Спохватившись, градоначальник приказал везти плиты обратно. Хотя бы, расколотые. Но возвращать было нечего — высококачественный строительный материал на свалке не залежался. Звать некромантов господа жёлтые легионеры не пожелали, решили ставить печать Љ147, она же «Ледяная Печать Љ19». Собрались всей толпой, и поставили… за тридцать номиналов. Строить там элитную корчму теперь никто не собирается. Так и остался пустырь.
Замечательно. Потраченной энергии хватило бы на дюжину вессеров, на улице лет сорок не появится ни мерка, и всё зря. А стоит какому-нибудь пьянице замёрзнуть до смерти, или грабителям закопать на пустыре свежий труп — и возникнет вторичный источник некроэнергии, подпитанный «давней памятью» и дурной славой. Улица выдержала бы десяток убийств, пустошь в городской черте — хорошо, если два.
— Чем думали городские маги?
— Какие маги… распределённые растяпы из Общих школ, несколько полушарлатанов, якобы практиков, книгу в последний раз открывали две катушки назад, остальные травники. Маг удела по специальности хирург, а надо прикидываться ясновидящим, — Веланта снова провела рукой по лицу, и сменила тему, — А ты всё ещё гоняешь мерков по зеркальным лабиринтам?
— Нет, уже три года, как не гоняю. Вместо схемы перехода случайно нашёл контрпример к шестой теореме Лоисделл. Представь: пренебрежение ничтожно малым воздействием, вероятность влияния — порядка десять в минус восьмой, какой-то древний маг дал руне «отражение» второе значение «ложь», но оно не прижилось… оно даже не зацепилось. В результате, допустимость забытого второго значения разрушает доказательство, и мы снова с разбегу врезаемся в принцип Нереальности модели. Заодно аннулируется два десятка теорем рангом пониже и рассыпаются четыре магистерские ресски. Это было очень печально, «Мраморные крылья» вышли с траурной каймой на двадцать девятой странице…
— Почему на двадцать девятой?
— Потому что те, кого касается, всё равно дочитают, а привлекать жёлтой обложкой тех, кого не касается, незачем.
— Ты прав, печально. Чем же ты теперь занимаешься?
— В целом, тем же. Сохранение оболочек у нежити: «эфир», «волна», обратные переходы…
— А живёшь с Миэлиной?
— Расстались.
— О? Как это вы?
— Весной она сказала: «Пошёл вон!». Я и пошёл.
— Что меня в тебе всегда изумляло, так это готовность по первому требованию уйти вон. Ты хоть раз пытался остаться?
— Я некромант.
— Я помню, что ты некромант.
В её голосе отчётливо слышалось «И помню, как ты притащил клетку упырей на праздничный ужин».
— Дорогая Веточка, мертвецы — хоть люди, хоть симпатии, — не воскресают, они поднимаются. А я в силу профиля зомби не очеловечиваю. Мина выгоняла меня раз пять, я возвращался. На шестой раз привязанность скончалась. Увы.
Веточка фыркнула, но, к счастью, промолчала. Впрочем, она никогда понимала моих принципов, а я никогда не понимал, что общего между синим полем в Атрутинске и ссорой Змейки Дайгалас с Яном Ремме. Тем не менее, мы ограничились семью тарелками и сковородой. С Энель Верити, к которой я тогда ушёл, взаимопонимания было больше, а чем кончилось?..
Требование построить детальную схему первого яруса синего поля вызвало на лице практиканта образцово-показательную гримасу крайнего презрения и разочарования во взрослых вообще и в магистре Эльсиделле в частности. По той небрежности, с которой летающий Шелис бросал вниз маячки, я заподозрил, что схемы он строил ещё до ухода из дому. Даже подниматься на десять метров стихийник поленился — крутился туда-сюда на высоте двух человеческих ростов. Очерчивание участка, кажется, тоже было уделом первокурсников.
— Маловат он для четвёртого курса, — заметила подошедшая Веланта, — На вид лет десять.
— Трансформация, зелья «Вечного детства» напился.
— А маячки хорошо ставит… слишком. Если для четвёртого курса.
— Полный маг, восьмая степень.
— Маловато курсов для восьмой степени…
— До школы хороший учитель был.
— И зачем перепроверять мага восьмой степени?
— Для проформы, естественно. И во имя бюрократии.
Шелис приземлился, подошёл, кивнул Веланте и вручил мне планшет. Два чертежа, очень похожих рисунком линий, но с разными числами; воплощение любви практиканта к теории сдвоенного поля. Вроде бы это безобразие приводится к каноническому виду, но как — одним стихийникам ведомо…
Веточке было ведомо: она села на край могильной плиты, разложила перед собой три схемы (две шелисовых и свою, классическую) и принялась что-то вычислять в столбик. Шелис наблюдал, я любовался архитектурой.
— …А вот этой линии у меня нет, при плотности в три мюции ей можно пренебречь…
— Смотря когда, — практикант говорил с такой кристально-чистой, незамутнённой серьёзностью, что последнему дурню становилось ясно: двести двадцать вариантов уже просчитаны, сто сорок исключений отмечены, а дуэль лучше перенести куда-нибудь подальше.
Веланта взглянула на Шелиса, сплетя пальцы в лесненском жесте крайнего изумления.
— При составлении атласа.
— Возможно, — без особой уверенности отозвался практикант, — А вы Веланта? Портрет в «Обозрении» не вполне точен…
— Точен, но эпизодически. Обычно я не испытываю последствий блиц-сброса, яда вертихвостки цельнозубой и aen asta одновременно. Тем не менее, я Веланта. А… вас… тебя как зовут?
— Шелис.
— Так вот, Шелис, учёт слабых линий осложнит работу составителя атласа и, вместе с тем, не упростит работу мага, использующего атлас, поскольку осуществление тонких эфин-воздействий без свежего анализа поля — признак альтернативной умственной одарённости. Соответственно, наличие подробной, но устаревшей карты лишь приведёт к росту числа инцидентов.
Шелис задумался.
— Несколько идиотов не доживут до магистерской степени.
— Спасибо, учитель.
Веланта повторила удивлённый жест и вернулась к бумагам.
— Исключительно корректно составлено. Всё совпадает, — наконец, сообщила она, — Эльсиделл, ты ведь не собирался ограничиться одним участком? Во имя проформы и бюрократии?
— Не собирался.
— Тогда смотрите, — Веланта развернула карту, — Вот здесь… и здесь… не исследованные мной улицы. Зачем тратить нисы на бессмысленную перепроверку, если можно ускорить составление карты города? Это и оценивается выше.
— Вы на самом деле составляете атлас? — судя по тону вечно невозмутимого практиканта, по Школе россыпью скачут легенды на сей счёт.
— Естественно. Основная задача стихийной магии — разработка методов коррекции погоды. А между тем, теория синего поля развивается рысьими прыжками, но практическое применение никого не интересует. Исследования проводятся в глуши, в ненаселённых либо малонаселённых местах, и если с точки зрения теории это оправдано необходимостью изучать поле во всём многообразии линий, то с точки зрения практики нам нужны качественные схемы поля в основных населённых пунктах. Стреленск, конечно, изучен вдоль, поперёк и по периметру. Гораздо хуже обстоит дело с удельными центрами. Данные о строении поля хаотичны, фрагментарны, местами противоречивы…
