Она толкнула дверь кабака и на мгновение закрыла глаза. Люди. Много людей. Пот. Вино. Страх. Интерес. Муж.
Вир сидел посреди зала и вовсю развлекал общество рассказами о чудовищах и опасных зверях, которых он убивал или ловил.
— Кинопея извергает пламя, но похожа на лошадь. На людей она не охотится, но может напасть, если её напугать. Левкрота приходит с востока, у неё огромная пасть и человеческий голос, а догнать её мог бы разве что вампир, но зачем вампирам за ней бегать?.. На них я не охотился, в наших краях они редкость, но старики рассказывали, и даже показывали шкуры. У мантикора приятный голос, похож на флейту, а вообще тварь походит на льва, только очень прыгучего. Знаете, что такое лев? Это огромный кот с большой гривой. Но у нас он не водится. Мантикор жрёт людей как семечки. Этого видел. Охотиться — поганое дело. Приманка почти никогда не выживает. Хорошо если есть кто больной или убийца, которого никому не жалко. Кстати, тоже царапает стволы, метит землю, где решило поселиться. А вот вульпис — маленький безобидный зверёк, навроде лисицы, так что, если куры пропадать не стали, чего тут переживать?.. ловить его сложно и шкура никуда не годится. Онагр опасен только весной, когда нападает на всякого, кого принимает за соперника. Он чешет о деревья свои огромные рога, оставляя глубокие царапины, и страшно ревёт. Весной охотиться на него лучше с самострелом, но в любое другое время можно устроить облаву.
Вейма закашлялась. Она тоже читала этот старинный бестиарий [31], но муженёк к нему приплёл много отсебятины.
Вир немедленно повернулся к жене и обнял за талию со столь самодовольным видом, что, не грози ей это потерей сознания — непременно бы выцарапала глаза.
— А оборотень? — спросил кто-то из толпы слушателей.
— Оборотень? — усмехнулся охотник. — Ну… С оборотнями поступаем так…
Он наклонился вперёд, упираясь руками в колени, толпа придвинулась, Вейма, сердито фыркнув, отошла в сторону. Любимый развлекался. Он давно так не развлекался и не хотел упустить ни мгновения из этого удовольствия. Вампирша со злостью вспоминала какую-то бабу в деревне, где они жили с Виром, которая приходила за своим благоверным со скалкой наперевес, вытаскивая его то из кабака, то из дома шателена, то просто от приятелей. Надо было у неё поучиться…
— Значит, так, — преувеличенно серьёзно сказал оборотень. — Берёте баклажку вина получше. Идёте в лес. Не-не-не, не толпой. Одного хватит, зуб даю! Садитесь там на пенёк или ещё куда. И, когда стемнеет, кричите погромче: «Э-эй! Разговор есть!». Баклажку, главное, откройте. Он и учует. Подойдёт ближе. Тут главное — не орать, не убегать и в штаны тоже…
Вейма стремительно шагнула и толкнула муженька в плечо так, что он едва не скатился с лавки.
— Не пугаться, я хотел сказать, — засмеялся оборотень, ловя жену за руку. — Оборотни этого не любят. Вот когда появится, вы и говорите примерно так…
Люди затаили дыхание. Вейма поймала вопросительный взгляд Рамоны и покачала головой.
— «Слушай, мужик, выпить хочешь?» — торжественно произнёс оборотень.
Мгновение стояла тишина, а после весь кабак, как один человек, грянул хохотом. Вампирша вырвалась из цепкой хватки мужа и выразительно скрестила руки на груди. Вир сделал вид, что этого не заметил.
— А если это баба? — спросил Риг, когда все немного успокоились.
— И-и-и… — покачал головой оборотень. — С бабами — оно сложнее. Бабы — они же такой народ…
Он увернулся от ещё одного тычка жены и продолжил:
— Главное — своя баба потом со света сживёт.
— Вир, — прошипела разъярённая Вейма, — прекрати немедленно!
— Козочка моя! — пропел оборотень, дёргая вампиршу так, что она упала ему на колени. — Не злись, родная. Отдохни, развейся… поешь… вина выпей…
— Я уже поела, — процедила вампирша, ещё больше злясь на то, что муж привлекает внимание к тому, как она питается. — Нам домой надо, скоро стемнеет!
