Входная дверь, совсем новая, отчетливо пахла деревом. Замка на ней пока не было, а на окнах, куда уже установили рамы, отсутствовали стекла — оставляя множество способов проникнуть внутрь.
— Никого нет? — спросил я, подозревая, что нас за это не похвалят.
— Никого, — Генка торопливо осмотрелся.
Я потянул за ручку, и дверь с бодрым скрипом отворилась, словно приветствуя нас. Мы с любопытством переступили новенький порог. Деревом пахло отовсюду: от стен, пола, потолка — будто залез в гигантское дупло. В углу стояли ящики с гвоздями, вернувшиеся после поединка на место, рядом лежали молотки, пилы и обрезки досок. Спортзал изнутри пока что напоминал огромный деревянный сарай, но от мысли, что этот сарай наш, становилось радостно. Главное, что тут не было намозоливших глаз воронок уловителей, болтавшихся даже в парке почти под каждым фонарем.
— Ну как тебе? — довольно спросил я.
— Шикарно, — не менее довольно протянул Генка, — мы тут такого наворотим! Без этих пищалок что угодно можно…
И начать я собирался прямо сейчас.
— В общем, — я повернулся к нему, — смотри, что я теперь умею…
Показать ему не терпелось с самого экзамена. Я развернул ладонь, и по коже мгновенно разлилось яркое синее свечение, захватывая пальцы и пропитывая воздух. Оно теперь получалось само — послушно и без усилий — мне даже не надо было стараться, достаточно лишь захотеть. Однако что с ним делать дальше, пока оставалось загадкой.
Генка молча смотрел на мою руку, будто ожидая, когда я начну.
— Ну как? — спросил я, поигрывая сияющими пальцами.
— Что как? — переспросил он.
— Свечение! Посмотри, какое яркое…
— Где? — не понял он и завертел головой по сторонам, глядя куда угодно, но только не на мою светящуюся ладонь, распахнутую чуть ли не перед его носом.
— Да на руке, — отозвался я. — Ты шутишь, что ли?
Генка озадаченно уставился на мои пальцы, охваченные густой сочной синевой, а потом с ухмылкой поднял глаза на меня.
— Ты шутишь!
— Чего? — теперь уже не понял я. — Не видишь, что ли?
— Чего? — переспросил он.
Разговор напомнил перекличку двух глухих.
— У меня сейчас вся рука светится синевой, — чуть нетерпеливо произнес я. — Ты это видишь?
Пару мгновений Генка недоверчиво смотрел на мою ладонь.
— С твоей рукой, — ответил он, — сейчас ничего не происходит. Ты точно не шутить?
— Похоже, что я шучу?
Следом за первой я распахнул и вторую ладонь, и обе тут же залились насыщенной синевой, которая не поделилась надвое, а, наоборот, вдвое умножилась — словно чем больше ее было, тем ярче она становилась. Мои пальцы, узоры кожи, воздух над руками — все было окутано этим сиянием.
— И на второй не видишь? — спросил я.
Взгляд друга внезапно стал обеспокоенным.
— Ты, наверное, сегодня тоже сильно устал. Все-таки такой поединок… Может, лучше пойти поспать?
Я не устал. И чувствовал себя прекрасно. Разве что начинал сердиться.
— Давай проясним, — начал я, стараясь говорить спокойно, — у меня сейчас обе руки в синеве, и я это отчетливо вижу, а ты нет. Может, это какая-то моя стихия?
— Стихия, — отозвался Генка, — это то, что видят все, а не только ты. А то, что видишь только ты, называется галлюцинациями. Пойдем обратно, — мягко предложил он, — отдохнешь, поспишь, и завтра все пройдет…
Нет, я точно не сошел с ума, чтобы видеть такие правдоподобные галлюцинации. Глаза, пробежавшись по спортзалу, остановились на ненужном обрезке доски, который забыто валялся в углу.
— Ударь по этому куску с магией, — попросил я.
— Зачем? — насторожился друг.
— Хочу кое-что проверить. Пожалуйста.
Уже с тревогой глядя на меня, он тем не менее подошел к обрезку, присел перед ним и сжал руку в кулак. В следующий миг его окутало яркое синее свечение, какое сейчас растекалось и по моим ладоням. Сияющий кулак с силой впечатался в доску, и с грозным треском щепки полетели в стороны, будто по дереву с размаху врезали молотком. Если бы тут висели уловители, от такого они бы точно завопили.
