Второй был очень стар. Уже одно это говорило о том, что сей человек обладает недюжинным умом и поистине кошачьей изворотливостью. Столь долго избегать губительного гнева Императора удавалось немногим. На нем был длинный халат из драгоценного в этих краях арделлитского шелка — и это было неудивительно. Желтая кожа и узкие глаза человека сразу выдавали в Первом Советнике Ютанге Ши уроженца восточных провинций Арделлы. Седые волосы, реденькая борода, не заслуживающая этого громкого названия, кожа, испещренная глубокими морщинами, невероятно длинные ногти — не изящные, как у женщин, а кривые желто-коричневые… все это производило весьма отталкивающее впечатление. Но Император ценил своего Первого Советника не за внешность.
— Что ты намерен показать мне? — Голос Императора заметался между стенами, говорить тихо он умел, но не любил. Считается, что шепот монарха должен быть услышан даже глухими… но Явор Герат Седьмой не считал нужным сдерживать мощь своего баса.
— Вот, посмотрите на это, Ваше Величество. — На сморщенной ладони старого арделлита лежало кольцо — простенький золотой ободок, сделанный без особых изысков, с плохо ограненным осколком синего камня, кое-как вплавленным в металл.
— Ютанг, ты испытываешь мое терпение, — рыкнул Император, бросая на советника раздраженный взгляд. — Я вижу лишь паршивое колечко, не стоящее даже золота, из которого оно сделано.
По телу старика пробежала чуть заметная дрожь. Уже много лет он понимал, что его жизнь висит на волоске и что любой неосторожный шаг или слово могут стать для нега последними.
— Это не простое кольцо, о Великий… — торопливо заговорил Ши, беря кольцо двумя пальцами. — Когда-то оно принадлежало самой Сиксте Женес.
— И что? — презрительно фыркнул Император. — Безделушка… что бы ни говорили о Сиксте, она было обычной бабой… и такого барахла у нее наверняка был целый сундук… Насколько я знаю, при жизни она не бедствовала. Или ты считаешь, — его голос снова стал суровым, — что я должен пасть на колени перед этим кусочком золота и начать возносить молитвы?
— О Великий… простите… позвольте мне объяснить! — Старик прижал руку к сердцу и склонился перед властелином.
— Только будь краток, Ютонг. — Явор Герат бросил на слугу мрачный взгляд из-под косматых бровей. — У меня есть и другие депа.
— Да, да, Великий. Это кольцо попало в императорскую сокровищницу очень давно. На его внутренней поверхности есть подпись, ее имя… но дело не в этом. Дело в камне. Я уже видел такой камень, даже два… они вплавлены в статую Галантора Сурлина, что хранится в Цитадели Ордена. Я ездил туда пять лет назад, когда Ваше Величество изволили включить меня в состав посольства. Эти глупцы разрешают смотреть на статую каждому, кто пожелает… Уверяю, камни, из которых изготовлены глаза статуи, такие же, как и этот обломок.
— И что? — Император начал терять терпение, и его рука медленно сжалась вокруг рукояти тяжелого кинжала. Редко случалась декта, в течение которой этот кинжал не отбирал чью-то жизнь. Явору Герату нравился запах крови, и его легко было вывести из себя.
— Два дня назад я увидел… Великий, камень начал светиться. Это, несомненно, знак…
— Знак чего? — прорычал Император, разглядывая синий осколок. Камень был мертв, как обычный осколок… Властелин нахмурился, посмотрел на советника недобрым взглядом. — Ничего не вижу. Шутки шутить вздумал?
— Надо подождать, повелитель, молю…
Император решил, ради разнообразия, последовать совету старика. Ежели так ничего и не произойдет… что ж, его гнев будет велик, о проклятый Ютанг сто раз пожалеет о том, что сунулся к господину со своими бреднями.
Прошло несколько минут, и Император Явор Герат Седьмой уже собирался позвать палачей, дабы объяснили этому глупцу, что не стоит шутить со своим господином, как вдруг в самой глубине камня затеплилась голубая искорка, разгораясь все ярче и ярче, пока камень не засветился весь. А потом вдруг сияние исчезло, словно его и не было… Но Император знал, что глаза его не обманули, это были именно голубые искорки камня, а не отражение многочисленных светильников, закрепленных на стенах.
— И что это означает? — буркнул он, с усилием отводя взгляд от кольца.
— Не знаю, Великий, — понурился Ши. Это было самым опасным моментом в разговоре, и советник понимал, что еще ни разу не подходил так близко к лезвию императорского кинжала. Менее всего повелитель был склонен терпеть слова вроде «я не знаю». Он затараторил еще быстрее, надеясь успеть сказать все важное до того, как Явор Герат потеряет терпение и его клинок по самую гарду погрузится в живот Ютанга: — Но это наверняка знают в Цитадели. Наверняка вершителям Ордена доподлинно известно, что означает свечение синих камней. Это очень важно, ни в одной из наших книг ни слова не говорится о том, что камень кольца Сиксты может испускать свет.
Некоторое время Император молчал, вертя перед глазами кольцо. Ютанг с явным облегчением заметил, что пальцы, сжимающие оружие, разжались. Похоже, он пережил еще один день.
— Хорошо… нанесем этим ублюдкам удар в их собственном логове. — Император улыбнулся, но эта улыбка больше напоминала оскал хищника. — Я пошлю «ночных кошек», и они доставят сюда кого-нибудь из вершителей,., если ты прав и этот светящийся камень в самом деле что-то означает, получишь награду. Если же нет… тогда тебе лучше удавиться самому.
— Да, Великий, да! Если один из вершителей попадет в мои руки, я сумею узнать все! — бормотал старик, часто кланяясь и с каждым поклоном делая крошечный шажок назад.
Дождавшись небрежного жеста Императора, советник повернулся и почти бегом покинул Зал Славы. А Император Явор Герат Седьмой прикоснулся к шнурку — и где-то за его спиной, в одном из помещений дворца, тихо звякнул колокольчик. Своей личной гвардии, «ночным кошкам», он отдавал приказы только сам. И только наедине.
Торнгард, столица Империи Минг. Зал Славы, дворец Императора
Интересно, кто был тот мудрец, что разделил год на четыре сезона и придумал для каждого из сезонов свое название. Возможно, он решал эту задачу, не выглядывая из своих покоев и даже не подходя к окну. До сезона дождей еше оставалось почти пять дект, но ощущение было такое, что он уже наступил. И не просто наступил, а заявил о себе прямо и недвусмысленно, обрушивая с неба потоки холодной воды, в мгновение ока превращавшие утрамбованный тракт в реку жидкой грязи, а воинов, еще недавно блиставших оружием и новой, только что вышедшей из мастерских Сайлы формой — в жалких, с ног до головы покрытых размокшей глиной, людишек. Даже орденские стяги, коим положено было гордо развеваться на непрекращающемся ветру, давно уж повисли мокрыми тряпками, вселяя в сердца воинов уныние и тоску.
