– Чарли, ау! – Друг тряхнул его за плечо. – В таком виде разгуливать по уставу не полагается.
– А? Ой! – спохватился Чарли. – Голова ну совсем не варит. То есть варит, но я думаю только про Генри. Что с ним станется, если мы его не спасем?
– Спасем мы его, спасем! – подбодрил друга Фиделио, но особой уверенности в его голосе Чарли не услышал.
Однако к середине дня произошло событие, которое резко изменило их настроение. Явившись в столовую на ленч, мальчики с удивлением обнаружили, что на раздаче стоит кухарка.
Когда подошла очередь Чарли, кухарка, накладывая ему макароны, заговорщицким полушепотом сообщила:
– Мистер Комшарр просил кое-что тебе передать. Будь в «Зоокафе» в субботу в два часа дня, понял?
– А зачем? – Чарли замешкался.
– Шевелись же, Чарли! – заскулил у него за спиной Билли Гриф. – Думаешь, только ты голодный?
Фиделио, который стоял в очереди между ним и Чарли, попятился и с размаху наступил альбиносу на ногу. Тот жалобно айкнул. Фиделио рассыпался в громких извинениях, и, воспользовавшись этим, кухарка успела прошептать:
– Мистер Комшарр тебе все объяснит на месте. Он нашел выход. – И звонко добавила: – Вот твоя порция, как ты и просил, макароны без горошка.
– Ура! – воскликнул Фиделио, подсаживаясь к Чарли. – Никакого мяса! Наконец-то и о вегетарианцах позаботились! – Потом понизил голос и добавил: – Я все слышал. Выше нос, Чарли. В субботу все решится.
На следующий день, а это была пятница, Чарли с Фиделио улучили минутку и передали новости Танкреду с Лизандром. Габриэль уже был в курсе, и, его усилиями, Эмма с Оливией тоже. В конце концов, Генри нашли именно девочки, поэтому скрывать от них дальнейшие планы было бы, мягко говоря, нехорошо.
– В «Зоокафе» надо обязательно прийти с каким-нибудь животным или птицей, – предупредил подружек Габриэль. – Можно с рептилией. Хотите, я вам по хомячку одолжу? У меня их хоть завались.
– Спасибо, но у меня есть вполне подходящие кролики, – вежливо отказалась Оливия.
Эмма, решив не обижать Габриэля, согласилась на хомячка.
Вечером Чарли тщательно завернул картинку со Скорпио в пижаму и спрятал на самое дно сумки, под стопку одежды. Единственным, кто наблюдал за его сборами домой, был Билли – остальные уже разошлись.
– Зачем ты забираешь картинку домой? – как будто невзначай поинтересовался альбинос.
– Моя картинка, что хочу, то и делаю, – резко ответил Чарли. Раньше он жалел Билли, который каждые выходные оставался в пустой академии один-одинешенек, но теперь, когда он почти наверняка знал, что бедный сиротка получает неплохое вознаграждение за свои шпионские услуги, жалость как-то улетучилась. А Билли и впрямь роскошествовал: у него завелись новые ботинки на меху, фонарик; по ночам он нередко шуршал обертками от шоколадок, и, кроме того, старик Блур угощал его какао.
– Ну все, я пошел, – сказал Чарли, застегивая молнию на сумке. – Приятных тебе выходных, Билли.
– Зато тебе приятных выходных не видать как своих ушей, – мстительно отозвался Билли.
О чем это он? Но Чарли было некогда обдумывать вредные подначки Билли: он поспешил в холл, где его, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, поджидал Фиделио.
– Все уже разъехались, – сказал он.
В пятницу вечером доктор Блур и Манфред всегда торчали в холле, пока последний ученик не покидал стены академии. Чарли и Фиделио уже направились к дверям, и тут директор преградил им дорогу.
– Предъяви содержимое сумки, – велел он Чарли.
– Моей, сэр? – переспросил Чарли, обрадовавшись, что сдал волшебную палочку на хранение Лизандру.
– Да, да, твоей сумки. Вынимай все вещи.
– Что, прямо здесь, сэр?
– Да, и побыстрее, не задерживай нас.
– Сэр, – вмешался Фиделио, – он на автобус опоздает.
– Это уже не твоя забота, Дореми, – отрезал директор. – Иди своей дорогой.
Но Фиделио не шелохнулся.
– Я подожду Чарли, – твердо сказал он. Чарли расстегнул сумку и вывернул ее прямо на каменный пол, так что получилась куча из одежды, обуви и книжек. Манфред присел на корточки и принялся перетряхивать и чуть ли не обнюхивать каждую вещь, даже в кроссовках и то пошарил. Когда очередь дошла до пижамы, картинка, конечно, выпала, и стекло уцелело лишь чудом.
– Только это. – Манфред передал Скорпио доктору Блуру.
– А-а, прекрасное полотно, – без всякого восторга изрек директор. – Поищи хорошенько, Манфред, посмотри в самой сумке.
Манфред обыскал и сумку, прощупал подкладку, вывернул все карманы и даже проверил, нет ли двойного дна.
– Сэр, пожалуйста, автобус уедет! – взмолился Фиделио, хотя глаза у него сердито сверкали.
– Тебя здесь никто не задерживает, Дореми, – бросил Манфред. – Ничего нет, отец, – отрапортовал он и швырнул сумку Чарли. – Забирай, Бон, и выметайтесь отсюда оба.
Мальчики еле-еле успели вскочить в автобус, но, пока он катил по городским улицам, Чарли ерзал на сиденье, терзаясь мрачными мыслями насчет дяди. А вдруг тот еще в больнице? А если тетки учинили с ним еще какую-нибудь пакость? С них станется яду в компот подмешать! А дядя выглядел совсем скверно, когда Чарли его навещал, – бледный, обессиленный. Он же не успеет поправиться к завтрашнему дню. Или все-таки успеет?
От перекрестка к своему дому Чарли уже бежал, и на каждом шагу сердце у него падало. Вот сейчас он придет домой, и на него обрушатся какие-нибудь очередные жуткие новости! Когда дверь открыла мама, Чарли решил, что его худшие опасения сбываются: она никогда не приходила с работы так рано.
– Что еще стряслось? – выдохнул Чарли.
– Ничего, солнышко. – Мама чмокнула его в щеку. – Просто решила взять выходной, походить по магазинам.
Чарли опасливо вошел в прихожую.
– А дядя? – тотчас спросил он.
– Дома, дома, у себя. Немножко кислый, но в целом ничего.
– Ура! – Уронив сумку, Чарли через ступеньку поскакал наверх и впервые в жизни ворвался к дяде без стука. Дядя привычно ссутулился за письменным столом.
– Здравствуй, мой мальчик, – поприветствовал он племянника.
Чарли утратил дар речи – от радости, волнения, облегчения и много чего еще. Дядя Патон жив! Цел! И дома! Чарли так и подмывало броситься ему на шею, но он воздержался, решив, что столь пылкое изъявление чувств дяде может и не понравиться.
– Ух, я так рад, что вы поправились! – наконец выговорил он.
– А уж я-то как рад, – улыбнулся дядя. – Видел бы ты мои синяки, целая коллекция.
На лбу у дяди красовался один из коллекционных экземпляров и вдобавок ссадина; все это раньше скрывали бинты.
– Да, вид у вас… э-э-э… живописный, – нерешительно заметил Чарли.
