— А чего ты ожидал?
— Что ты все-таки согласишься…
Я фыркнула, и страж не решился заканчивать свои сумасшедшие предположения. Милый способ делать предложение любимой девушке: выходи за меня, или тебя съедят!
— Кстати, мое имя не поможет тебе с клятвой, — неожиданно добавил Орсег.
— Почему?
— Дабы заставить стража отказаться от клятвы, мало знать его имя, надо еще вложить в приказ Силу. Подлинную Силу, а не твои аллергические реакции.
— Ну, ты и сволочь! — возмутилась я. — Что ж ты раньше молчал?
— А какая тебе была разница?
— Ну, знаешь ли! — Я снова закашлялась. Да что это такое, никак не проходит!
Страж выждал пару секунд, после чего подошел ко мне, положил руки на плечи и заглянул в глаза.
— Я прощен? — тихо спросил он.
— Ты еще спрашиваешь!
Расценив ответ как положительный, Орсег осторожно притянул меня к себе, пока я не уперлась руками ему в грудь. Как бы поделикатней намекнуть — у нас с ним чисто деловые отношения? Особенно после вчерашнего. И его мама, насколько я знаю, считает: мы совершенно не подходим друг другу? И я ни в коем случае не собираюсь…
— Ашатан, — прошептал страж, и я поняла: и в самом деле больше не сержусь.
Вежливое покашливание за спиной прозвучало как раз вовремя.
К своей чести должна сказать, я не стала ни взвизгивать, ни вздрагивать. Я спокойно повернулась и увидела жреца, который стоял в дверях, опираясь на посох.
— Госпожа Заклятая вернулась? — осведомился жрец.
— Да, — кивнул страж. — Вернулась.
— Навсегда?
Страж было кивнул, но я пихнула его локтем.
— Как получится, — взяла я слово.
Жрец внимательно меня выслушал и перевел взгляд на стража. После недолгих раздумий страж счел за благо не спорить.
— Как получится, — подтвердил он. — И мы скоро уходим. Надо предотвратить опасность… в столице.
Лицо жреца огорченно вытянулось, но он тут же воспрянул духом и поинтересовался, не желает ли Госпожа облачиться в более подходящие ей одежды, а после успокоить жителей деревни.
Госпожа, если честно, ничего этого не желала, но страж не дал мне возразить.
— Почему ты так злишься на тех, кто делает тебе добро? — прошептал он.
— Потому что меня при этом никогда не спрашивают! — зашипела я в ответ.
— А вот и неправда! Как раз сейчас спросили.
— Но не дают отказаться!
— Потому что это невежливо.
— Чихала я на твою вежливость! — И я снова закашлялась.
Страж повернулся к изумленно взирающему на нас жрецу и сказал, что Госпожа в восторге. Жрец покачал головой и удалился.
— Госпожа, никто от тебя не требует ничего невозможного! — воззвал к моей совести страж.
— Только неприятное, — парировала я. — И отцепись ты от меня наконец!
— Извини, Госпожа, — обиделся страж и разжал объятья. А потом еще и демонстративно отвернулся.
— Не сердись, — спохватилась я. Повезло же мне со стражем — на все обижается! — Пожалуйста!
— Ладно, не буду.
В дверь вошла местная искусница, а за ней две молоденькие девушки. Мне вдруг стало стыдно: за все время, проведенное в деревне, я и в лицо не узнавала ее жителей. Ну, девушки, молодые, славные. Длинные косы, перехваченные лентами, вышитые летники, из-под которых выглядывают башмаки. Каждая держит в руках аккуратный белый сверток. И на стража глазами зыркают.
— Госпожа Заклятая, — смущенно обратилась ко мне искусница. — Я сшила для вас одеяние… должно быть впору.
Бедная женщина, как же я ее в прошлый раз напугала! Страж прав, не надо на всех подряд злиться.
— Спасибо! — Я тепло улыбнулась. — Очень вам благодарна.
Искусница оживилась и протянула руку к девушке, стоящей справа от нее. Взяла сверток и развернула. В нем оказалось короткое легкое платье вроде туники. Белое.
Во втором свертке — длинное наглухо закрытое платье, ужасно похожее на мой миссионерский наряд. Но тоже белое.
Я «милостиво» приняла оба дара и искусницы поспешили откланяться. Все-таки я нехорошо себя вела весной.
— Страж, — окликнула я, когда он выходил из храма вслед за искусницей и ее помощницами. — Орсег!
— Да, Госпожа?
— Учти, о предложении, которое ты мне сделал в лесу, не может быть и речи.
— Учту, Заклятая, — холодно ответил он. — Но и ты учти: передумаешь — будешь заводить речь сама, я повторять не стану.
— Да ты!..
— Когда переоденешься, — продолжил он, как ни в чем не бывало, — выходи на улицу, будешь свою паству успокаивать, леди миссионер. — Орсег отвесил ироничный поклон и вышел.
Я вернулась в храм после того, как с трудом втолковала пастве, что я королевский этнограф, миссионер — а тот был жалким самозванцем! — и теперь моя обязанность их защищать. Описание принятых для защиты мер безопасности заняло несколько часов. Общий смысл можно передать так: не доверяйте никому незнакомому и ни с кем не разговаривайте, когда меня нет — а не будет меня долго.
Жрец дошел с нами до самых алтарных ворот. Перед тем, как покинуть нас, он уточнил, не будет ли инструкций лично ему. Впрочем, это я так называю, а жрец выражался по-другому. То ли откровений, то ли еще как-то. Я задумалась, и тут наконец вмешался страж, который почтительно, но твердо заявил — он бы посоветовал своей Госпоже попросить жреца присматривать за моральным и физическим здоровьем наших подопечных (опять же, страж выражался иначе, но я не помню как). Ну и защитить деревню от недоброжелательства лесных жителей. Просто так, на всякий случай. Кто знает, что обиженной нежити может взбрести в головы? Только про нежить мы, конечно, никому не сказали…
— Да, Госпожа, ты меня удивила.
— Ты о чем? — Я сыто улыбнулась. Отправление из деревни временно откладывалось: я немного объелась. Не следовало мне столько есть, но страж смотрел на меня такими жалобными глазами… Проголодался, бедняга, а я все время недоедаю. Пришлось поднатужиться и съесть все, хотя раньше половина обеда оставалась на столе. А теперь вот сижу и страдаю… Надо было отказаться.
— Столько мер предосторожности выдумала. Откуда все взялось? Профессиональное?
— Да нет, это у меня еще с детства, — засмеялась я. — Когда меня дома одну оставляли, мама обязательно наказывала: «Дверь никому не открывай!» И перечисляла, что может сказать грабитель, если будет стучаться. Когда я дома, до сих пор двери никому не открываю, хоть и взрослая.
— А если важное дело? — поразился страж.
— Ну, не ко мне же. Если ко мне, покажут печать, всего делов, а к родителям — пусть сами их и ищут. Мало ли кто может пожаловать? Кстати, я забыла спросить, а мои обещания выполнить реально?
