— Вот-вот-вот… Мы уже близки к разгадке второй тайны! Лутвинне передал ей и свою роль, и свое бессмертие… Но об этом стало известно далеко не всем — и, главное, это выяснилось гораздо позднее… Теперь окончание истории, слушай. Случилось так, что однажды Лутвинне попал в плен. Враги увезли его за Серую Границу и поместили в одной из своих крепостей. Я думаю, что они даже не особенно мучили его, им этого и не требовалось. И Лутвинне начал умирать. Один из троллей срезал прядь волос с его головы и отвез в замок к Ингильвар. «Мы готовы отдать тебе твоего мужа, — сказал посланник Серой Границы, — в обмен на то чудесное платье, которое изменяет внешность».
— Откуда они знали о платье? — перебил Эопта.
— Ты тоже не поверил в то, что им рассказал об этом Лутвинне? — обрадовался Эахельван. — Вот и я не поверил. Предполагаю, разболтал никто иной, как Моран Джурич. Видишь ли, Моран хоть и Мастер, из числа высоких Мастеров, но в родстве с троллями… Это трудно объяснить, да и сейчас не требуется. История поддается пониманию без объяснения, почему Джурич одновременно и тролль, и Мастер, не так ли?
Эопта кивнул.
— Приближаемся к развязке! — провозгласил Эахельван. — Учти, ты первый, кому я излагаю историю Ингильвар в моей собственной трактовке, с моими собственными комментариями! Итак, тролли знали о платье, потому что хвастливый Моран Джурич рассказывал всем и каждому о своем сногсшибательном успехе. И троллям потребовалось это платье. Ингильвар знала, что ее муж — бессмертный эльф и что его страдания в плену у троллей будут длиться вечно, если она не сумеет вызволить его. Поэтому она перерыла весь замок, отыскала подарок Морана и вместе с посланцем отправилась за Серые Границы. Но когда она приехала, Лутвинне уже умер. Он был мертв, и ей показали его тело, чтобы она убедилась в том, что смерть его была естественной. Его не убивали, понимаешь? Он просто перестал быть бессмертным.
— Потому что бессмертной стала она, — прошептал Эопта. — Понимаю, да. Муж и жена ведь превращаются в единую плоть.
— Именно, — кивнул Эахельван.
— Теперь я должен задать третий вопрос?
— Ты быстро учишься.
— Что случилось с Ингильвар после того, как выяснилось, что она обрела бессмертие, но потеряла мужа и свободу?
— Молодец, — одобрил Эахельван. — Она осталась в плену. Тролли не отпустили ее. Они забрали платье и заперли Ингильвар в одном из своих подвалов. Так что и платье, и женщина — там, за Серой Границей, за туманами.
— У меня есть четвертый вопрос, — медленно проговорил Эопта, — а ты-то откуда знаешь про пленение Ингильвар? Вряд ли об этом пишут в книгах!
— Возможно, мне сказали об этом люди, — отозвался Эахельван. — Мы ведь с тобой в самом начале нашей беседы установили, что книги и люди в качестве источника сведений равноценны.
— Какие же люди знают о том, что творится за Серой Границей?
— И снова — молодец, мой мальчик. Такая проницательность стоит вознаграждения, и ты получишь его — в виде моей искренности. Мне сказали об этом не люди, а тролли.
— Понятно…
— Если ты хочешь изменить свою жизнь, приходи в замок, нанимайся на службу. Найди себе верных друзей. Отправляйся с ними в патруль, а потом, как-нибудь улучив момент, перебирайся за Серую Границу. Ты найдешь Ингильвар в Гарагаре, крепости туманов. Ингильвар и платье — оба талисмана находятся там. Забери их и владей — если не целым миром, то по крайней мере маленькой вселенной своей жизни.
Они помолчали, дожидаясь, пока отзвенит торжественность этих слов.
Потом Эопта пренебрежительно фыркнул:
— Ха! А тебе-то что за нужда во всем этом?
— Мне нужно платье, — просто ответил Эахельван. — И ты добудешь мне его.
* * *
Так Эопта появился в замке.
Гонэл приняла его на службу. Ей не хватало людей. Постоянно не хватало.
По сравнению с тем, как обстояли дела во времена защитника Лутвинне, все стало гораздо хуже и труднее: граница приблизилась, набеги врагов стали чаще, и нужда в солдатах резко возросла.
Гонэл не скрывала от новобранца, что опасность велика: люди часто погибают, особенно новички. Но Эопту это не страшило, он не хотел работать на земле, он предпочитает воевать и, если уж так сложится судьба, погибнуть, — так он отвечал.
И Эопта был принят на службу.
