Ее снова лихорадило. Я поил ее из кадки холодной водой, пытался накормить. Не получилось: рана причиняла ей невыносимую боль, и девочка кричала каждый раз, когда я к ней прикасался. Пришлось напоить ее знакомым отваром и снова погрузить в сон.
Так снова наступила ночь. Она принесла не только тьму.
Из размышлений меня вывел лязг стальных доспехов и грохот тяжелых латных сапог о вязкую грязную землю.
Я поднялся со стула. Кейнекен приветственно зашипел в ножнах.
Медленно открыв дверь, я вышел на порог и обнажил меч. В нескольких метрах от меня стоял воин, укутанный в темное. Его плащ медленно развивался в такт порывам ветра и открывал взгляду великолепные доспехи из чисто-черной стали. Без изображений, без хвастовства, только мощь во всем ее великолепии.
Охотник вытянул из ножен на поясе свой клинок, сжимая большую рукоять тяжелыми латными перчатками. На каждой красовались острые серебряные шипы.
— Долго я тебя искал, — откинув назад капюшон, сказал мужчина.
— Охотник, правильно? — память медленно и болезненно возвращалась.
— Так и есть, Йен, так и есть, — он улыбнулся. — Столько совместной истории, а все стерто из твоей памяти проклятой богиней. Теперь ты не под ее защитой. Сейчас все решится.
Я склонил голову вбок.
— Может быть. Но сначала ты ответишь на мои вопросы.
Охотник рассмеялся.
— Ответить на них не так уж и сложно, они до боли предсказуемы. Почти сотня лет прошла с начала нашего противостояния, волчонок, и это правда.
— Ты не умер.
— Я не умер. Я Охотник, забыл? В нас обоих поддерживала жизнь магия Проводницы. А что до твоего второго вопроса, то твоя прелестная ученица уже давно умерла от старости. Ей повезло больше, чем тебе: она умерла в своей постели.
— Как? — я боролся с желанием кинуться в бой.
— Весьма печально, — он пожал плечами. — Смерть всегда печальна. Ольха хотя бы ушла из жизни в окружении детей и внуков.
— Детей? — я обессиленно выдохнул.
— Естественно. Никто не ждет пропавших без вести, Йен. Она не такая глупая девочка, чтобы угробить жизнь в ожидании своего потерянного Волка, которого опоила и лишила воли одна злая богиня.
— Я помню ее… Я был с ней перед тем как уйти. Она предала меня! Но как?
Я сел на ступеньки и сжал голову, роясь в своей памяти.
— Очень просто. Могу сказать тебе, в том ее возрасте любовью она занималась просто восхитительно, — он поднял свою руку и сжал ее в кулак. — Я до сих пор помню вкус ее губ, волчонок, и жар ее бедер. Я…
Я не выдержал. С криком я ринулся вперед и ударил изо всех сил сверху-вниз, желая насадить его голову на свой клинок.
Охотник легко парировал удар. Сталь столкнулась со сталью, мы отступили. На его лице играла жестокая усмешка.
— А через девять месяцев она разродилась. Конечно, меня с ней рядом не было, я не люблю детей и уж точно не видел себя примерным семьянином. Я взял ее только из-за тебя, хотел заставить тебя действовать. Что сделал ты?
Я сглотнул.
— Я ушел. И она забрала меня к себе, подарила забвение.
— Сбежал! Ты сбежал от меня, Волк!
Выпад, удар. Его массивный клинок врезался в меня с правого бока, и я едва успел заблокировать атаку. Та оказалась настолько мощной, что я свалился на землю.
— Она родила. Кого?
Я перекатился на живот и вскочил на ноги, отражая очередной удар двуручником.
— Девочка и мальчик. О, она страдала очень долго. Она вглядывалась в их лица и видела меня в их глазах. Винила себя, винила тебя, ты ведь так просто ушел. А потом просто вышла замуж. Это все, вся история ее никчемной жизни. Теперь ты можешь погибнуть навсегда со спокойным сердцем.
Я рванулся вперед. Поднырнул под хук справа, развернулся на каблуках и за секунду оказался за его спиной. Времени было мало. Несмотря на тяжесть доспехов, Охотник почти ничуть не убавил в скорости.
Я полоснул его по плечу. Ничего, только царапина на латах.
Я развернулся, хотел в одной мощной атаке опустить Кейнекен на его голову. Клинок устремился к плоти. Я победно взревел, но тот внезапно лязгнул и ушел в сторону, будто натолкнулся на невидимую преграду.
Охотник нанес ответный удар, прочертив своим мечом убийственную дугу, и я с криком свалился на землю. Я попробовал приподняться, не получилась. Огромная рана на груди, сквозь которую виднелись ребра, грозилась стать решающей.
— Быстро, — он поджал губы, возвышаясь надо мной для последнего удара. — И ради этого я бегал за тобой целых сто лет? Многих тварей ты породил. Часть я уже уничтожил. Часть мне предстоит уничтожить.
Я хотел его убить. И готов был пожертвовать ради этого собственной жизнью.
Кейнекен — не только невидимый меч, способный превращаться по желанию владельца в кнут. Я еще не помнил, как он попал ко мне в руки, но за время обладания им я хорошо изучил способности призрачного клинка. Призрачным он назывался не только из-за своей способности скрываться.
Я сжал рукоять и быстро пробормотал несколько заученных слов.
Двуручник Охотника ринулся вниз. Он прошел сквозь меня и вонзился в землю острием, глубоко застревая в зыбкой почве.
— Что?..
Я взлетел на ноги, изо всех сил рубанул Кейнекеном по диагонали, и Охотник вскрикнул, когда на его лице проступила длинная кровавая полоса. Он взялся за свой меч и сделал выпад, вонзая его мне в сердце, но тот лишь прошел сквозь мое иллюзорное тело.
— Не только ты умеешь управляться с магией. Она тебя уже не защищает, я прав?
С этими словами я вогнал клинок в его глазницу.
— Меньше надо было болтать. Сто лет насмарку.
Он рухнул передо мной на колени. Я снова закричал от раздирающей меня изнутри ярости и снес его голову с плеч, чтобы он больше никогда не смог подняться на ноги.
— Будь ты проклят! А хотя что я говорю? Ты итак проклят.
Я стряхнул с Кейнекена кровь и воткнул его в спину трупа.
Ноги подкосились. Теперь они снова стали осязаемыми, и кровь продолжила хлестать из груди ручьем. Я рухнул на спину рядом с мертвым Охотником, слушая, как затихает собственное сердце.
Я не хотел умирать, не было никакого покоя и белого света в конце туннеля. Я отчаянно хватался за жизнь, хоть и понимал, что вечно избегать смерти не смогу. Неужели вот мой конец? Неужели я жил лишь для того, чтобы какая-то сверхъестественная старуха использовала моих потомков как солдат для собственной армии?
Мне жаль, что я не успел попрощаться с Ольхой, жаль, что я не смог вернуться, вспомнить, но это уже в прошлом. Я ничего не смогу исправить. Я хотел верить, что Охотник говорил правду: ему незачем врать.
