— Я летал, недолго, а потом бежал по лесу, быстрый, сильный, ловкий. Ты не поверишь, зайца догнал! И не только догнал, но и съел, вкусный был, и косточки такие мягкие, приятные, и кровь, словно молодое вино, нежное и приятное, от которого настроение поднимается.
— Да… — неопределенно протянул я. — Такие сны мне еще не снились. А тебе не кажется, что нам пора отсюда уходить? Того и гляди первые прохожие появятся, вон видишь ученик сапожника побежал, спешит из дубильного чана кожу вытаскивать, пока хозяин не пришел, иначе обязательно получит дубинкой по заду…
— А ты это откуда знаешь?
— Ходил наниматься, но сапожник мне отказал, а до этого присматривался ко всем, кто живет и работает на нашей улице, выбирал. Я же не знал, что отец всех предупредил, если кто-то меня пригреет, то получит серьезные проблемы. Стражи многое могут — например, возьмут и перестанут пускать в город крестьян, которые привозят шкуры.
Конечно, работа сапожника или кожевенника не из лучших. Вонь у них в мастерских такая, что потом тебя везде преследует — от нее не отмоешься. И на речке раз в неделю полдня сидишь в холодной воде, промывая невыделанную кожу…
В трактире загремели посудой, послышалось шарканье метлы, это проснулась служанка и начала убирать трактир.
— Пойдем, — Денис поморщился, разминая затекшие за ночь плечи. — Действительно, нехорошо, он нам приют дал, накормил, от неминуемой смерти спас, а мы торчим у его двери, словно рассказывая всем об этом.
Мы зашагали по улице по направлению к рынку, который находился на площади недалеко от городской стены. Время самое подходящее, въездные ворота только открылись, и обозы с из ближайших деревень только начинали медленно втягиваться внутрь после уплаты пошлины. Для того там у ворот с раннего утра торчал чиновник городской управы, зевая и жуя крестьянский хлеб.
Кроме обычной оплаты каждый сельчанин еще был обязан что-то жертвовать из продуктов на пропитание городских стражей, поэтому чиновник голодным никогда не оставался, да и детям его хватало, может, поэтому такое место не закреплялось ни за кем навечно, и каждый месяц у ворот появлялся новый приемщик пошлины.
Покупать в это время что-либо на рынке было глупо, с утра все крестьяне ломили цену, это потом к обеду они начинали понимать, что в городе никто не голодает, и за их утку, или гуся, никто не даст не то что золотой, но даже серебряную монету, и начинали просить только то, что хоть немного покроет расходы.
Нам с Денисом продукты не нужны, я не сомневался в том, что если трактирщик пообещал, то он нам что-нибудь обязательно приготовит в дорогу, и на рынок шел только затем, чтобы купить себе что-нибудь из оружия. Конечно, на медяки Дениса вряд ли бы удалось купить хороший меч, на это я и не надеялся, но нож, с которым можно защититься от волка или собаки — вполне.
Денис отправился к своим родственникам — пекарям, к тем, кто выгнал его на улицу, чтобы дали ему хлеба на дорогу, поэтому на рынок я пошел один. Деньги мне мой молочный брат отдал почти все, что у него были — то есть два медяка, оставив себе один медный грош, на который собирался купить себе дорожные сапоги у другого родственника — никто другой бы ему добротную обувь за такие деньги не продал бы.
В общем у него были свои дела, а у меня свои. Когда осознаешь, что ты уйдешь из города, в котором родился и вероятнее всего навсегда — всегда находится много нужных, пусть мелких дел.
Мы попрощались на перекрестке и разошлись, договорившись, встретиться на рыночной площади в полдень. От нее и до ворот недалеко. И народу много, чтобы уйти неприметно.
А за это время каждый из нас должен был найти себе подходящую для дальней дороги одежку, набрать припасов, найти оружие, чтобы не чувствовать себя беспомощным перед зверьем и плохим человеком.
Я прошелся по рынку, прицениваясь к изделиям местных кузнецов с золотыми рукоятками и серебряными ножнами, украшенными самоцветами. Очень красиво, даже роскошно, только в бою такое не пригодится, да и металл на такие изделия идет не самый лучший, обычно мягкий, чтобы можно было набивать рисунки.
Такое оружие служило больше для того, чтобы подчеркнуть статус владельца, его знатность и богатство, а заодно подрезать заусеницу на пальце, или срезать нитку. Обычно его любили юноши из знатных семей, собирающиеся пойти на службу к королю. Тот с охотой брал всех, так как любил сражения, поэтому наше королевство не вылезало из войн с соседями.
Ничего хорошего простому люду это не давало, молодых ребят забирали в армию, немного гоняли в военных лагерях, чтобы могли отличить копье от меча и… вперед в бой!
Возвращалась примерно половина, и для нормальной жизни не очень пригодная, особенно первое время, потому что они всегда были готовы схватиться за нож, чтобы защитить свои понятия о чести. Бывало и убивали, да и дрались не щадя никого.
В городе имелось только одно место, где им всегда были рады — городская стража. Там буйный вояк нрав шел горожанам только на пользу.
Таким когда-то был мой отец, он тоже прошел войну, возможно поэтому был так безжалостен ко мне. Но стоит ли об этом говорить? Моя семья — дело прошлое.
А сейчас мне нужно купить все необходимое для дороги и исчезнуть из этого города как можно быстрее, пока отец не придумал для меня другого наказания.
Я повертел в руках очередной кинжал.
Надо ли говорить, что всего один камень в оправе стоил больше того, что мне удалось бы заработать за всю жизнь?
Боевое оружие я так и не увидел, хоть прошел всю рыночную площадь.
О том, что выставляли на продажу деревенские кузнецы даже говорить не стоило, эти о настоящем оружии ничего не знали. Меч не плуг, а копье не вилы — для хорошего оружия нужны особые умения и знания, недаром лучшими оружейниками становятся те, кто в свое время повоевал и поэтому знает цену хорошему мечу, луку, или копью.
А стоит настоящее оружие дорого — обычно жизнь. Если твой меч сломан в бою, то никто не станет ждать, пока ты найдешь себе новый, а просто воткнет тебе в грудь что-нибудь острое.
Я бросил взгляд на то, что сельчане выложили на дерюгу возле своих обозов и тяжело вздохнул — такими ножами даже хлеб не нарежешь.
Обойдя рыночную площадь, направился вверх по улице, уже не глядя на оружейные лавки, которых здесь было много — с моими медяками туда не стоило соваться, хоть там встречались достойные образчики мечей и кинжалов.
Взглянув на солнце, я решил, что уже довольно поздно, отец должен заниматься на плацу, тренируя новобранцев, братья рядом с ним, помогая и наставляя тех, кто впервые в руки взял алебарду — оружие стражей. Кстати, довольно опасное оружие в умелых руках, помесь копья и боевого топора, я видел как людей таким оружием разрубали надвое.