Скоро, как и советовал Эахельван, у него появились и друзья. Эопта был весьма осмотрителен в выборе и предложил свою дружбу таким же бывшим крестьянам, как он сам.
Одного звали Веньо, другого — Хатра. Эти двое выросли вместе, в одной деревне, и дома их родителей стояли по соседству, а теперь они сражались бок о бок. Они охотно приняли Эопту в свой круг. У них нашлось много общих тем для разговоров.
Эопта оказался в компании кстати еще и потому, что Веньо влюбился в эльфийскую лучницу Эвремар и отошел от старого друга. Хатра сердился, особенно поначалу, но потом вынужденно признал правоту Эопты, который говорил, что в случившемся нет ничего предосудительного. Напротив, все это в порядке вещей. Каждый может влюбиться, и тогда какая-то посторонняя особа женского пола вдруг становится для мужчины дороже его прежних привязанностей, и даже друзья на всю жизнь как будто отходят на задний план.
Неприятно, но вполне понятно.
И постепенно Эопта занял в жизни Хатры то место, которое прежде занимал Веньо: они стали неразлучными друзьями, и Гонэл, уважая их дружбу, отправляла их на опасные задания вместе.
* * *
Никогда прежде они не были так близко от Серой Границы. Туман воспринимался здесь как живое существо, обладающее собственным разумом и, что уж совсем неестественно, — обладающее вполне осязаемым телом. Серые клочья, развевавшиеся по ветру, выглядели лишь одеяниями какого-то скрытого в вечной полумгле существа, и похожего на человека и вместе с тем совершенно лишенного человеческих черт. Все сразу.
Двое воинов старались не смотреть в ту сторону. Они двигались вдоль границы, разглядывая следы на мягкой красноватой почве. Совсем недавно здесь прошел большой отряд. Следы были конские, среди них ползли борозды, оставленные тяжелыми телегами. Последнее означало, что враг выступил в длительный поход.
— Вернемся, — предложил Хатра, невольно ежась: ему было сильно не по себе. — Мы узнали достаточно.
— Нет, не достаточно, — отозвался Эопта. Он повернул голову, и тот поразился переменам, случившимся с другом: глаза Эопты лихорадочно блестели, пересохшие губы растягивала предвкушающая улыбка. — Мы узнали не достаточно, — отчетливо выговаривая слова, повторил Эопта. — Предлагаю перейти границу и на месте оценить обстановку.
— Люди никогда не пересекают эту границу, — запротестовал Хатра.
— И напрасно. Тролли свободно проходят взад-вперед, значит, и мы можем повторить то же самое.
— Нет, не можем, — настаивал Хатра.
— Почему? — в упор спросил Эопта.
Хатра молчал.
— Потому, что это запрещено? — усмехнулся Эопта и коснулся плеча друга. — Ты не должен бояться.
— Почему я не должен бояться? — тихо произнес Хатра.
— Потому что ты должен мне верить… В троллях гораздо меньше звериного и дикого, чем ты привык думать. В них гораздо меньше… проклятого, выражаясь нашим языком. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Ты не испытываешь перед ними ужаса, — сказал Хатра. — А я испытываю.
— Ты ведь солдат, как ты можешь бояться противника! — поддразнил его Эопта.
Но Хатра даже не улыбнулся.
— В бою я не раздумываю над своими страхами. Просто делаю то, чему меня учили. Но оказаться на их земле… это для меня по-настоящему страшно. Ты слышал когда-нибудь о пленниках?
— Нет.
— Потому что никто не вернулся.
— Может быть, нам повезет, и мы освободим целую толпу пленников! — предположил Эопта. — Это было бы здорово.
Хатра кивнул. Конечно, это было бы здорово: воспользоваться тем, что большая часть вражеского воинства движется сейчас вдоль границы к одному из эльфийских замков, и нагрянуть к недругу в гости. Устроить переполох, перебить десяток ничего не подозревающих охранников и доставить к Гонэл толпу измученных неволей людей… а может, и эльфов! Да, звучит чрезвычайно заманчиво.
Хатра еще раз внимательно посмотрел на друга. Эопта выглядел так, словно даже и не сомневался в успехе.
Не дожидаясь ответа от товарища, Эопта повернул коня и направил его прямо на границу. Хатра больше не колебался. Они вышли в разведку вместе — они не должны разлучаться. Если Хатра вернется в замок один, он навсегда покроет себя позором.
Перед всадниками туман на миг расступился, как бы приглашая войти, а затем сразу же сомкнулся вокруг чужаков. Их одежда сразу промокла, лица облепила влага. Оба приятеля почти ослепли — они не видели дальше вытянутой руки. Кругом мерно колыхались темные клочья. Здесь тяжело дышалось. Ни капли света не просачивалось сквозь мглу.
