Пока мы любовались природой, Виктор ловко почистил рыбу, а Катерина жарила эту чудесную крупную плотву, которая обалденно вкусно пахла. Было тепло и уютно. Хорошо, что мы тут, я чувствую, что Лотта отдохнула. Но как же много еще всего надо решить. Люди, боги, масс-медиа, шоу, выбор места, еще раз люди.
Мы выпили понемногу самогоночки для сугреву и расслабления, потом ели рыбу. Вкусно, хотя спать сразу захотелось, а мы хотели послушать рассуждения Виктора. Он разошелся не на шутку и вещал, перемежая свои рассуждения с матом, как его ни уговаривали, что тут женщины и девушки. Катерина и сама могла такое загнуть, что мама не горюй, но у нее это почему-то звучало вполне органично.
– Многие коммунисты по традиции со времён Маркса и Энгельса не очень любят фантазировать про светлое будущее, – рассуждал Виктор.
– Типа нам, с нашим изуродованным классовым сознанием, этого не вообразить. А я люблю. Люблю представлять коммуну, где в изобилии есть все, что мы имеем сейчас в нашем обществе, и бери, кто сколько хочет.
А мне вспоминались образы Кадавра желудочно удовлетворенного и Кадавра полностью удовлетворенного из Стругацских.
– Что мы имеем сейчас? – вещал Виктор. – А имеем мы жопу без дна, то бишь неограниченное потребление, которое нужно соответственно постоянно удовлетворять. Так что падать нам больше некуда. Лучше давайте кратко сформулирую, пока еще относительно трезвый, основные принципы существования в коммунистическом обществе. Марксисты исходят из здравого соображения, что жопа без дна – это не неотъемлемое свойство человека, а продукт его воспитания в частнособственническом обществе. И имеют основания – потому, что у "примитивов" – в обществе, где нет частной собственности в принципе – жопы без дна не наблюдается. Соответственно, коммунизм – это диалектическое возвращение к "эдемской чистоте" – исправление первородного греха частной собственности, но на новом уровне – не общая нищета, разделяемая на всех, а общее богатство. Здоровые потребности – это потребности, удовлетворение которых не идёт в ущерб остальным, и марксисты считают, что, если в человеке не муштровать жадину с самых младых ногтей, то у него сформируется железное чувство этих самых здоровых потребностей, а жадничать будет стыдно. Богат не тот, у кого много, а тот, кто умеет довольствоваться меньшим. Я, помню, спросил себя: «Какого черта мы крутимся? Чтобы заработать деньги? Но на кой черт нам деньги, если мы только и делаем, что крутимся? (Стругацкие).И послал все на фиг, вот теперь ловлю рыбу и занимаюсь тем, что мне нравится. Примерно так.
Слава хитро посмотрел на Виктора и спросил:
– А как же они будут трудиться на благо, из-под чего и ради чего, ради отдаленной идеи? Сомнительно.
– С мотивацией дело обстоит схожим образом. Вообще-то, жадность – не единственный стимул к труду-творчеству. Марксисты апеллируют к теоретической модели "хомо фабер" – человек трудящийся. Обращают внимание на то, что, поскольку именно труд отличает человека от прочих животных, это (а вовсе не жопа без дна) является его неотъемлемым свойством и собственно базовой человеческой потребностью. То есть человеку хочется проявляться. Помимо собственно творческого момента тут, конечно, есть момент поощрения со стороны коллектива: "чувство плеча" и удовольствие от совместной деятельности, ну, и там – подбухнуть с дорогими соучастниками после субботника, поговорить о "какие мы молодцы", авторитет (сиречь власть) или, например, популярность у противоположного пола.
Вдруг в разговор встрял Слава:
– Раз уж мы этот вопрос подняли, помню из Стругацких, они вот как о коммунизме говорили… Я тут по этим авторам ударяю, нравятся они мне, – открыл свой планшет, быстро нашел закладочку, – вот, зачитываю: «Коммунизм – это прежде всего идея! Вы обрушите изобилие на потомственного раба, на природного эгоиста. И знаете, что у вас получится? Либо ваша колония превратится в няньку при разжиревших бездельниках, у которых не будет ни малейшего стимула к деятельности, либо здесь найдется энергичный мерзавец, который с помощью ваших же глайдеров, скорчеров и всяких других средств вышибет вас вон с этой планеты, а все изобилие подгребет себе под седалище, и история все-таки двинется своим естественным путем». (Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий «Попытка к бегству»).
Мне вообще грустно стало. Мы еще и воспитанием наших переселенцев должны заниматься, воспитывая из них кристально чистых коммунаров! «Человек должен быть простым и ясным» по словам Домарощинера из тех же Стругацких. Или еще хлеще – искоренять в мозгах неверные идеи, как у нас во вполне обозримом прошлом в биологии искореняли идеи генетики, травили «мухолюбов-человеконенавистников».
Мои печальные выводы в несколько другом русле развил Слава, который с ехидцей, но без превосходства посмотрел на Виктора и продолжил смотреть в свой планшет.
– Вот тут цитата прямо про прекрасное будущее и тебя – не верю я как-то, что тебя уже можно переделать: «... Вырастут ослепительной красоты здания из прозрачных и полупрозрачных материалов, стадионы, бассейны, воздушные парки, хрустальные распивочные и закусочные! Сотрудники после служебных часов будут сидеть в библиотеках, размышлять, сочинять мелодии, играть на гитарах, других музыкальных инструментах, вырезать по дереву, читать друг другу стихи!…» А вот ты: «И стихи ты сочинять не будешь. Повыпиливаешь по дереву, а потом к бабам пойдешь. Или напьешься. Я же тебя знаю. И всех я здесь знаю. Будете слоняться от хрустальной распивочной до алмазной закусочной. Я даже подумать боюсь, что же это будет, если дать вам здесь свободное расписание (Аркадий и Борис Стругацкие «Улитка на склоне»)
– А мне алмазная ни к чему, ты знаешь мои скромные потребности. Я все для --светлого будущего делаю, детей, внуков. Что про настоящее говорить?
– Какой смысл говорить о будущем, его надо делать, – услышала я мысль Лотты. – Выберем людей, способных жить идеей меньшего потребления, но способных к общественному труду, которым интересно трудиться совместно, я почувствую таких людей, как Слава, таких, каких встретила раньше в «Приюте Нужных Путников», таких, как Клевенс, Стефания. Ведь каждый человек в чем-нибудь да талантлив. Надо только выявить этот талант и поддержать его, развить».
«Если бы все было так просто», – подумала я.
Лотта услышала и, кажется, обиделась. Можно попробовать, кто мешает, все равно другого выхода нет.
Мы и не заметили, как пролетел день.
– Я тебе на печке постелила, – встряла в зашедший в тупик разговор Катерина. – Пойду корову подою, работы невпроворот. Заслушалась я вас.
