Тут «бедное существо» совсем расстроилось. Даже в носу защипало от жалости к самому себе. Хотя минуту назад он даже не подозревал, что кто-то должен был о нем позаботиться, да и вообще, успел свыкнуться с сыростью настолько, что перестал ее замечать.
Кстати, лучше бы ему, право, остаться в своем, мокром, – высохло бы со временем, – а в коротковатых штанах Эдуарда и огромной куртке Рагнара подменный сын ярла стал походить на подростка-сироту, одетого в чужое из милости.
– Вот когда с тебя надо памятники ваять! – упражнялась в остроумии вредная сильфида. – Теперь нам не страшно, если деньги кончатся. Посадим тебя на базарной площади, будешь просить подаяние! Такой у тебя вид жалостный, ни один прохожий не устоит!..
Наспех отобедав, компания поспешила покинуть обезглавленный Кольгрен. Стража выпустила их из города беспрепятственно – тревогу в замке еще не подняли. Королю случалось проводить в страшном подземелье долгие часы, подданные привыкли к его отлучкам. Часто он занимался колдовством ночи напролет и в свои покои возвращался только под утро.
Но в то утро о нем тоже не сразу вспомнили – не до того было. На замок с высоты нескольких метров рухнула крыша. Обошлось без жертв, но разрушения вышли большие. А виновник происшествия к этому моменту уже покидал границы королевства.
…Несмотря на дурные пророчества гнома, купание не принесло Хельги ни малейшего вреда (если не считать морального). Меньше повезло Эдуарду – его неожиданно сразила жестокая простуда, с соплями в три ручья и прочими прелестями жизни. От благородной эльфийской магии толку ждать не приходилось. Обратились к средневековой бабке. Та рьяно взялась за дело, принялась варить зелье. Но стоило принцу увидеть, чем именно она собирается его пользовать, – и он отказался от лечения категорически. Лучше подождать, когда само пройдет, чем пить отвар из двухвосток!
– Ага! Двухвосток ты не хочешь! – укорил бывший наставник. – А мне готов был целого короля скормить! Пей что дают, ты воин, а не дева корриган, чтобы капризничать!
Но Эдуард заявил, что речь шла не о целом короле, а о его сущности. И если бы ему предложили не самих двухвосток, а только их сущности, он бы не возражал. А целиком – нет, нет и нет! Лучше он умрет!
Меридит в связи с этим стала вспоминать сехальскую саранчу, но больной оставался непреклонен.
Так и не уговорили. И хотя он, разумеется, не умер, идти пришлось гораздо медленнее. Догнать Странников или хотя бы сократить разрыв никак не удавалось.
Почему в Мире так много Зла? Не одно поколение юношей Староземья задавало себе этот вопрос.
Откуда оно берется? Войны, моровые поветрия, нашествия нежити, атаки чудовищ – кто насылает их? За какие провинности Судьба противопоставила многострадальному Староземью злокозненный Инферн? Кто порождает рвущихся к власти безумцев? Почему не знают счастья смертные народы? Отчего множатся страдания? Куда катится Мир, в какую бездну?
В книгах, мудрых старых книгах сказано: прежде все было иначе. Вырастали целые поколения, не знавшие войн и бед. Боги были милостивы к смертным – отцам жилось лучше, чем дедам, детям лучше, чем отцам…
Но времена прошли, и все изменилось. Будущее разверзлось страшной пропастью, и каждый прожитый миром час – это шаг по направлению к ней. Когда же произошел роковой перелом? И можно ли вернуться на прежний, счастливый путь?
Тысячи и тысячи благородных юношей задавали себе этот вопрос. Но лишь четверо из них получили ответ.
…Во имя счастья и процветания смертных сотворили добрые боги Грааль. Священный сосуд, наполненный Светом Жизни. Велика сила его. Веками хранили чашу избранные маги, и благодать ее золотых символов берегла Староземье от бед, помогала в трудную минуту.
