Посредине зала тек ручеек, окруженный, словно молодыми ивами, похожими на кораллы каменными деревьями. В нескольких местах ручеек перечеркивали ажурные мостики. Узоры на их мраморных перильцах, по прихотливости, не уступали снежной вязи сталактитов.
Возле одного из мостиков Арчи заметил низкую скамью. Словно завороженный, молодой маг медленно подошел к ней и сел. На ощупь камень показался удивительно теплым и словно шелковистым. Откинувшись на спинку, Арчи замер, глядя, как искрится в свете "огонька" вода в ручье.
Сатин подошел к магу и, немного выждав, легонько коснулся его плеча:
— Очнитесь, мой друг! Это зрелище завораживает надолго. Я знаю, я сам немало часов провел, следя глазами за переливами струй…
Арчи вздрогнул и тихо произнес:
— Омоет вода ладони, уйдут вчерашние беды, омоют светлые струи и растворят обиды, омоет поток мою душу покоем в вечном движенье… Я не бард, поэтому лучше перевести не смогу. В Будилионе мне попался свиток стихов на языке та-ла. Копия с чего-то, что не сохранилось. Если читать на языке древних, то звучит, словно мелодия свирели.
— Именно поэтому я и хотел показать вам, мой друг, это чудо, — так же тихо ответил Сатин. — Я провел здесь много часов, размышляя о жизни. И знаете, что однажды подумал? Могущество та-ла не в магии, а в умении не размениваться на мелочи, которыми живем мы, люди. Они были очень мудры. И жили, любуясь и наслаждаясь каждой малостью, каждой каплей росы или каждым извивом каменных изваяний, созданных бегущей водой. Поэтому в них не было ни злобы, ни страха, ни зависти, ничего из того, что делает нас, людей, несчастными. Когда-нибудь, может быть, и люди достигнут такого могущества…
Арчи кивнул:
— В некоторых книгах мне попадались рассуждения о том, что та-ла в своем покое сравнились с самой природой и стали с ней единым целым, растворились в ней. Об этом же — горская сказка о Ярри, старшем брате Тима Прекрасноликого. Он был великим воином, одолевшим демонов. Но повстречал однажды прекрасную девушку — порождение Тьмы. В пору цветения яблонь он ушел вместе со своей избранницей во тьму — но не злую Тьму Кромешного мира, а в душистую бархатную тьму весенней ночи. И эти двое стали душой всех ночей до конца времен, пока цветут на склонах деревья, и пока влюбленные шепчут друг другу нежные слова. Люди думают, что это лишь красивая сказка о любви, но в легенде, мне кажется, скрыто нечто большее.
— Жаль, что мы все-таки не та-ла, — к господину Сатину вернулась его привычная насмешливость. — Идемте, я хочу еще кое-что вам показать. И рассказать.
Они миновали один из мостиков и углубились в тоннель, который вскоре перешел в лестницу. По обычаю древних, стены здесь были украшены барельефами и мозаичными фресками. На одну из них и указал Сатин:
— Большинство созданий, которые тут изображены, мне известны. Какие-то животные так же привычны в нашем мире, как вон те кони или олени. О каких-то рассказывается в легендах. Но эта мозаика меня заинтересовала тем, что здесь, кажется, изображены твари Тьмы. По крайней мере, я не слышал ни одной сказки, в которой было что-то подобное.
Арчи посмотрел на стену и изумленно прошептал:
— Снек-ла!
— Что? — не понял Сатин.
— Снек-ла — древние твари, существовавшие до того, как на этой земле появились та-ла. Впрочем, тварями в полном смысле слова их назвать нельзя. Они были не менее разумны, чем мы с вами, и, может быть, где-то под руинами древних городов скрываются еще более древние руины того, что строили снек-ла.
— Не может быть! — в свою очередь изумился Сатина. — Они похожи на существо из кошмара.
