не насильно организовал свадьбу своего управляющего.
— Мама, Украм опять бросается снежками! — послышался мелодичный голосок, и из-за дома мне навстречу выскочила одетая в полушубок девушка, гнавшаяся за прытким сорванцом.
— Здравствуй, Нарина.
— Ой!.. — смутилась девушка, прикрывая раскрасневшееся лицо руками, и убежала обратно за угол.
Вот егоза. Девочка была очень миловидной, и уже не раз мне приходилось ловить на себе ее горящий взгляд, но устраивать интрижку с падчерицей Элбана, как и огорчать добродушную Мавис, было бы верхом свинства.
— Украм, где старшие?
— В доме, — ответил мальчишка. — Мама не может разбудить батю.
В отличие от старшей сестры, паренек легко принял Элбана и называл его отцом.
— Что, на блинчики можно не рассчитывать?
— Не, — довольно оскалился пацан, — мы уже позавтракали, но там еще осталось.
— А чего это отец так долго спит?
— Да они вчера с дядей Гурдагом до ночи пили.
Вот бывает же такое! Еще совсем недавно убить друг друга были готовы, а сейчас бухают вместе. И если гном с утра наверняка мается похмельем в кузне, то мой управляющий позволяет себе сибаритствовать.
Я вошел в столовую без стука, потому что уже давно освоился в этом доме как у себя. Почти одновременно с моим появлением по лестнице со второго этажа начала спускаться супружеская пара. Мавис подталкивала пошатывающегося Элбана, но делала это не как стервозная жена, а с мягкой настойчивостью и без сопровождающих воплей. Сорокалетняя, чуть полноватая женщина вообще была терпеливым и разумным человеком.
— Ну дала бы мне поспать, чего будить-то в такую рань? — простонал мой управляющий, всеми силами стараясь не промахнуться ногами по ступенькам.
— Сам же будешь потом упрекать, что не разбудила, — мягко увещевала женщина, но продвижение к обеденному столу не замедляла ни на йоту. — Вот и господин уже проснулся: наверное, понял, что надежи на управляющего нонче нету.
— Командир? — оживился Элбан, увидев меня, довольно-таки нагло присаживающегося за чужой стол.
— Думаешь, у тебя морок? — фыркнул я. — Мавис, Украм сказал, что у вас еще остались блинчики.
— Остались! — тут же всполошилась женщина, бросив мужа на середине лестницы. Тот едва не упал, оставленный без опоры, но вовремя вцепился в стенку. — Они уже остыли. Я быстро испеку свежих.
— Да все нормально, — ответил я, с улыбкой наблюдая за акробатическими этюдами Элбана. — А вот от чая не откажусь.
— Все будет — и чай, и масло, и мед.
Женщина начала хлопотать, накрывая на стол, а Элбан наконец-то добрался до массивного стула во главе стола.
— Что, плохо? — с ехидным участием спросил я, пододвигая к Элбану миску с блинчиками, от которых его замутило.
— Да какие там блинчики! — охнула Мавис. — Ему сейчас кваску надобно, да покислее.
— Ох, Мавис, — улыбнулся я, — цены тебе нет! Другая уже достала бы скалку и пару раз приложилась по чьей-то бестолковой лысине.
