— Если он из сельской местности, то должен знать, как вести хозяйство, — задумчиво произнес Хейке. — Да и поместье останется во владении рода. Да, спросим Софию Магдалину, Винга, а арендную плату можно положить низкую, поскольку она твоя кузина. А сейчас или ты перестанешь щекотать меня, или я буду вынужден переехать к себе.
Винга восторженно проверила, правду ли он говорит? И поняла, что правду, и, чтобы не подвергать себя дальнейшим болезненным переживаниям, отодвинулась на свою половину постели.
Они пришли к единому мнению не упоминать ужасных событий, происшедших в Гростенсхольме. Но недовольство самими собой, ужас сидели у них внутри, сколько бы они ни болтали чепухи и ни шутили или лихорадочно ни разговаривали на другие темы.
Скоро такое не проходит, если ты человек и думаешь о других людях. Трое охранников тоже были людьми, когда-то даже доверчивыми детьми, не понимавшими жизни. Этого забывать нельзя.
И не с ними вовсе они хотели расправиться!
Наступил следующий день.
Судья бродил по тихому и спокойному Гростенсхольму и отдавал команды своему вернейшему Ларсену, единственному, кто у него остался.
— Возьми также фарфоровый сервиз!
— Но, Ваша милость, он же принадлежит этому дому.
— Ну и что? Какое это имеет значение? Мы заберем с собой все ценное. Пусть проклятый колдун приходит в пустой дом! Знаешь, Ларсен, я уверен, что он вызвал все это. Гипноз. Галлюцинации. Фокус-покус.
Ларсен не был полностью согласен, но предпочел промолчать.
— Он еще получит, Ларсен. Клянусь Богом, получат оба — он и его маленькая бесстыжая распутница. И это дерьмо ленсман! Я уже придумал нечто утонченное, я уже знаю…
Он замолчал. Кто-то стучал дверным молоточком в ворота.
— Иди и посмотри, кто там! Я больше не хочу неприятностей.
Ларсен быстро вернулся.
— Это тот господин, который недавно был здесь. Тот, кто хочет купить землю на вершине горы. Господин Аасен.
Судья оживился. Этот человек не знает, что он больше ничем не владеет. Он может провернуть ловкое дельце! Продать землю Хейке Линда. Или камень, иного там наверху и нет. Если Аасен впоследствии станет предъявлять какие-нибудь претензии, то придется его отправить в вечность.
— Пригласи его, — сказал он с довольной миной на своем злом лице.
В комнату вошел тот же самый мужчина, которого Снивель наверняка встречал раньше, но никак не мог вспомнить, где и когда. Вероятно, это было давно… Очень давно. Но мужчина не постарел с тех пор. Может быть, это его сын?
Аасен…
Когда? И где?
Он тепло приветствовал гостя. С такой лживой теплотой, как мог только Снивель.
— Ну-с? — сказал Аасен. — Вы подумали над моим предложением?
— Да, подумал, — ответил Снивель, надеясь, что гость ничего не заметит — ни чрезмерного усердия в его голосе, ни предотъездного беспорядка в доме. Нет, в этой комнате все выглядит, как обычно. — Да, и я согласен продать. Но, естественно, на определенных условиях.
— О них мы договоримся. Единственное, что я хочу, чтобы вы пошли вместе со мной на вершину скалы, с тем, чтобы застолбить участок, который я хочу купить.
Судья Снивель любил комфорт.
— Это необходимо? А мой гофмейстер не может?
— Едва ли, — слабо улыбнулся гость. Какой же он мертвенно бледный! — Вы — человек разумный и обладаете необходимыми полномочиями.
Снивель вздохнул. Но он подумал обо всем том, что он может получить в результате такой сделки.
— Да, да. Я пойду, конечно пойду. Но с одним условием, что сделку мы совершим сегодня. Завтра я должен уехать и надолго. Сложное судебное дело…
— Конечно, я понимаю. Я взял с собой наличные деньги.
— Превосходно! Ларсен! Продолжай работу. И ничего не упусти. Я скоро вернусь.
Со вздохом взглянул он на гребень скалы. Она была высока и далека. Карета? Нет, карета здесь не проедет.
А Снивель не любил перемещать свое огромное тело на собственных ногах.
Но ради денег, так легко идущих в руки, можно и пожертвовать собой…
Они вошли в лес и полезли в гору. Мужчина производил впечатление человека, хорошо разбирающегося в горном деле, а об условиях они договорились. Деньги он платит хорошие, очень хорошие. Теперь Снивелю нужно было продать как можно больше. Сделка даст огромный доход, поэтому можно и потрудиться.
Судья снова прочистил нос. Появился неприятный запах. Сразу же, как они покинули Гростенсхольм. Противно пахло дохлыми крысами или чем-то подобным. Как будто что-то такое было в его носу. Или где-то в хозяйстве сжигали старые отходы.
Снивель на подъеме в гору остановился снова. Надо отдышаться. К таким нагрузкам он не привык и двигался поэтому медленно. Их окружал темный дремучий лес. День был унылый, серый.
— Я уверен, что встречал вас раньше, господин Аасен, — напряженно выдавил он из себя. Глаза спутника Снивеля неприятно блеснули.
— Совершенно верно, судья Снивель. Но тогда вы еще носили фамилию Сёренсен.
— Где? И когда?
— Здесь в Гростенсхольмском уезде. Много-много лет тому назад.
— Не могу вспомнить…
— Вы вынесли мне смертный приговор. И отняли у меня все. Я был невиновен, что вы прекрасно знали.
Судья уставился на него. Это становилось неприятным.
— Аасен..? Я не могу припомнить такого имени. Мужчина мягко произнес:
— Конечно нет. Поскольку тогда меня звали Лунден. Фамилию Аасен я взял себе совсем недавно.
Память ощупью начала просыпаться. Он ясно вспомнил. Судья остолбенел, по спине покатились капли ледяного пота.
— Но… Разве вы не…
— Не был казнен? Да. Ваша милость даже почтили мою казнь своим присутствием. Вашу самодовольную удовлетворенную улыбку я не забуду никогда. Она была последним, что я видел в человеческой жизни.
Дыхание внезапно стало затрудненным. Так вот почему он не мог вспомнить этого человека! Потому, что этот культурный, элегантный мужчина должен быть мертв!
По спине снова пробежала капелька холодного пота.
Нет, это должно быть сын, мужчина лишь издевается над ним!
— Я… Я думаю мне…
— Стоит вернуться? Не думаю. Идем дальше! Вы хотели продать гребень скалы, не так ли? Хотя он и не принадлежит больше вам, да и не принадлежал никогда. Вы самый подлый судья из всех, которые когда-либо были в Норвегии, господин Снивель. Вы — позор для вашей профессии, и непонятно, как вы до сих пор сохранили еще свою шкуру.
Это не профессия, а очень высокая должность, хотел надменно возразить Снивель, но момент был неподходящим для спора. Он повернулся на каблуках, намереваясь убежать обратно к людям. Ларсен…
Чепуха! Суеверие, охватившее весь уезд, сейчас подействовало и на него. Этот Лунден сын того повешенного, смешно поверить во что-либо другое!
