К вечеру мне все это уже надоело. Орки были чем-то очень заняты, поэтому в лесной избушке я находился практически один. Оррин за те два дня, что мы здесь сидим, почти пришел в себя. Они с братом постоянно о чем-то шептались, но были постоянно начеку, и подслушать о чем идет речь, мне не удалось. Оставшиеся трое орочьих бойцов из леса почти не выходили. Шас, помимо лечения дочери и вождя, постоянно бегал по лесу и собирал какие-то травки, корешки и камушки.
Кроме моих давних поклонников в лице комариного племени, здесь присутствовали и другие кровососы — детишки Шаса. Оказывается, этот дуэт самое страшное, что смог изобрести человеческий род. Шасана быстро оправилась от поверхностной раны, но это счастливое обстоятельство доброты ее характеру не добавило. Целеустремленность, изобретательность и энтузиазм, с какими она старалась сделать мою жизнь в лесной сторожке невыносимой, были достойны лучшего применения. А когда к ним прибавлялись энциклопедические знания и холодный расчет ее младшего братца, то ситуация становилась поистине опасной для здоровья. Моего.
Поднять руку на только что осиротевших детей я не мог, а жаловаться оркам на то, что меня достали малолетки — добиться того, чтобы к ним присоединились и остальные. Так как Шасана воспринимала меня как ровесника, к тому же орка, то и отношение ко мне было соответственное. Дети не стеснялись меня лишний раз пихнуть, проходя мимо, «случайно» опрокинуть кувшин с водой мне на колени во время обеда и т. д. И это только разминка. Не видя с моей стороны особого сопротивления, их шутки становились с каждым разом все более злыми и жестокими. По молчаливому согласию сторон, взрослых старались держать в неведении относительно наших «забав». Но мое терпение постепенно заканчивалось. Я чувствовал, что когда дойдет до откровенных издевательств, мне придется ответить адекватно.
А как? Что я могу сделать взбалмошной девчушке и пацану, который уже сейчас умнее (вслух никогда в этом не признаюсь) меня? С одной стороны — я взрослый человек и связываться с детьми ниже моего достоинства, с другой — скоро эти детки это самое достоинство опустят ниже подземелий. Самым разумным было бы найти с ними общий язык и попробовать подружиться, но я сильно сомневаюсь в возможности такого развития наших отношений.
Сели обедать, от доченьки Шаса была только одна польза — она хорошо готовила. Так как мы старались не афишировать своего присутствия здесь, то и не ходили за продуктами в деревню. Человек, указавший нам это место, тоже старался не появляться. Так что из съедобного в достаточном количестве была только дичь. Мясо Шасана каждый раз готовила иначе, и это примиряло меня с ее существованием. Как говорила моя любимая кухарка «еда злых рук не любит», значит, есть в этой девчушке и что-то хорошее.
— Завтра выезжаем с рассветом. — Оррин внимательно осмотрел всех обедающих и продолжил. — Постарайтесь свои вещи не оставлять, возвращаться ни из-за чего не будем.
Я стал соображать, где мог положить добрую половину своего барахла и не заметил приближения Шасаны. Та сделала вид, что споткнулась, и вылила тарелку похлебки мне на колено (и не только!).
Ой! Горячо же!
— Ты что? Совсем меня извести хочешь? — Стараясь удержаться от крика, с трудом произношу я. — Дура!
Та только и ждала моей фразы, чтобы перейти в наступление.
— Ты сам меня толкнул! Думаешь, если рожа зеленая, то и слабых девушек обижать можно?
Я в некоторой растерянности посмотрел на орков, те не смотрели мне в глаза и старались удержаться от смеха. Так, с этой стороны поддержки ждать не приходится. Шас сделал вид, что ничего не слышал. Но последней каплей послужили мерзкие рожи, которые корчил мне Шасин из-за спины своего отца.
Все! Достали! Неимоверным усилием воли сдерживаюсь от ругательств. Хорошо, сама напросилась. Поворачиваюсь к храмовнику и говорю.
— Шас, как жаль, что тебе придется редко видеться с детьми, когда им это так необходимо.
Храмовник удивленно посмотрел на меня, не понимая, о чем идет речь.
— Ведь золота, прихваченного из дома тебе точно будет мало. Придется зарабатывать.
— На что? — По недоумению на его лице было понятно, что храмовник никак не может сообразить, о чем речь. — Я прикинул, что на учебу сыну хватит с избытком.
— Какой сын? О чем ты? — Специально говорю погромче, чтобы и оркам было хорошо слышно. — Потребуется много золота, чтобы хоть за селянина выпихнуть замуж такую косорукую неумеху.
— Что! — Праведное возмущение дочери храмовника доставляло мне истинное наслаждение. — Я? Косорукая?
Она посмотрела на нас и убедилась, что все присутствующие с интересом ждут ее оправданий. Вот-вот! На себе попробуй, каково это, когда тебя мордой об стол. Лицо девушки исказилось от сдерживаемых рыданий, она развернулась и опрометью бросилась вон. Рорин осуждающе покачал головой.
— Зря ты так. Она девочка не плохая, только растерялась слегка. Пойди, найди ее и помирись. Нам в походе скандалы не нужны.
Шасин зло посмотрел на меня и хотел встать из-за стола, но храмовник положил свою ладонь ему на плечо и удержал.
— Останься. Им надо выяснить свои разногласия, не мешай.
Да где она ходит? Таскаюсь тут по кустам, даже в какое-то болотце забрел, на наших орков натыкался три раза, а ее нет. Это уже не смешно, я даже возвращался в сторожку — вдруг она вернулась. Если честно, то я стал волноваться — лес, дикие животные, мало ли что могло случиться? Все, сейчас схожу к ручейку, из которого мы брали воду, и пойду к нашим поднимать панику. Все-таки жаль будет девчушку, если ее погрызет какой-нибудь хищник.
Ага! Вот она где! Плачет. Только как-то странно она рыдает — то ли мычит, то ли рычит. Тихонько выглядываю из-за куста — если просто плачет, то подходить не буду, а если случилось что, ногу подвернула или укусил кто, то помогу. Не понял. Что происходит?
Картина, открывшаяся моему взору, на первый взгляд казалась абсурдной. Шасана лежала на спине и отчаянно боролась с кем-то. Сначала мне показалось, что один из орков сошел с ума и напал на нее, но присмотревшись, я понял, что это человек. Весьма волосатый и не очень чистый, но, может, женщинам такие нравятся.
— Эй, что происходит? — Я спрашивал, потому что в «этих» делах я не особенно разбирался. Кинусь на защиту девичьей чести, а у них тут приступ страсти. — Шасана, это кто?
И тут человек повернул голову и посмотрел на меня, закрывая девушке рот. Несколько кровоточащих царапин на его лице явно указывали, что о согласии со стороны Шасаны не может быть и речи.
— Что, пацан, тоже хочешь? — Он злобно ощерился и продолжил. — Давай, держи ее за руки, а то царапается, сука!
