Я был изрядно озадачен его рассказом. Причем драматическая история про сбежавшую Тень Великого Магистра, которую я так толком и не понял, удивила меня гораздо меньше, чем мнение Чиффы о женщинах орденов. До сих пор я смотрел на вещисовершенно иначе. Даже в ту пору, когда я водил близкую дружбу с женщинами ордена Дырявой Чаши и учился у них чрезвычайно интересным вещам, о которых прочие мои ровесники не имели понятия, я высокомерно полагал, что мои могущественные подружки – просто своего рода украшение ордена, дань древним традициям, а так-то практической пользы от них немного. Поэтому теперь я был изрядно сбит с толку. Чиффу это, кажется, изрядно забавляло, но вслух он меня не подначивал. Вероятно, действительно устал после трудного дня.
– Ну а чего ты хочешь? – наконец заговорил он. – Конечно, Мир устроен не так, как ты себе это до сих пор представлял. Скажу больше, я уверен, он устроен даже не так, как я себе сейчас представляю. И именно это делает его особенно привлекательным.
Я неопределенно пожал плечами. Дескать, предположим, я согласен, и что с того? Все равно я предпочел бы иметь под ногами более твердую почву, хоть и понимаю, что такая роскошь в ближайшее время мне не светит.
– У Сотофы есть один пунктик, – неожиданно улыбнулся Чиффа. – Она искренне уверена, что мужчинам лучше бы держаться подальше от серьезного колдовства. Дескать, вреда от нас больше, чем толку. Конечно, она признает, что есть исключения. Вот мы с тобой, например. Такие прекрасные, а все равно – немного не то. “Какой хороший мальчик, жалко, что не девочка” – это ее наивысшая похвала, большего ты от нее не дождешься. Причем на первый взгляд с нею можно согласиться. Женское колдовство почти не наносит ущерба Сердцу Мира. Если бы в орденах были только женщины, Мир еще долго не подошел бы к самому краю.
– Впервые о таком слышу. – Больше ничего я не мог на это сказать.
– Ты почти обо всем слышишь впервые, – отмахнулся он. – Это неважно. Важно другое: когда дело доходит до Истинной магии, никакой разницы нет. Хумгат, знаешь ли, не разглядывает, что у кого под скабой. Удивительно все-таки, что Сотофа этого не понимает. Удивительно.
– Ну почему, – я возразил неожиданно для самого себя. – Наверное, я бы тоже снисходительно относился к человеку, чья Тень предпочла меня хозяину. Возможно, если бы человек был женщиной, я бы стал снисходительно относиться ко всем женщинам, а если бы он был, скажем, из Ландаланда – ко всем ландаландцам.
– Так то ты, – ухмыльнулся Чиффа. – Тебе можно, ты пока молодой и глупый. А Сотофа – почти моя ровесница. И одно из самых могущественных существ, каких когда-нибудь носила эта земля. Впрочем, наверное, она сама долго и тщательно выбирала себе подходящую слабость, чтобы не стать совершенством раньше времени… Ладно, половину пирога ты все-таки сожрал под мою сказку. Вторую прикончишь самостоятельно. А я пойду домой, поскольку больше всего на свете люблю спать, но почему-то слишком мало времени уделяю этому прекрасному занятию. Такая непоследовательность не делает мне чести.
– Подождите, – попросил я. – Только один вопрос.
– Хочешь узнать, научу ли я тебя, как связаться с Тенью? Не знаю. Все может быть. Но вряд ли тебе понадобится моя помощь. Скорее всего, ты сделаешь это сам. Или даже не ты. У тебя вполне может оказаться могущественная Тень, сэр Шурф. Кстати, это многое бы объяснило. Хорошего утра.
Он ушел, а я остался. И засел за работу, поскольку, в отличие от погони за Тенью, к которой вообще не известно, как подступиться, Перчатки Смерти были делом неотложным.
