— Твоя правда, — растерянно пробормотал рыцарь, щупая загривок и рассматривая измаранные пальцы.
— Если обожглись, пописать надо на ожог! — посоветовала издали девка в красной юбке.
Марк зарычал от ярости, Ласточка подтолкнула остолбеневшую Котю:
— Пойдем, пойдем.
— А ты не боишься их совсем, теть Ласточка, — пробормотала Котя, когда они отошли подальше.
— А что их бояться, — фыркнула та. — Поорут, перестанут. Пусть их разбойники боятся, а нам с тобой они худого не сделают.
В сенях Ласточка придержала Котю — в зимней избе шумели, лорд Радель отрывисто командовал, два молодых голоса ныли и причитали в ответ.
— Наль, затягивай шнуровку. Туже, я сказал. Теперь подставь мне плечо.
— Милорд, вам нельзя вставать!
— Ах, лежите, не вставайте! Ах, что вы делаете, господин!
— Мыся, отодвинь табуретку, на дороге стоит.
— Милорд, запретили же лекаря! Заругают…
— Сейчас я тебя заругаю. Почему кольчуга не чищена? Почему у тебя в волосах солома?
— Милорд, я…
— Молчать! Приказываю — выполняй. Куда пошел? Плечо подставь, дурень! Мыся, не суетись. Отойди с дороги! Табуретку, черт!..
— Я так и знала, — пробормотала Ласточка. — На солнышко пополз. Ни на миг одного оставить нельзя.
Она распахнула дверь, но не успела перехватить самовольно поднявшегося лорда. Ноги не удержали его и пары шагов, Радель завалился на бок и рухнул, ругаясь, повалив мальчишку-оруженосца и опрокинув табуретку с чашками и склянками. Девка, приставленная за сиделку, отчаянно взвыла.
— Котя, хватай его за ноги! — быстро распорядилась Ласточка. — Наль, за плечи. Так, на счет «два» подняли — и на кровать. Лорд, заткнитесь, это мне ругаться надо. Не дергайтесь, разорви вас мары, лежите смирно! Мыся, иди к черту и убери осколки! Ну-ка, раз, два — на кровать!
Втроем они подняли скрипнувшего зубами больного и затащили на постель.
— …ать! — вырвалось у Гертрана Раделя. — Дъявол меня побери! Это проклятая табуретка!
— Горазд ругаться, — рявкнула Ласточка. — Ноги не ходят, а язык как помело. — Она повернулась и влепила мальчишке затрещину. — Я тебе что говорила! Уморить лорда хочешь?
— Он приказывает! — пискнул Наль. — Не могу ослушаться.
— Можешь, когда надо. Тебе голова зачем дадена? Если лорд твой не соображает — соображай за лорда. Мыся, я сказала — проваливай отсюда!
— Ласточка, какого… — лорд Радель зашевелился, но был опрокинут на подушки толчком ладони.
— Еще раз попробуете встать — привяжу к кровати. — Ласточка выдохнула и постаралась взять себя в руки. — Я не шучу. Мне нравится ваш сын, господин мой лорд Гертран, но я считаю, ему еще рано становиться лордом.
Она отвесила короткий поклон, и Радель усмехнулся, покачал головой и промолчал.
— Наль, сними с лорда сапоги. И дай их мне, я их спрячу. Господин мой, лорд Радель, посмотрите на эту девицу. Это ваша новая сиделка.
Радель перевел взгляд на Котю и пару раз моргнул длиннющими коровьими ресницами.
— Ах, — сказал он слабым голосом. — Этот дракон будет меня охранять? Ласточка, я же удеру при первой возможности.
— Шиш, — отрезала Ласточка. — Чтобы удрать, вам придется выздороветь как можно скорее.
Каю не хотелось возвращаться в переполненную крепость. Они с Лаэ долго бродили по извилистому берегу Лисицы, плутая среди сухого рогоза и полузатопленного валежника.
— Есть охота, — Кай похлопал себя по тощему животу, звякнуло железо. — А в крепости одна солонина.
— Давай рыбы наловим, у меня где-то крючки были, — Лаэ порылся в поясном кошеле, достал кусок кожи с прицепленными к нему черными крючками.
— А к чему привяжем?
Лаэ уже разматывал волосяную леску, добытую из того же кошеля.
Кай хмыкнул, перевернул сапогом обомшелую корягу, пачкая расшитый носок.
— Что-то тут шевелится, — он выковырнул из влажной земли белесую многоножку, зажал в пальцах. — Будет рыба это жрать?
— Вполне.
Удить, сидя на стволе нависшей над Лисицей старой толстенной ивы оказалось удобно. Лаэ следил за леской, намотав ее на палец, маслянистая вода в тени морщинистого от древности ствола шла медленной рябью.
Кай некоторое время следил за темной жилкой, уходящей в глубину, потом заскучал.
Найл терпеливо выжидал, острый профиль казался вырезанным из гладкого дерева, плечи, прикрытые воронеными кольцами, сливались с темной корой дерева.
Кай лениво перевел взгляд на колышущуюся границу меж водой и топким берегом, замер, заметив движение.
Отливающее зеленым и бронзовым змеиное тело, покрытое чешуей, как кольчугой, шевельнулось меж вывернутых корней, сдвигая палые листья. Почудился слабый шелест, свист — пронзительный, на грани слышимого. Приподнялась над водой треугольная голова величиной с два сдвинутых кулака, тускло сверкнул янтарный глаз.
Кай приподнялся, всматриваясь. Лаэ, неотрывно смотревший на воду, закрывал ему обзор. Пестрели листья, дробились на воде солнечные блики, сбивая взгляд, отводя его.
— Ого! — найл закусил от охотничьего азарта губу, поводил леску, подсек, вода вскипела, пошла волнами. Он быстро выбрал слабину и схватил за жабры плоского, как полупустой мех, леща. Мелькнул немаленький рыбий хвост, Каю на лицо попали холодные брызги.
— Вот и наш обед!
Лаэ ловко стукнул бьющуюся добычу обушком ножа по затылку, и та затихла.
— Кай?
Парень моргнул, потер глаза.
Извивы облепленных мхом корней, листья, холодные отблески на воде.
Показалось.
* * *
"Строевой лес в здешних местах растет только у озера, Козловым именуемым. Побеседовав с лордом Гертраном, едва от боевых ран воспрянувшим, учинили мы в тех местах лесопилку. Река местная по осени сделалась полноводна, но все же возможно по моему разумению плоты вверх по течению поднять вплоть до крепостных стен. Щиты для осадной башни ладят на Козловом, а собирать их думаю на месте, у Верети, так что со дня на день осадить ее собираемся. Досадная заминка в делах произошла по вине местных крестьян, каковые за надобные нам сырые шкуры для обтяжки строительных щитов серебро получили полной мерой, но, опасаясь к зиме без скотины остаться, возроптали. К великой моей досаде, сэн Энебро, нравом весьма крутой и вспыльчивый, в огонь недовольства смолы плеснул, пообещав недовольных перепороть, а самых ретивых повесить заодно с бунтовщиками. Узнав о таком деле, лорд Гертран весьма огорчился и сэна Энебро поименовал всякими словами, каковые опять же приводить я тут воздержусь. После чего велел себя одеть, посадить на коня и самолично с недовольными говорить уехал, из-за чего теперь сильное беспокойство о его здоровье к моим заботам прибавилось."