— А я обо всём договорился! — заявил оборотень и приветливо кивнул кабатчице. — Тут заночуем! Тут лучше… спокойнее… к людям ближе…
— Вир, я тебя убью, — неслышно для всех остальных пригрозила вампирша.
Оборотень притянул её ближе к себе и прижался губами к её губам.
— Не мешай, я делом занят, — также неслышно ответил он. — Потерпи.
Кто-то — кажется, Риг — что-то выкрикнул и заулюлюкал, но Вейме вдруг стало всё равно. Она слишком давно не целовалась с мужем, чтобы сейчас отвлекаться на какого-то… человека. Люди… люди просто… мешали… и были… неважными… совсем-совсем неважными… Вир наполнял её спокойствием и уверенностью. Вир наполнял её силой, которую она не могла бы добыть обычным для вампира способом. Вир… просто был. И ей было с ним хорошо. Когда он вот так вот, с ней и только с ней… хорошо…
Когда они оторвались друг от друга, в зале стояла странная тишина. В углу кто-то ненатурально кашлянул. Вейма потрясла головой, пытаясь вернуть себе ощущение реальности.
— Моя козочка, — ласково, по-крестьянски обратился к ней оборотень. — Ты не могла бы расколдовать этих достойных людей?
Вейма оглянулась по сторонам. Почти все люди в кабаке стояли или сидели с остекленевшими глазами и дышали очень-очень медленно. Вампирша в смущении спрятала лицо на груди мужа. Он коснулся губами её волос.
— Да, — мягко сказал оборотень. — Они тебе мешали. А теперь отпусти их.
— Я даже не заметила, как я это сделала, — расстроенно прошептала девушка. — Я не знаю…
— Постарайся, — уже встревоженно попросил оборотень. От него запахло тревогой и это было невыносимо.
Вампирша вздохнула и заглянула куда-то вглубь себя. В ней было столько раздражения на всех этих людей, которые совершенно напрасно оказались с ней под одной крышей, и столько злости, что отыскать среди царящего в её душе водоворота усилие, сковавшее кабак, было непросто. Но, кажется, это оно. Вейма напряглась изо всех сил. Сначала ничего не происходило, а потом вдруг все разом задышали и заговорили. Кабак наполнился гулом и теплом человеческого присутствия — в противоположность тому не-присутствию, которое царило в нём только что. Вейма бессильно обвисла в руках мужа. Нет ничего хорошего в том, чтобы управлять такой толпой людей, да ещё до того, как погаснет закат, до того, как они уснут.
Вир погладил её по голове.
— Выпей, козочка моя, тебе полегчает, — предложил он, заставив жену скрипнуть зубами в бессильной ярости. Вейма ненавидела запах вина. На самом деле вампиры могли пить любую жидкость без вреда для себя, но и безо всякой пользы. Только кровь или молоко, выпиваемое вместе с жизненными силами, поддерживали их жизнь. Но вино… учитель пытался приучить Вейму охотиться на пьяных. Это легче и так проще объяснить, почему жертва ничего не помнит со вчерашнего вечера. А ещё вампир от этого тоже пьянеет. Но Вейма ненавидела саму ситуацию, когда человек теряет разум, перестаёт управлять своим телом, мыслями, движениями, речью… от этого неправильно пахло!
— Ты же знаешь, я не…
— Йаган, дружище, — отмахнувшись от жены, позвал оборотень. Виноградарь подошёл ближе и в его глазах, очень… бодрых и настороженных, вампирша увидела, что он не уснул под её чарами. — Она у меня такая привередливая… у тебя найдётся что-нибудь получше? Хорошее что-нибудь, а?
Виноградарь кивнул, отцепляя от пояса флягу. Судя по его виду и запаху, он отлично знал, кто перед ним, и не хотел купиться на дружелюбный тон оборотня. Вейма ненавидела его фальшивое дружелюбие. Мало кто замечал, когда Вир врёт, но вампирше фальшь резала слух.
— Я не буду… — запротестовала Вейма. Она поняла намёк, и когда-то учитель давал ей хорошее вино тоже. Это было на встрече, тогда она была ещё только-только обращена и все думали, что она скоро бросит свои глупые капризы и станет настоящим вампиром. Ту лозу поливали кровью, над той пели чёрные песни, и вкус вина был ядовитым и горьким, он дурманил разум и придавал силы для самого злого чародейства. У того вина был вкус крови. Отравленной крови.
