Антон Ермаков - Авалон:Хроники бессмертных

— Не волнуйся, она у нас сильная, — ответил ей Антон. — Да и к тому же там рядом с нею Бирюк, так что ничего страшного, я уверен.

В кафе было полно народу — «Кампус» пользовался неизменной популярностью у местной молодежи, да и цены тут не особенно кусались. Друзья все-таки сумели найти свободный столик, и к ним тут же подскочила молоденькая официантка, спеша принять заказ.

— Боже, я прямо опять про свою работу вспомнила, — с нескрываемым ужасом сообщила Малиновская, когда девушка, записав все их пожелания в блокнот, удалилась. — Вы же, наверное, не знаете, — обратилась она к парням, — меня ведь уволили!

Следующие пятнадцать минут, пока они ожидали свой заказ, Маша подробно рассказывала Антону и Евгену все то, о чем уже знала Настасья. Общее мнение сошлось на том, что Иван Васильевич — старый козёл, отчего Машка окончательно развеселилась и твердо решила, что больше не будет накручивать себя по этому поводу.

Наконец подали первую порцию заказанных блюд — разнообразные салаты и напитки, а также вино, и разговор плавно перешёл в другое русло. Евген тут же откупорил бутылку, чтобы выпить за здоровье именинницы. После очередного тоста атмосфера вокруг заметно улучшилась, а уровень вина в бокалах значительно понизился, что тоже сыграло свою роль в повышении настроения.

— Смотрите, что мне сегодня папа с утра подарил, — Настасья приподняла рукав своей расшитой мелкими бисеринками блузки, — на её руке красовались блестящие, дорогие часы. Изящный ремешок легко и элегантно охватывал тонкую кисть, а циферблат по краям был выложен драгоценными камнями.

— Ух ты, как классно! — восторженно воскликнула Маша, таща при этом Настину руку через весь стол на себя, чтобы получше всё рассмотреть.

Евген вытянул шею — ему тоже явно не терпелось взглянуть на часы.

— Бриллианты и сапфиры, я полагаю? — мгновенно определил Антон.

— Как ты догадался? — изумилась Настасья.

— Прочитал твои мысли, — серьезно ответил Антон. Ответ прозвучал слегка невнятно, так как он уже успел набить рот едой.

Маша не поняла, шутит он или нет, но, на всякий случай, хихикнула.

Тем временем вечер шел своим чередом, за окнами становилось всё темнее, и народу в заведении оказалось ещё больше, чем было сначала. Включили живую музыку — многие посетители, уже как следует заложив за воротник, пошли танцевать. Отовсюду слышались возбужденные голоса и грохот отодвигаемых стульев.

— Ты не хочешь пойти? — Евген приобнял Настю, кивнув на танцпол.

— Я, честно говоря, не очень люблю танцевать, Евгеш.

— Как хочешь, — ответил он, но руку с Настиного плеча убирать не стал.

Они просидели уже достаточно долго, и яркие желтые огни на улицах светили все ярче и ярче, разгоняя наступающую ночь. Затем принесли десерт — мороженое и коктейли. Мария, задумчиво помешивая трубочкой забавное ванильно-клубничное месиво, сказала:

— Я тут знаете о чем подумала? Про Таньку…

— А что про Таньку? — спросила Настя, кажется, слушая не очень внимательно и разглядывая потолок — по нему прыгали разноцветные световые гусеницы и звездочки, подрагивая в такт музыке.

— Я имею в виду, разве такие, как мы, — с нажимом на последнее слово произнесла Маша. — Могут отравиться? Или вообще заболеть?

— Почему бы и нет, — предположил Антон. — У нас же остальные, так сказать, физиологические процессы происходят. Вот и здесь тоже.

— А если, допустим, кто-нибудь из нас заболеет смертельной лихорадкой? — спросил Евген, ковыряя вилкой остатки недоеденного им салата. — Он ведь не умрёт? Да? А как тогда быть?

— Да откуда мы можем это знать? — ответила за Антона Малиновская, подперев голову рукой. — Все сейчас слишком сытые и уставшие, уже голова не варит для таких сложных тем. Потом у Сильфиды сам спросишь.

— Не хочу я у неё ничего спрашивать, — насупился Евген. — Она мне не нравится.

— Вот это да! — удивилась Настя. Она перестала разглядывать танцующих и посмотрела на Евгена: — С чего это?

— Знаешь, немного напрягает её прохладно-снисходительное отношение. Как будто мы такие тупые, что не в состоянии ничего понять. Меня это бесит, — признался Евген. — Я уже и не говорю о нашем, мягко сказать, странном методе обучения. Все как будто из-под палки. Никакой свободы. Никакого творчества. Расписание, как в пионерском лагере. Утром пришли, вечером ушли. Надоедает.

Маша даже мороженое есть перестала, слушая такие речи. Ей и в голову никогда не приходило, что можно хоть чем-то быть недовольным. По крайней мере, её в обучении устраивало абсолютно всё, о чем она и поспешила сообщить Евгену:

— Свободное расписание? Скажи мне, дорогой мой друг, зачем оно тебе сдалось? Мы ещё толком ничего не умеем!

— Замечательно вообще, — огрызнулся Евген. — Столько времени ходим-бродим, а так до сих пор ничему и не научились!

— Значит, такие уж мы ученики, — Маша пожала плечами, явно не собираясь спорить.

— Да нет, значит, такие уж у нас учителя! — Евген зло ткнул своей вилкой в салат.

Мария смешалась, и не нашлась с ответом. Может, ей уже мерещится всякий бред оттого, что она выпила слишком много крепкого вина, которое они заказали? Она покосилась на Антона, чтобы убедиться в том, что её друг слышал сейчас то же самое. Антон в этот момент внимательно смотрел на Евгения. Лицо его было серьезным.

— Жень, не надо вносить смуту в и без того непростые дела, — тихо сказал Антон.

— А не надо мне тут указывать, что мне можно делать, а что нельзя! — в голосе Евгена промелькнули едва уловимые нотки угроз.

— Дружочек, ты явно перебрал, — Настя погладила его по голове, причесывая растрепанные волосы. — Пойдем-ка домой. Все уже сыты и довольны.

— Ты, небось, решила, что я снова разозлюсь и попытаюсь кого-нибудь изжарить? — уже довольно весело произнёс Женек, косясь на Антона, и опрокидывая при этом пустой бокал.

— Нет-нет, не в этом дело, — Настасья явно старалась уладить все так, чтобы все заинтересованные стороны остались довольны. — Времени много, а завтра утром, очень рано, мой папа уже уедет. Если вы не против, я бы хотела провести оставшиеся несколько часов с ним — ведь потом мы не увидимся целых полгода.

Это было правдой, и Настасья здесь ничуть не слукавила — её папа должен был завтра снова сесть на поезд до Мурманска, чтобы на долгих шесть месяцев отправиться в очередное плавание к далеким, таким чужим и холодным берегам. Кажется, этот довод показался Евгену достаточно убедительным, и он, почти не сопротивляясь, дал себя увести.

— Просто немного перебрал, вот и всё, — шепнула Настасья друзьям, когда они уже выходили из кафе.