— А сияние вокруг своей руки ты сейчас видел? — спросил я.
Не сводя с меня встревоженных глаз, Генка мотнул головой.
— А я видел, — сказал я, — вокруг твоей, ровно такое же, как и вокруг моей.
— Саш, — он встал на ноги, говоря бережно и тихо, как обращаются с больными, — ты что-то путаешь… Я просто ударил на чистой энергии…
— Так, может, я и вижу чистую энергию? — тут же уцепился я.
— У нее и вида-то никакого нет…
Однако мои руки все еще пылали яркой синевой. Я сжал одну из них в кулак, мысленно отдавая ему всю силу, и сияние тут же оплело его плотным облаком, словно перекинувшись с обеих ладоней. Подойдя к растерянно наблюдающему за мной Генке, я сел около доски, по которой бил он, подхватил ее одной рукой и с силой ударил по ней другой. Треск, казалось, наполнил весь спортзал. Щепки яростно разлетелись во все стороны, и доска разломилась на две кривые части. Я же не чувствовал ни дискомфорта, ни боли — от такого удара должна была содраться кожа или сбиться костяшки. Однако объятый синевой кулак был словно из железа и мог по ощущениям пробить что угодно без малейшего вреда для меня.
Я впервые сумел сделать что-то со своей магией — со своей энергией, а не с чужой, как в случае с моими иллюзиями. Но вместо радости был сейчас сбит с толку.
— И сейчас была синева? — тихо спросил Генка.
— До сих пор есть.
Я разжал кулак, и свечение медленно исчезло, как тают тени на солнце. Но я знал, что достаточно захотеть — и оно появится вновь.
— Ничего не понимаю, — пробормотал рядом друг.
— Значит, — я поднялся на ноги, — нам нужен тот, кто объяснит. Пойдем обратно…
— Ну а если он спит? — пробормотал Генка, шагая по пустому коридору.
Вернувшись в общагу, мы сразу направились к комнате в середине первого этажа, где жил Лёня. Из-под двери пробивался неяркий свет, какой бывает от ночника, вполне давая ответ на заданный вопрос.
— Не спит, — сказал я и постучал.
После пары секунд тишины по ту стороны послышались шаги, и дверь распахнулась. Однако на пороге стоял не Лёня, а его сосед — пухлый невысокий жизнерадостный паренек с густой светло-каштановой шевелюрой. На вид из тех людей, которые любят вкусно поесть и хорошо посмеяться. Его я, кстати, уже видел и в кабинете студсовета, и на элитной студенческой трибуне.
— О, как раз хотел познакомиться! — слишком бодро для такого позднего часа воскликнул он. — Иннокентий, но можно просто Кеша. Казначей студенческого совета, — добавил он, пожимая руку сначала мне, а потом Генке. — Так что если вдруг захочется забрать себе что-то еще, то это ко мне, — доверительно сообщил он. — Спрашивайте, и я скажу, кому и что принадлежит.
— Будем иметь в виду, — ответил я, нетерпеливо заглядывая за его спину.
Наконец из глубины комнаты появился Лёня, в тапочках и длинной пижаме — совсем не такой бодрый и позитивный, как его сосед.
— Кеш, это ко мне, — с легким недовольством бросил он, натягивая на нос очки.
Попрощавшись с нами, его сосед утопал вглубь комнаты, а Лёня вышел в коридор и плотно притворил дверь.
— Когда ты уже угомонишься… — проворчал он, ткнувшись глазами в меня. — Ночь на дворе!
Не особо вслушиваясь, я распахнул перед ним ладонь, которая тут же налилась густой синевой.
— Ты видишь синее сияние?
— Где? — буркнул Лёня, как бы сразу ответив на мой вопрос.
— На моей руке, — на всякий случай уточнил я.
Его глаза с досадой сверкнули за стеклами очков.
— Ты думаешь, сейчас самое время для шуток?
— Это не шутки, — вклинился Генка. — Саша говорит, что видит чистую энергию!
Хмурясь, Лёня вновь перевел взгляд на меня.
— У тебя жар, что ли?
Генка мигом плюхнул ладонь мне на лоб, словно надеясь, что это хоть что-то прояснит.
— Нет у меня никакого жара, — отмахнулся я.
— Правда нет, — подтвердил он, убирая руку.
