— Сумеешь, сумеешь, — подбодрил его Владигор. — Не унывай раньше времени.
— Надо будет с этим Даром потолковать, — сказал Чуча, — порасспросить парня. Да ведь раньше чем через год Заморочный лес его не отпустит. Эх, поторопились чародеи!..
Владигор нахмурился и ничего не ответил.
Незадолго перед рассветом звезды погасли, и круглая луна, только что яркая, потускнела и едва просматривалась сквозь пелену то ли наплывших облаков, то ли тумана. Марево на небе излучало красноватое свечение, вспыхивая кое-где неяркими всполохами. Путники приписали это все той же грозе, от которой сами спешили недавно спрятаться, а теперь отдаленной настолько, что раскатов грома совершенно не было слышно. Воздух, однако, уже не был полон живительной свежести, и Владигор с удивлением обнаружил, что не чувствует вообще никаких запахов. Замолчали и кузнечики. Филин на плече у Владигора открыл глаза и не мигая смотрел перед собой.
Трава под копытами Лиходея рассыпалась с неприятным сухим треском, будто обугленная. Вскоре она сменилась песком. Филин подпрыгнул, расправил крылья и полетел вперед, держась низко над землей.
Через две-три версты Лиходей замедлил бег и стал спускаться на дно неглубокого, но достаточно широкого оврага, тянущегося поперек пути. Внизу стоял Филимон, принявший свой человеческий облик. Начинало светать, и Владигор, присмотревшись к белеющим предметам, во множестве разбросанным на песке, вдруг понял, что это рыбьи скелеты. Филимон поднял полукруглый панцирь речной черепахи, повертел его в руках и, чертыхнувшись, запустил в небо. Тот описал круг и врезался в песок.
— Чуча! — закричал Филимон. — Ты, помнится, говорил, что плавать не умеешь. Считай, что повезло тебе.
— Почему это? — спросил коротышка.
— Да утонуть негде. Через Аракос посуху переправляемся.
Владигор и Чуча спрыгнули на землю. Совсем недавно здесь текла река, сильная и быстрая, с порогами и своенравными водоворотами, раздражающими перевозчиков. Теперь она исчезла, ушла в песок. Чуча был ошеломлен. Владигор стиснул зубы и сжал кулаки, его переполнял гнев. Их враг, кем бы он ни был, дорого заплатит за содеянное!..
— Что будем делать, князь? — спросил Филимон. — Впереди пустыня, а воды у нас с собой мало. Кто ж знал, что из Аракоса не доведется испить?
— Ты, Филька, так спрашиваешь, как будто у нас выбор есть, — вздохнул Владигор. — Хотя у тебя с Чучей он есть, конечно: либо со мной вперед идти, либо назад ни с чем возвращаться. Решайте сейчас, потом поздно будет.
— Мне вернуться велено, когда врага обнаружим, чтобы чародеям о нем поведать, — сказал Филимон и усмехнулся невесело. — Мне-то что, взял и улетел. А вот Чуче, может, лучше и вернуться.
Коротышка покраснел от негодования:
— Ишь советчик какой выискался! Нет уж! Я эту Великую Пустошь своими глазами увидеть должен. А безводьем меня только такой дурак, как ты, пугать может. Да известно ль тебе, что подземельщики воду чуют не хуже, чем ты, к примеру, щи?
— Вот заладил: щи да щи! — обиделся Филимон. — Объел я тебя, что ли? Сам небось лопал и тоже не морщился.
— Ну, полно, полно, — прервал их перепалку Владигор. — Никуда еще не пришли, а уже ссорятся. Мне такие попутчики не надобны.
Филимон с Чучей замолчали, виновато глядя себе под ноги.
— Успокоились? — улыбнулся Владигор. — Тогда в путь!
Лиходей, увязая в песке, перешел овраг. Филимон вновь обернулся филином и принялся описывать круги, не теряя из виду Владигора с Чучей. Солнце уже поднялось, но лучи его с трудом пробивались сквозь красноватую мглу, затянувшую небо, не похожую ни на облачную пелену, ни на туман, ни на дым от вчерашнего степного пожара. Было безветренно и душно. Жажда начинала напоминать о себе, но путники старательно отгоняли мысли о фляге с водой, одной на троих, надеясь, что отыщется наконец какой-нибудь родник или колодец.
За полдня они преодолели три десятка верст, и уже подумывали о кратком отдыхе и драгоценном глотке из фляги. Ни человек, ни зверь не встретился им на пути. Однообразный, наводящий уныние пейзаж оживляли лишь редкие невысокие скалы, торчащие из песка, как изваяния идолов. Одна из таких скал стояла чуть накренившись и была достаточно высока, чтобы в ее тени могли уместиться конь и три человека. Здесь и решили сделать кратковременный привал.
Чуча, глотнув из протянутой Владигором фляги, передал ее Филимону и обошел скалу кругом. Затем приложил к ней ухо и долго стоял так, иногда постукивая ногтем по гладкому, отполированному ветрами камню.
— Внизу вода есть, — сказал он наконец. — Ручей. Но глубоко, не докопаться.
— Все равно копать нечем, — махнул рукою Филимон.
— Куда течет? — спросил Владигор.
Чуча указал на восток:
— Нам с ним по дороге.
— Хорошо, если так, — кивнул Владигор. — Может, наружу выбьется.
— А ну-ка тише. — Филимон приложил палец к губам и склонил голову набок, прислушиваясь. Все замерли. Через мгновение Владигор услышал отдаленный гул, напоминающий звук воздушной тяги в кузнечных мехах. Гул слышался с той стороны, откуда они приехали, и медленно нарастал, приближаясь. Лиходей беспокойно заржал.
Владигор, Филимон и Чуча обернулись на запад, напряженно вглядываясь вдаль, но долго ничего не замечали, кроме красноватого марева и желтого песка, соединявшихся на горизонте в одну темную полосу.
— Слетаю проведать, что там, — сказал Филимон и зашел за скалу. Он не выносил, когда за его превращениями кто-то наблюдает, как будто стеснялся своего дара, которым когда-то наделил его Белун, спасая от гибели. Вскоре ширококрылая птица взлетела из-за скалы и устремилась на запад.
Владигор и Чуча молча смотрели ей вслед, пока она совсем не исчезла, растаяв в дрожащем воздухе.
Гул стал уже таким сильным, что давил на уши. Происхождение его по-прежнему было неясным. Если он предвещает жестокую бурю, то должны быть хоть какие-то ее признаки — порывистый ветер или скопления черных туч. Ничего, однако, не менялось в мутном небе над головой, и воздух был все так же неподвижен и душен.
— Мне становится страшно, — признался Чуча и постарался улыбнуться, но улыбка вышла виноватой и жалкой.
Лиходей вздрагивал всем телом, тряс гривой и рыл копытом песок, будто призывая своего хозяина убраться отсюда подобру-поздорову. Владигору и самому было не по себе. Он в первый раз горько пожалел, что не надел на безымянный палец заветное аметистовое кольцо, вспыхивающее алым светом при приближении опасности. Придется полагаться не на магическую помощь, а на собственное чутье. Но сейчас чутья особенного не требовалось, чтобы понять, что нужно поскорей уносить ноги. И все же уехать и не узнать, откуда идет этот устрашающий гул, Владигор не мог.
