— Третья группа? Ногами? Вселенский разум… С ума сойти можно. И что? Ты кому-то рассказала?
Полумрак дрогнул — Альбина неопределённо качнула головой.
— Рассказала, но не всё. Кое-кого выгнали из института, но очень тихо. Они очень не хотели скандала. Меня вот перевели с другую группу. Так не хочется уходить совсем.
Маша молчала, не находя слов. Утешение, поддержка? Чего ждала от неё Альбина, исповедуясь в полутёмном, пахнущем горелыми котлетами фойе?
— Ну, — от волнения голос охрип, она кашлянула, — надеюсь, теперь всё будет хорошо.
Где-то на периферии зрения мелькнул силуэт — то ли вахтёрша вернулась, то ли просто кто-то из курсантов решил прогуляться по коридору. Маша мотнула головой, пытаясь сфокусировать взгляд, но в дверном проёме фойе уже никого не было.
— Я очень боюсь, что всё станет известно, пойдут разные слухи, сплетни. — Альбина тряхнула головой. — Ты не подумай, что я тебе навязываюсь. Просто увидела, что ты сидишь тут, одна. Я подумала вдруг, может, у тебя тоже что-то случилось, я могла бы поддержать.
Совсем стемнело. Маша видела теперь светлое пятно вместе лица собеседницы, алое пятно её халата, серый прямоугольник окна справа. Подоконник больно упёрся в локоть.
— Нет, — слабо улыбнулась она. — Нет, у меня ничего такого. Всё в порядке, правда. Просто хочется иногда посидеть одной. Сабрина там все учебники на уши поставила, к завтрашнему заданию готовится.
…Они возвращались в комнаты, когда за открытыми окнами ночь уже стрекотала сверчками. Почти все двери были закрыты, редко из-под какой выбивалась на паркет полоска света.
— И давно твои родители разошлись? — спросила Альбина вполголоса. Сухое полотенце висело у неё на плече, бахрома у края щекотала локоть.
— Мне было три года, толком ничего не помню, — рассеянно улыбнулась Маша. На самом деле ей было не до смеха.
— А с кем из них ты живёшь?
— Ни с кем. Я сама по себе живу, — улыбнулась Маша и взялась за ручку двери. — Вот я и пришла. Спокойной ночи.
Альбина махнула ей рукой и ушла дальше по коридору с мигающими неоновыми лампами.
На пороге лежал лоскут света. Из-за шкафа, который разделял комнату на две неравные части, было видно, что зажжена настольная лампа. Сабрина сидела за письменным столом, сложив ноги по-турецки, и лениво перелистывала очередной конспект.
— Наконец-то, я уже думала искать тебя. — Она беззвучно соскользнула со стула и потянулась к электрическому чайнику. — Наговорилась с новенькой? Видела вас в фойе.
Маша глянула на часы: было поздно, но так хотелось поболтать и поделиться тем, что она узнала об Альбине. За поздним чаем с печеньем — самое милое дело.
— Представляешь, — полушёпотом поведала Маша, по инерции косясь на дверь, — они её избили. Я сама видела на плече едва заживший шрам. Это жуть какая-то. Не могу поверить, что в институте все замолчали.
Сабрина показательно закатила глаза, ломая в пальцах овсяную кругляшку. Чая в её чашке почти не убавилось, и лампа плавала в тёмной глади, как большая рыба в маленьком аквариуме.
— По-моему, она всё сочиняет. Ерунда какая-то! Всё это очень уж напоминает новомодный фильм про несчастную девочку, которая в конце удачно выходит замуж.
Маша грустно поболтала остатками чая в кружке. Подняла глаза: Сабрина рассматривала на свет печенье в сверкающих крупинках соли.
— Вообще-то, если хоть часть из того, что она мне рассказывала, правда, то мне жаль её.
— А почему ты не думаешь, что она и сама может быть виновата? — зло сощурившись, выдала Сабрина. — Ну достала всех так, что они на неё накинулись.
— Думаешь, так бывает? — Маша не очень понимала, от чего её подруга так взъелась на эту несчастную со всех сторон Альбину.
Сабрина поднялась, уперевшись коленом в табуретку, и отхлебнула ещё чаю.
— Бывает ещё и не так. Просто с чего бы это ты болтаешь с ней весь вечер, да ещё рассказываешь такое, чего я бы от тебя в жизни не добилась?
Маша поражённо замолчала.
— Что-то я не понимаю, ты ревнуешь? — поняла она через секунду.
— Ты о чём? Нет конечно. Я тут кое-что накопала по Ростровской больнице, давай посмотрим. Кстати, ты уже знаешь, что нас послали на самый сложный объект?
В пальцах Мифа плясал кусочек мела, пачкал пальцы, крошился на пол.
— Понимаете, на базе, где я раньше проводил практику, произошла неприятная ситуация. Ничего экстра страшного, однако, наше с вами руководство решило перестраховаться. Имейте в виду.
Он принялся вышагивать от стены к стене, глядя в пол. Маша не отрываясь смотрела на преподавателя. На исписанной доске, на спине Мифа, на его руках лежали блики света.
— То есть вы попали под своеобразный эксперимент.
Кто-то на задних партах хмыкнул. Миф поднял голову и улыбнулся, близоруко сощурившись поверх очков. Оранжевые отблески заката в линзах — Маша невольно улыбнулась им в ответ.
— Радостно, конечно, но и опасность есть. — Миф снял очки и тряхнул ими, держа за дужку. Его глаза казались теперь совсем молодыми, светлыми. — На старых объектах каждая пылинка была описана вашими коллегами. На новых — ещё ничего толком не изучено. Поэтому я сейчас читаю вам лекцию о технике безопасности, вы быстренько расписываетесь, что прослушали, а потом мы немного поговорим о приборной базе и, конечно же, распределим объекты. Кто хочет самый сложный?
Он усмехнулся, вынимая бумаги из портфеля. Маша увидела руки Мифа совсем рядом, и ссадину на ребре ладони, и тонкий белёсый шрам чуть повыше запястья. И едва ощутимый аромат чайного дерева. Может, показалось?
Больница была, пожалуй, одним из самых грандиозных и бредовых сооружений города. Точнее — проектов. Она стояла посреди кленовой рощи, огромная, белокаменная и пустая. Окна нижних этажей, забитые крест накрест, окна высоких этажей, взирающие на мир пустыми глазницами. Говорили, и в тех, и в других иногда загоралось свечение, хоть электричество в больницу так и не провели. Болтали всякую ерунду.
Восемь крыльев, двенадцать этажей. Сабрина достала и распечатала самый подробный план, какой только нашёлся в архивах города, и всё равно он был слишком уж общим, с кучей белых пятен и множеством восклицательных знаков. «Опасность обрушения или любая другая опасность», — говорилось в условных обозначениях напротив них.
Маша сложила карту и сунула в карман джинсов. Пять вечера — лучшее время суток в городском июле. Солнце пряталось за больницу, оранжевым нимбом растекаясь по небосводу, и только недавно спала жара, оставив каменный город остывать в прохладном ветре с реки.
