– Уж не меня ли ждешь, красавица… – Стена мрака расступилась, пропустив сквозь себя бородача в длинной рубахе, в красных сапогах, в расшитой медными бляхами куртке, небрежно накинутой на плечи, и сомкнулась вновь. – Голос мне ныне знакомый примерещился. Давненько я его не слышал, давненько.
– Садись, коли пришел. – Девушка подкинула в огонь еще несколько сучьев. – Это хорошо, коли услышал. Не каждому голос мой слышать дано.
– Кому же такая честь дозволена? – В ответ на приглашение князь на корточки присел у огня.
– Одному… – кратко ответила хранительница, помешивая угли длинной палкой.
На некоторое время над поляной повисла тишина. Вскоре Словен не выдержал, снял с себя куртку, расстелил на траву, сел сверху, прокашлялся:
– Так чего звала, берегиня?
– Видела я как-то, – ответила девушка, – как смертные свистульки мастерят. Сделай мне такую…
Она протянула князю заготовленный обрезок ивовой ветки в палец толщиной и примерно такой же длины. Дикарь, удивленно хмыкнув, достал нож, срезал край палочки с одной стороны, сделал посередине глубокую засечку, потом хорошенько раскатал обрезок меж ладоней, аккуратно вытолкнул сердцевинку из коры. Быстрыми привычными движениями отрезал пенек деревяшки, вставил обратно в кору, оттяпал край с другой, срезанной стороны, аккуратно сделал поверху небольшую канавку, тоже вставил кусочек обратно в кору, так, чтобы старые стыки снова совпали. Поднес получившуюся свистульку к губам, дунул в получившееся поверху отверстие. Послышался высокий свист.
– Вот, – протянул он свою работу девушке. – Баловство все это, в детстве развлекались.
Вилия присела на расстеленную куртку рядом с ним, зажала свистульку пальцами, начала на нее дуть, с присвистом бормоча древние слова. Отерла пот со лба, провела влажными пальцами по свистульке с двух сторон, вынула из рук мужчины тяжелый бронзовый нож, размахнулась и сильным ударом разрубила свисток пополам. Князь пожал плечами, но говорить ничего не стал. Только вынул аккуратно у девушки из ладони оружие и вернул его в ножны.
– Ты спрашивал, смертный, как позвать меня, коли нужда возникнет, – напомнила Вилия и протянула Словену ту часть, в которой была канавка. – Вот, возьми. Коли увидеть меня захочешь, подуй в нее. Если услышишь свист – значит, и я его слышу. Тебя слышу. Я тогда сразу к тебе направлюсь и вскоре появлюсь, дабы просьбы твои узнать.
Князь с подозрением осмотрел обрубок, потом поднес к губам и тихо подул. И тотчас над поляной прозвучал двойной свист.
– Я слышу тебя, княже, и я перед тобой, – опустила глаза Вилия. – Чего тебе хочется от меня, смертный?
– Знать хочу, человек ли ты в облике прекрасном – али наваждение ночного морока?
– И как ты проверить это сможешь, Словен, князь сколотов?
В этот миг сильная рука обхватила ее за плечи, привлекла, и девушка ощутила жадный, крепкий поцелуй. На сей раз она не шарахнулась, не исчезла, а ответила на неведомую ласку, позволила опрокинуть себя, чувствуя, как неведомый жар растапливает тело и смывает в небытие остатки рассудка. Она перестала быть собой, она превратилась в мягкий воск, послушный и податливый в руках желанного мужчины. Она перестала быть мудрой хранительницей, верным стражем усыпальницы Нефелима – она стала частью чужой страсти, чужой ласки, чужого желания. Поэтому Вилия даже не ощутила, в какой из мгновений лишилась одежды, и первое проникновение стало для нее не болью, а вспышкой, заставляющей устремиться навстречу неведомому, таинственному, сладостному, всепоглощающему деянию, проваливаясь все дальше и дальше в небытие, в красный слепящий туман, в бездну, из которой не хочется возвращаться, потому что нет более в обычном мире ничего, более важного, нежели это чудо. И был взрыв, который поглотил все, швырнул ее ввысь, разметал, а потом собрал обратно, чтобы осторожно положить на холодную влажную траву.
Вилия сделала вдох, выдох и подумала о том, а дышала ли она все это время? Потом повернула голову к уткнувшемуся рядом лбом в землю князю. Подняла дрожащую от усталости руку, погладила его волосы:
– Что ты сделал со мной, желанный мой? Теперь я уже никогда не смогу стать прежней.
Словен уперся руками в землю, выпрямился, сидя на коленях.
– Что ты со мной сделала, берегиня? Заворожила, заговорила, сердце мое вынула да куда-то унесла. Ведь князь я, честь родов своих, совесть их. Как в глаза Шелони посмотрю, что детям скажу?
– Ничего не скажешь, – молвила девушка. – Потому как сердце мое унес и не с пустой душой вернешься. Придется нам отныне обоим так жить: тебе с моим сердцем, а мне с твоим. Я заботиться стану о людях твоих, ты моему роду подарки носить станешь. А как сами ладить станем – кроме ночи, леса, огня и поляны этой, более никому знать незачем.
– Только не говори, что ты ко мне тоже от семьи бегаешь.
– Не скажу, – рассмеялась Вилия. – Не скажу, потому как нет у меня иного мужа, кроме тебя. Но забирать тебя ни у кого я не стану. В моем роду иные законы. Мужчинам туда дверей нет.
– Как же вы живете тогда? – удивился князь. – Амазонки, слышал я, и те время от времени мужей к себе зовут.
– То неважно, – покачала головой хранительница. – Важно то, что свели боги нас с тобой, единственный мой. Боги мои и твои. И ни к чему нам противиться их воле. Иди ко мне, Словен, князь сколотов, я уже начала скучать по твоим рукам. Мне так хорошо и радостно с тобой, что становится страшно.
– Страшно почему?
– Судьба никогда и ничего не дает просто так, – закинула руки за голову девушка. – Боюсь, за такой огромный подарок спросит она немалую плату. Но я согласна, согласна на все. Только иди ко мне. Я не способна так долго жить без тебя.
Санкт-Петербург, Загородный проспект. 27 сентября 1995 года. 15:50
Ресторан «Пара» скрывался в подвальчике напротив «Джаз-клуба», сверкающего переплетением неоновых трубок. Скромная вывеска, спокойная музыка, струящаяся из-за приоткрытой двери, плотные бордовые шторы, что оставляли в окнах лишь тонкие щелочки, через которые проглядывали тонущие в мягком полумраке столы, обещали уединение и уют.
Пустынник первым сбежал по каменным ступеням вниз, отворил тугую дубовую створку, подал Тане руку, помогая спуститься, пропустил мимо себя в зал.
– Вам помочь? – моментально подскочил молодой человек в черной рубашке и темно-синей жилетке.
– Да, – обвел взглядом помещение колдун и указал на столик, прижимающийся к обшитой мореным деревом стене. – Вон те места не заказаны?
– Для вас мы всегда освободим самый удобный столик, – вдохновенно соврал служка. – Позвольте, я провожу…