Но в руках тех, кто светел и чист душою, кто благороден и смел, добр, непорочен и неподкупен, кто ценит жизнь другого намного выше собственной, кто готов на подвиг во благо ближнего и дальнего, – в таких руках священная сила чаши возрастет стократ. Прольется Свет Жизни, и настанет он – Золотой Век. Уйдет из мира Зло, погаснут черные нити астрала. Падет граница между Инферном и Староземьем. Голод, болезни, несправедливости и горе забудутся. В согласии и радости будут жить народы, проклятые освободятся от кары, а смертные уподобятся богам…
Но в одиночку никто из смертных не вынесет груз всеобщего счастья. Троим было предначертано судьбой стать Хранителями Света Жизни. Вот их имена.
Ученый маг Мерлин – воплощенная Мудрость. Могущественный король Артур – добрая и справедливая Власть. Благороднейший из рыцарей, эльф Галаад – нерушимая Честь. Втроем они вывели бы Мир на путь все прибывающего счастья…
Кальдориан – вот имя Зла. Это он, не ведая, что творит, вверг Староземье в пучину страданий, обрек на муки поколения смертных. Само Время замерло от ужаса при виде тех бедствий, что обрушились на их головы по безумной прихоти презренного колдуна.
Но все, что сотворил один, может исправить другой. Другие. Пятеро Странников, изможденных, дурно одетых, полуголодных, замерзших, но с глазами, горящими радостью самоотречения, месили непролазную осеннюю грязь средневековых дорог. Грааль возвращался Миру.
И все-таки на сердце мага Лапидариуса было неспокойно. Он думал о Времени – самом неверном союзнике, самом опасном противнике.
Сперва его было мало. Всего несколько месяцев разделяли даты их пересечения грани времен и восстания Кальдориана из мертвых. Приходилось торопиться – любое случайное промедление, любая задержка в пути могли стать роковыми.
Но теперь его стало слишком много. Еще не покинул свой клан и не стал на рыцарскую стезю благородный Галаад. Могущественный Артур – почти ребенок, и пройдет не один год, прежде чем он, увенчанный короной Камелота, призовет к своему трону лучших рыцарей Староземья и усадит их вокруг легендарного Круглого стола. А мудрый Мерлин… Тот, кто был обманут однажды, не обманется ли и во второй раз? Кальдориан не единственный злодей, мечтающий о власти. Есть и хитрее, и сильнее…
Так как же поступить? Лишь год отпущен Странникам на путешествие в прошлое. Не вернутся в срок – возврата не будет вовсе. На долгие века сомкнётся грань времен. Что выбрать, какой путь? Передать священную чашу Мерлину и уйти, уповая на милость богов? Отречься от собственной жизни, оставшись в прошлом в роли хранителей, беречь Грааль вплоть до заветных дней? Или…
Вот это «или» и не давало покоя магу Лапидариусу. Маленьким угольком тлело в его душе, то приятно согревало, то больно жгло…
Дождь лил и лил, смывая последние воспоминания о лете. Чем дальше к западу, тем холоднее и неуютнее становилось. Жизнь замирала. Птицы улетали, звери прятались в норы и берлоги, лесные народы готовились к зиме. Даже ольдонские разбойники присмирели в своих логовах – так ни разу и не напали. Но легче от этого не было. Все чаще плакала Ильза от боли в сбитых ногах, от бесприютности и тоски, и ей тихо подвывал Эдуард – по старой привычке, оставшейся с тех пор, когда он еще был нежным отроком. Орвуд кряхтел, будто настоящий старец, и жаловался на возраст. Рагнара по вечерам одолевали навязчивые воспоминания о пирах, что закатывал его папаша в родном Оттоне, – сколько было выпито, сколько съедено. Амазонка Эфиселия уже не мчалась впереди всех, а, наоборот, отставала, плелась позади шагов на двадцать.