Дальше рассказывать особенно нечего. Дождавшись полудня, я еще раз посетил Сумеречный рынок, закутавшись в шимарское лоохи, без особых проблем отыскал там все, что мне требовалось, а потом приготовил ядовитый раствор, и первая, самая главная защитная руна, как и было обещано в древнем рецепте, не убила меня, а лишь навсегда отравила мою кровь. Дальнейшее было делом техники. На остатках раствора я замешал специальную несмываемую краску, начертил на ногтях защитные руны и наконец вернулся к изготовлению перчаток.
Чиффа регулярно меня навещал и искренне радовался всякий раз, обнаружив, что я по-прежнему жив. Мне это, надо сказать, пошло на пользу. Я имею в виду, что, когда в Мире вдруг появляется человек, который предпочитает видеть тебя живым, а не мертвым, это постепенно смягчает характер. Особенно если прежде дела долгое время обстояли иначе, как это было в моем случае.
Так или иначе, но сведения о рунах, которые я отыскал в библиотеке Семилистника, оказались достоверными, инструкция, записанная в моей тетради мертвой рукой, – подробной и понятной, а я не совершил ни одной серьезной ошибки, претворяя эти новые знания в жизнь. Примерно три дюжины дней спустя Перчатки Смерти были готовы. Причем я сам, без чужих подсказок, заранее подумал, что мне понадобится ящик для их хранения, нашел в отцовском шкафу красивый деревянный ларец работы куманских мастеров и украсил его все теми же защитными рунами, расположив их в особой последовательности, специально предназначенной для защиты неживого. Когда я сидел в библиотеке Иафаха и читал описание ритуала, все не мог понять, с какой стати может понадобиться “защищать неживое”, а тут наконец-то сообразил.
Чиффа был чрезвычайно доволен и, как мне показалось, изрядно удивлен, поскольку до последнего момента ожидал подвоха. Он тут же потащил меня на охоту – опробовать обновку. Тогда же мы обнаружили, что убивает только моя левая перчатка, бывшая рука Кибы Аццаха, которую я извлек из магического кристалла. Правая перчатка, сделанная из руки магистра Йука Йуггари, убитого в драке, обладала милосердным нравом – она лишь парализовала жертву, не причиняя ей никакого вреда. Чиффа по этому поводу пришел в восторг, а мне было все равно, потому что к тому времени я как-то незаметно выучился быть равнодушным вообще ко всему – в смысле, стал столь искусно игнорировать бушующие в моем сердце бури, что сам почти поверил, будто никаких бурь нет вовсе. И не было никогда.
Так прошли без малого три дюжины лет, о которых мне почти нечего рассказать. Они, конечно, были насыщены событиями, потому что Чиффа то и дело подбрасывал мне работу, без особых скидок на неопытность. Если бы в юности мне показали поименный список моих будущих жертв, я был бы счастлив и горд, а теперь лишь чувство долга понуждало меня производить все эти, в сущности, бессмысленные действия: изменив облик и запах, покидать свой кабинет, часами сидеть в засаде, убивать каких-то малоинтересных мне посторонних людей, получать за это деньги, которые я почти не имел возможности тратить, а потому просто сваливал в кучу на чердаке отцовского дома. Чиффа, я видел, находил в делах такого рода азарт и удовольствие, вполне искренне радовался всякому успеху; впрочем, редкие неудачи тоже его веселили, поскольку сулили новый, еще более захватывающий виток игры. Я же просто старался безупречно выполнить порученную работу. Думаю, если бы мне пришлось переписывать королевские указы или, скажем, чинить амобилеры, мое отношение к работе не изменилось бы. Надо – значит, надо, соберись, забудь о собственных предпочтениях и делай дело. Если удача твоя окажется столь велика, что доживешь до утра, получишь передышку, снова будешь вдыхать воздух, глядеть по сторонам, слушать звуки, прикасаться, к чему пожелаешь, станешь ходить, лежать, летать, спать и видеть сны; все это не вернет тебе утраченную способность радоваться, зато подарит наслаждение, и это лучше, чем ничего, уж во всяком случае много больше, чем можно было рассчитывать, потому что рассчитывать тебе, честно говоря, было не на что.