Арчи улыбнулся. Да, эти когтистые задние лапы и мощный хвост, эти несоразмерно маленькие, напоминающие детские ручки, передние лапы, эта похожая на обрубок дерева морда с огромной пастью, эти треугольные зубы в несколько рядов, эти крохотные, скрытые в складках чешуйчатой кожи глазки… все это вряд ли заставляет думать о высоком разуме. Но когда снек-ла вступает в битву на твоей стороне — то благодаришь всех богов за то, что они позволили им существовать.
— Может, — спокойно ответил молодой маг. — Но удивительнее всего на этой фреске знаете что? Обычно та-ла изображали этих существ как врагов. Две расы длительное время враждовали между собой, пока более древние ни уступили. А здесь изображена вполне мирная сцена — два взрослых снек-ла и детеныш, которому на поднятую лапу опустилась белая птица. Да, если верить мифам и соразмерить рост снек-ла с изображением, то эта пичуга должна быть никак не меньше крупного орла. Но ощущение такое, словно человеческий ребенок кормит с ладони кого-нибудь вроде синицы. Я попытаюсь узнать что-нибудь о том, что может быть тут изображено. Знаете, господин Сатин, часто оказывается, что какой-нибудь барельеф или фреска, созданные та-ла, связаны с совершенно конкретной легендой. А за многими легендами — реальные события.
Арчи притворялся равнодушным, но у него вдруг возникло ощущение, что с этой, показанной ему Сатиным, фреской, связано что-то очень важное.
Генрика в Кромешном мире принимает форму снек-ла. Белые птицы, подобные тем, что он сейчас видит, неотличимы от тех, с которыми он разговаривал за Кромом, в разноцветном лесу на берегу целебного озера.
Как все это связано?
Но вслух о своих догадках молодой маг говорить не стал. А господин Сатин, удовлетворившись ответом своего спутника, перевел разговор на другую тему:
— Налюбовались? Эх, чувствую, маги дорого бы дали за возможность изучать эти подземелья. Когда-нибудь я приведу сюда умников с кафедры стихиальщиков, и они наверняка найдут тут что-нибудь для них полезное. Но пока не хочу, чтобы об этом древнем комплексе кто-то знал. Слишком неспокойно пока в государстве.
Арчи пожал плечами.
Он чувствовал, что эти подземелья сохраняют лишь эхо древней магии. Вряд ли они были храмом или лечебницей. Такое ощущение, что здесь та-ла просто жили — так, как умели жить эти мудрецы и поэты, окружая себя прекрасным и не думая о величии.
Словно в ответ на мысли молодого мага, Сатин сказал:
— Все-таки нам надо поговорить о делах сегодняшних. Лучшего места для разговора не придумать. Тут есть один грот…
Миновав еще несколько коридоров, Арчи и Сатин вошли в небольшое помещение, отделенное от тоннеля занавесью из нанизанных на нити кусочков слюды.
Сатин с гордостью погладил тихонько зазвеневшие от прикосновения гирлянды:
— Вы, наверное, замечали, что в оставшихся от та-ла помещениях почти нет внутренних дверей. Я не задумывался над этим парадоксом, пока ни попал сюда. С одной стороны, может быть, двери и были, но деревянные, и за прошедшие тысячелетия они просто истлели. Но, с другой стороны, даже дерево должно как-то крепиться, а на откосах арок нет никаких следов того, чтобы в них что-то вставляли. Потом я подумал: а вообще — зачем нам двери? Первый приходящий в голову ответ — загородиться, запереться от всего окружающего мира, чтобы почувствовать себя спокойно в надежной скорлупе. Раньше люди боялись диких зверей, теперь — воров и разбойников. Но если нет страха перед миром? Остается только одна причина, по которой дверь все же нужна — чтобы по комнатам не гуляли сквозняки. Но тогда это может быть вовсе не привычная нам дверь, а любая занавесь или вообще — магический экран. Поэтому, когда я увидел под аркой кучку осколков слюды, причем каждый камешек имел отверстие, словно это были бусины, я сразу догадался, что это было. Нити, на которых когда-то висели эти камешки, конечно, сгнили. Но у меня был с собой моток пенькового шпагата, а скучать без дела я не люблю. И вот вам — настоящая дверь! Теперь здесь, в моем — я уже почти всерьез считаю его моим — доме — тепло и уютно.
