Новый удар – теперь под дых. Тирон, нареченный Ягненочком, задыхается и падает на землю.
– Встать, зелень! Встать, встать! Встать!!!
Тирон кое-как поднимается. Центурион все равно недоволен. Оглядывает строй, засовывает палку из виноградной лозы под мышку. Смотрит на всех, выпятив нижнюю челюсть.
– Что вы как бабы?! Мне что, набрать пополнение в ближайшем лупанарии?!
– Цэн, так точно, цэн!
– Что-о?!
Тироны соображают, что подставились.
– Цэн, нет, цэн!!!
От слитного вопля дрожит воздух. Во взгляде каждого новобранца написано: «Сдохни, урод». Сдохни, сдохни, сдохни!
Пожалуйста.
Центурион улыбается. Теперь он наконец-то доволен.
* * *
У солдата в легионе определенный путь. Сначала он тирон, зелень легионная, новобранец, который не имеет никаких прав, зато обязанностей у него – выше головы. Тиронов дрючат так, что они, кажется, даже спят стоя. Каждый день – марш на двадцать миль с полной выкладкой, а это кольчуга, толстая туника под ней, железный шлем с подшлемной повязкой, щит-скутум, два пилума, меч и кинжал-пугио. Вдобавок к этому у каждого тирона есть рогатка – особая крестовина, ее несут на плече, на ней висит сумка с личными вещами и фляжка с водой. Плюс лопата, кирка, деревянный молот, котелок, сковорода и один из кольев для будущего лагеря.
Это сдохнуть можно, сколько тащить. Но они тащат. Недаром легионеров прозвали «мулами». Легендарный Гай Марий, разгромивший тевтонов и кимвров, когда-то преобразовал римскую армию – избавил ее от обоза, перегрузив все необходимое на самого солдата. Теперь легион может пройти за день тридцать – сорок миль и построить на новом месте укрепленный лагерь.
От непрерывного ора центурионов и оптионов стонет воздух. Виноградный жезл, символ власти центуриона, гуляет по спинам.
Вперед, вперед, вперед! Держи шаг! Равнение! Подтянись, левый край! Четче шаг, сукины дети.
После месяца обучения они дают присягу и становятся милитами, легионерами. Это уже не «зелень», это воины. Но это еще самый низкий разряд, почти дно легионной иерархии. Все самые тяжелые и грязные работы – для них. У них нет освобождений, нет выходных, нет отпуска. Они крепко влипли.
После нескольких лет службы милит становится опытным воином, который может все: строить дороги, ставить лагерь, рыть подкоп, атаковать в сомкнутом строю, лезть на стену. Теперь он – арматура. И может по праву этим гордиться.
– Коли! Коли! Коли! – кричит центурион.
– Раз, раз, раз.
– Выше щит! Вперед, обезьяны, или вы хотите жить вечно?!
Арматура – костяк легиона. Становый хребет. Выше него только иммуний, опытный солдат, освобожденный от работ по лагерю, и ветеран – солдат, отслуживший шестнадцать лет и переведенный в особый «вексиллум ветеранорум». По большей части это собрание калек, покрытых шрамами. Но – гордых и опасных, как адские псы. Когда легиону приходится туго, в бой бросают именно их. Ветеран, вернувшийся добровольцем на службу, называется эвокат. Ну, круче его уже никого нет.
– Спите, сволочи?! А ну, проснулись! Держи строй! Шаг! Коли! Шаг!
Голос центуриона достанет тебя даже в Преисподней. Центурион орет так, что, когда стоит рядом, рискуешь оглохнуть…
Терпи, новобранец. Теперь ты – в легионе.
* * *
Вдоволь полюбовавшись на учения, мы уходим с Метеллием перекусить. Возвращаемся к самому интересному: тиронов учат владеть мечом.
А чтобы в живых остался хотя бы один из новобранцев, мечи им выдают деревянные. Каждый – раза в два тяжелее боевого гладия.
– Начали! – командует центурион.
Пока новобранцы лупят друг друга, я подхожу ближе. Целый ящик запасных деревянных мечей. Я хмыкаю, беру один и пробую взвесить в ладони – да, тяжелый. Шершавая рукоять. Когда-то я такой деревяшкой намахался досыта.
Делаю взмах, другой. Палка со свистом рассекает воздух.
Рядом два новобранца сражаются. Рыжий делает довольно ловкий выпад и выбивает у другого палку. Тот держится за пальцы и воет. Да, больно.
Я отстраняю центуриона и встаю на место того новобранца, что выбыл.
– Попробуем?
Рыжий открывает рот, но центурион соображает быстрее.
– Захлопни рот, зелень, – командует он. – И попробуй побить легата!
Я усмехаюсь, киваю. Метеллий, глядя на все это, явно веселится.
– Начали! – дает отмашку центурион.
Тирон топчется на месте, затем выкидывает руку с мечом в мою сторону. О-очень неловко.
Я с легкостью выбиваю гладий из руки тирона. Раз! И заношу руку для последнего, добивающего, удара. Острие деревянного меча нависает над беззащитной шеей новобранца. Рыжий замирает. Он насквозь мокрый от пота, по его влажной коже сбегают капли… Глаза круглые.
– Ты убит, Ягненочек, – констатирует центурион. – Легат только что зарезал тебя, как свинью.
У меня стучит сердце – громко, на весь лагерь. Бух, бух, бух. Что-то я разволновался.
– Это был храбрый Ягненок, – говорю я. – Его глаза горят, как у Волчонка. Молодец, парень.
Центурион говорит:
– Легат только что дал тебе имя, зелень. Что нужно сказать?
Тирон наконец соображает.
– Цэн, спасибо, цэн!
– Теперь ты не Ягненочек, – улыбается центурион. – С этого момента я буду звать тебя Волчонком. Нравится тебе новое имя?
– Цэн, да, цэн!
– Не слышу!
Волчонок орет:
– Цэн, да, цэн.
– Свободен.
Я взвешиваю в ладони деревянную палку, называемую мечом. Смотри ты, еще не все забыл. Только соперник нужен поинтересней.
– Теперь вы, центурион. Попробуем?
– С удовольствием, легат. – Он берет меч Волчонка и становится напротив.
В этот раз все будет намного сложнее. Центурион тяжелее меня. К тому же гораздо опытнее.
– Начали!
Палки стучат. Когда центурион заезжает мне по ребрам слева, я охаю. Но тут же выпрямляюсь и снова иду в бой. Тук, бам, тук. Ох, говорю я, получив палкой по руке. Боль такая, что на глаза наворачиваются слезы… Я моргаю.
Бей. Теперь очередь центуриона стонать от боли. Тук-тук, бам!
Проклятье! Теперь я опять на земле. Падаю, но все равно поднимаюсь. И опять поднимаюсь. Нельзя терять лицо. Я – легат. Центурион останавливается, опускает меч.
– Легат?
– Еще раз! – приказываю я.
Иду в атаку. Тук-тук-тук. Палки стучат друг о друга. Я снова пропускаю удар. Да что ж такое. Центурион останавливается. Я опять нападаю. Пот льет градом, я весь мокрый. Тук-тук, тук-тук. Центурион словно угорь, его не достанешь. Ну конечно, он же инструктор по фехтованию.
Наконец мне все-таки удается его достать. Центурион охает, роняет палку. Я делаю шаг – бей! Но, прежде чем я успеваю добить его, он изворачивается, хватает палку и впечатывает ее мне под колено. От вспышки боли темнеет в глазах.
