и неимущим.
Молодая женщина, одетая как нищенка, баюкая в руках закутанный в лохмотья сверток, приблизилась к нему, протягивая руку. Паблон Пратт отстранил охрану и полез за кошельком.
Женщина, в свертке которой вместо ребенка оказался револьвер, прежде чем солдаты сумели выбить из ее рук оружие, всадила в грудь генерала две пули.
— Смерть предателям! Смерть предателям! — вырываясь, кричала она.
— Отпустите ее… — таковы были последние слова генерала.
В тот же день в центре города раздались два взрыва. Первый из них разворотил праздничную трибуну, на которой, по счастью, никого не было.
Второй взрыв стоил жизни одному из драгун. Он стоял ближе всех к украшенной весенними цветами повозке, что должна была торжественно проследовать через весь город в направлении главной площади. Заслышав странное щёлканье внутри огромной куклы, изображавшей бога Весны, солдат раздвинул занавески и обнаружил бомбу. Крикнуть окружающим, чтобы разбегались, выхватить взрывное устройство и, прижав его к животу, упасть на мостовую, было делом нескольких мгновений.
После чего тотчас прогремел взрыв…
Даурадес, наскоро прибывший в город буквально спустя час после всех этих событий, взмокший от ярости, метался по городу.
К вечеру того же дня ему передали небольшую посылочку — ящичек в дорогой бархатной обертке, надпись на крышке которого гласила: "Посильная помощь от честных граждан Тагэрра-Гроннги-Косса".
— Помощь? — спросил Даурадес. — От каких "честных граждан"? Кому помощь?
И прибавил коротко:
— В огонь!
— А может быть там… — засомневался дежурный офицер. — Деньги?
— Ну, не бомба же, — поддержал его кто-то. — Ящик чересчур легкий.
— Сразу видать, что вы никогда не бывали в Элт-Энно. Попробуйте осторожно содрать обёртку… Так! А теперь — встряхните и послушайте.
Изнутри посылочки что-то шуршало и гудело — чуть слышно. Этого шума можно было и не расслышать из-за слоя бархатной бумаги.
Ящичек был полон пчёл. Диких, разбуженных до срока, разъярённых элтэннских пчел-убийц. Двух-трёх укусов которых достаточно, чтобы у человека навсегда остановилось сердце…
— Ну, если так… — сказал Даурадес, — то по-моему нам настала самая пора показать, кто в доме хозяин.
Как упоминает очевидец, той же ночью четыре тысячи солдат, выстроившись частой цепью, с оружием в руках, словно гребнем прошли с севера на юг всю столицу тагров. В темноте по временам слышались крики, грохотали выстрелы, мелькали огни… Городская тюрьма была забита настолько, что на полу не оставалось сидячих мест.
К утру разобрались. Тех, кто попал невинно и случайно — отпустили и напоследок извинились.
В последующие дни и ночи по Дангару можно было гулять совершенно свободно, спокойно и безопасно…
Наутро генерал Даурадес во главе полусотни драгун посетил Национальное Собрание. Поднявшись в президиум, потребовал показать повестку дня. В документе, среди вопросов, которыми собирались заняться господа депутаты, главными были следующие:
— организация ремонта помещения для заседаний;
— повышение жалованья депутатам;
— вопрос о переговорах с правительством Келланги — о возобновлении военного союза как средства избежать дальнейших боевых действий на территории Тагр-Косса.
— Это всё? — сухо спросил Даурадес, передавая бумагу адъютанту. — Хорошо же. Очень понятно.
Лица сопутствовавших ему драгун были каменны. Огни керосиновых ламп красновато отражались в жалах штыков.
Генерал оглядел полупустой зал. Окинул взглядом президиум, где заметил побелевшие лица генерала Легонца и ещё кое-кого из господ генералов.
— Я предлагаю, — сказал он, — добровольно сдать оружие находящимся здесь господину Легонцу, а также господам…
И назвал с десяток фамилий.
