Каждый день Гилтас благословлял Скитальца и его людей, ибо без их помощи ни один эльф не выбрался бы из этих мест живым. Жители Равнин дали беженцам материалы для сооружения укрытий и одежду, спасавшую от дневной жары и ночного холода. Они также поделились с квалинестийцами едой, хотя Гилтас сильно сомневался в том, что в пустыне могли быть ее излишки. Он даже поинтересовался у хозяев, не нанесет ли столь щедрый жест удара по их собственному рациону, но получил в ответ такие обиженные взгляды, что сразу прикусил язык. Скиталец и его товарищи вызвались проводить эльфов. Правда, в отличие от своих подданных, король прекрасно понимал, что при этом Скиталец преследовал двоякую цель. Первая ее часть была действительно благородной — помочь эльфам добраться до старой Королевской Дороги. Вторая — убедиться в самом факте их ухода.
Надев широкие штаны и просторные туники, квалинестийцы стали похожими на Жителей Равнин. Головы беженцев покрывали накидки, защищавшие их лица от горячего песка и ветра. Дети природы, приученные уважать ее, эльфы быстро приспособились к существованию в пустыне. Конечно, они никогда не смогли бы полюбить это место, однако начали по-своему понимать его.
Жители Равнин были явно встревожены тем, как скоро незваные гости привыкли к их суровой земле. Гилтас заметил это и теперь всеми силами старался развеять опасения проводников, постоянно напоминая им о том, что, глядя на бесконечные мили мертвых красных скал, эльфы видят в них не красоту, так восхищавшую детей пустыни, а напоминание о неизбежности смерти.
Однажды ранним утром беженцы остановились в очередном оазисе. Здесь им предстояло переждать наступавший день, спасаясь от жары и набираясь сил для заключительного этапа своего изнурительного путешествия. Эльфы разбили лагерь, поставили часовых и легли спать.
Гилтас тоже попытался уснуть. Он чувствовал себя очень уставшим после долгой ходьбы, но сон почему-то не шел к нему. Вместо сна его посетил новый приступ депрессии. Нет, Гилтас не мечтал избавиться от ответственности за свой народ. Он просто не мог без страха думать о проблемах, стоявших перед квалинестийцами, — в частности о том, как их встретят в Сильванести.
Стараясь не разбудить спавшую жену, Гилтас тихонько вылез из-под одеяла и вышел из-под навеса. Он поднял глаза к небу и увидел там мириады звезд. Король был потрясен и даже напуган: он никогда, не видел столько звезд сразу! Более того — он даже не подозревал об их истинном количестве! Гилтас стоял и вглядывался в ночное небо, словно завороженный, когда к нему подошел Скиталец.
— Ты должен отдохнуть, — сказал он.
В тоне Скитальца не было ничего, что указывало бы на желание просто немного побеседовать. Скорее его слова прозвучали как приказ.
Сын Золотой Луны нисколько не изменился со дня первой встречи с Гилтасом. Внешне хладнокровный и невозмутимый, он произносил лишь те слова, которые не мог заменить соответствующими жестами. Его лицо напоминало камень Равнин с заостренными углами и темными складками морщин. Скиталец не любил смеяться. Правда, иногда он улыбался, но эта улыбка появлялась лишь в его темных глазах.
Гилтас покачал головой.
— Тело мое хочет спать, но разум не дает ему покоя.
— Возможно, тебе мешают уснуть голоса, — предположил Скиталец.
— Голоса пустыни? — встрепенулся Гилтас. — Я знаю, что они существуют, но сам ни разу не слышал.
— А я различаю их и сейчас, — признался Житель Равнин. — До меня доносятся вздохи ветра, гуляющего меж скал, и шепот струящихся песков... И у безмолвия ночи есть свой голос. Мы называем его голосом звезд. Вы не можете видеть столько звезд оттуда, где вы живете, — вам мешают облака и ветви вековых деревьев. Здесь же, — Скиталец указал рукой на испещренное сверкавшими точками небо, которое простиралось до самого горизонта, — звезды свободны, и песня их летит, не зная преград.
— Я тоже слышу вздохи ветра, но для меня они звучат как стоны умирающего. И все же, — добавил эльфийский король, окинув округу взглядом, — теперь, когда мы прошагали не одну милю по твоей пустыне, я вынужден признать, что в ее ночи есть своя красота. Звезды здесь так близки, и их так много... Наверное, я смог бы услышать их песню, — он передернул плечами, — если бы не чувствовал себя таким маленьким и незначительным по сравнению с ними.
— Так вот в чем заключается истинная причина твоего беспокойства, Гилтас, — понял Скиталец. — Вы, эльфы, являетесь полновластными хозяевами земли, на которой живете. В ваших садах растут орхидеи и розы — растут просто потому, что вам так хочется. А моей землей управлять нельзя. Она никогда не покорится. Ей нет дела до наших желаний и прихотей, и она не сделает для нас ничего, кроме одного: ее суровые скалы всегда будут стоять на этом месте. Ваша нежная родина постоянно меняется: деревья умирают, леса горят, реки пересыхают. Пустыня же вечна. Наш дом существует от основания мира и пребудет до скончания веков. Чувство уверенности — вот главный дар Пыльных Равнин своим детям.
— Мы тоже думали, что наш мир никогда не изменится, — тихо сказал Гилтас. — Но жестоко ошиблись. Я желаю тебе лучшей судьбы.
Король вернулся под навес и вновь забрался под одеяло. Львица не проснулась, однако это не помешало ей почувствовать возвращение мужа и крепко обнять его обеими руками. Гилтас лежал и слушал биение ее сердца, пока сон наконец не смежил его веки.
А Скиталец меж тем все смотрел на ночное небо, думая о словах молодого эльфа, и впервые в жизни знакомая с детских лет песня звезд вдруг показалась сыну пустыни холодной и непонятной...
Медленно, но упорно беженцы продолжали свой путь. Однажды утром Львица разбудила Гилтаса.
— В чем дело? — спросил он, вскакивая. — Что случилось?
— На этот раз ничего, — улыбнулась королева, тряхнув пышными золотыми кудрями. Она глубоко вдохнула. — Ты ничего не чувствуешь?
— Песок, — ответил Гилтас, потирая свой забитый им нос. — А что? До тебя донесся какой-то запах?
— Вода! — воскликнула Львица. — Не грязные лужи оазисов, а чистая, бурная, холодная вода! Где-то поблизости находится река. — Глаза королевы наполнились слезами, и голос ее дрогнул. — Мы сделали это, муж мой! Мы пересекли Пыльные Равнины!
Львица не ошиблась: они действительно вышли к реке, только весьма необычной, и теперь, стоя на берегу, в нерешительности смотрели на красную как кровь воду. Жители Равнин пытались убедить эльфов, что вода эта чистая, а красный цвет она получила от скал, через которые так долго пробивалась; однако эльфы продолжали сомневаться. Конец их колебаниям положили дети: устав ждать разрешения со стороны старших, они с радостными криками начали бросаться в прибрежные волны, пенившиеся у корней огромных ив и тополей, и вскоре уже весь эльфийский отряд смеялся, брызгался и резвился в красных водах реки Торат.