— Вы не имеете права! Мы — избранники народа Тагр-Косса! — крикнули из темноты.
Охрана Даурадеса ближе придвинулась к нему, но генерал, отстраняя драгун, вышел вперед и прогремел, заглушая шум зала:
— Сообщаю всем вам, что сегодня к утру, по срочному решению Военного Совета мы вынуждены были расстрелять всех тех, кто так или иначе принимал участие в организации взрывов, беспорядков и убийстве генерала Паблона…
— Да! Всех! — крикнул он, упреждая вопросы. — Сегодня же, Военный Совет издал постановление, согласно которому каждый, кому ещё придет в голову так или иначе пособничать в организации уличных беспорядков, вооруженных выступлений, заниматься поджогами, взрывами, грабежами, воровством, мародёрством, сокрытием больших количеств оружия подлежит уничтожению на месте… Далее! — бросил он в притихший зал. И продолжал, уже спокойнее:
— Далее. Военный Совет постановил считать все военные части, так или иначе поддерживающие так называемое союзное командование — изменившими присяге и перешедшими на сторону врага. До командиров этих частей доведено, что им в течение суток предписывается во главе своих соединений прибыть в Дангар, либо — подтвердить свою подчиненность новому правительству страны. В противном случае эти подразделения исключаются из состава армии и подлежат расформированию, а в случае вооруженного сопротивления — уничтожению. Войскам, находящимся в Элт-Энно, разосланы соответствующие указания.
— Далее, — продолжал генерал. — Военный Совет считает, что партия "недовольных", чьи заслуги перед народом страны несомненны, достаточно полно представлена как в Военном Совете, так и в иных структурах власти. Учитывая неоспоримый факт, что сложившаяся обстановка требует максимальной быстроты действий, я, как главнокомандующий сухопутными силами и исполняющий обязанности руководителя страны, решением от сего дня распускаю Собрание!
— Но вы же попираете закон! — раздалось из зала. — Диктатор!
— Узурпатор!
— Солдафон!
— Палач!
— Перестаньте! Перестаньте же! — перекрывая выкрики с мест, прозвенел женский голос. На возвышение, старательно приподнимая складки платья, поднималась… Мирина — как и большинство присутствующих — тоже депутат Собрания.
— Боже мой! Ещё не предан огню прах генерала Паблона! Ещё не пойманы все убийцы! Большая часть страны находится в руках кровопийц! Кому вы бросаете обвинения? Солдату, который не пропустил врага к столице? Значит, вы едины с теми, кто пятнает свою честь взрывами и убийствами?
Глаза её метали молнии. Пальцы с ожесточением перебирали платок на груди.
— Шлюха Даурадеса! — брызнуло из зала.
Генерал гневно шагнул вперед, но Мирина опередила его.
— И кто же это говорит? — спокойно спросила она.
— Все говорят! — прозвучал тот же голос.
— Поднимитесь, ну поднимитесь, встаньте, я хочу вас видеть!
— Не поднимусь, — менее уверенно донеслось в ответ.
— Ну?! — подбоченясь, спросила Мирина. Ее голос прозвенел над притихшим залом и в тон ему откликнулись толстые стекла окон и тонкие стеклышки керосиновых ламп. Тревожные тени заметались по залу.
— Генерал, — обращаясь к Даурадесу, поклонилась Мирина, — я не сержусь на этого господина! У него нынче день нестояния!
Сдержанный смех прошелестел над головами собравшихся и затих, утонул в воцарившейся бархатной тишине.
— Вам слово, генерал Даурадес! — звонко и властно объявила певица.
— Я хочу, — собрался с голосом Маркон, — чтобы все, кто присутствует здесь, верно поняли наши намерения. Вы станете подлинными избранниками народа тогда, когда в наших руках будет вся страна! С этой минуты, соблюдая верность памяти генерала Паблона Пратта, я даю слово, что не сойду со своего
