— Лорд Малгрейв? Сказал вам? — переспросил Дролайт. — Какая грубость! Надеюсь, вы одарили его своим знаменитым взглядом!
— Что? — Мистер Норрелл был поглощен рассказом и не обращал внимания на то, что говорил мистер Дролайт. — О! Да, я сказал ему: «Полностью с вами согласен, милорд. Но погодите, мистер Стрендж изложил не все свои идеи. Вы не слышали и половины!»
Не только у Адмиралтейства и военного ведомства, но и у прочих правительственных департаментов был повод радоваться появлению Джонатана Стренджа. Многие вещи, казавшиеся трудными, стали вдруг простыми и легко разрешимыми. Министры короля давно мечтали насылать ночные кошмары на врагов Англии. Министр иностранных дел впервые высказал эту идею в январе 1808 года, и в течение года мистер Норрелл каждую ночь посылал императору Наполеону Бонапарту плохие сны, однако положительных результатов не достиг. Империя не рассыпалась, а Наполеон сохранял в сражениях обычное хладнокровие. Поэтому мистер Норрелл получил указание прекратить работу в этом направлении. Сэр Уолтер и мистер Каннинг втайне считали, что план провалился, потому что мистер Норрелл не обладал талантом к созданию кошмаров. Мистер Каннинг говорил, что кошмары, посылаемые мистером Норреллом императору (преимущественно, драгунский капитан, спрятавшийся в шкафу у Наполеона) не способны напугать даже ребенка, не то что покорителя половины Европы. Он даже пытался убедить остальных министров нанять мистера Бекфорда[28+], мистера Льюиса[29+] и миссис Радклифф, чтобы они состряпали описание какого-нибудь ужасного сна с тем, чтобы мистер Норрелл затем вложил его в голову Бонапарта. Однако министры заявили, что использовать волшебника — это одно, а привлекать писателей — совсем другое, и дело заглохло.
Когда появился Стрендж, работу с кошмарами возобновили. Стрендж и мистер Каннинг подозревали, что император Франции как-то защищен от страшных снов, поэтому решили воздействовать на его союзника, российского императора Александра: при русском дворе было много друзей Англии — представителей знати, которые сделали состояние на продаже англичанам леса и хотели возобновить выгодную торговлю; кроме того, камердинер Александра был женат на шотландке — смелой и умной женщине. Стрендж узнал, что Александр — натура впечатлительная склонная к мистической религиозности, и решил послать ему сон наполненный аллегориями и символами. Семь ночей подряд Александр видел один и тот же сон: он сидит за столом с Наполеоном, и им подают замечательный суп с олениной. Наполеон пробует суп, тут же вскакивает и кричит: «J'ai une faim qui ne saurait se satisfaire de potage»[54], превращается в волчицу и съедает сначала кота русского императора, потом его собаку, затем коня и, наконец, его прелестную любовницу-турчанку. Потом волчица принимается за друзей и родственников императора, а тем временем утроба хищницы открывается и начинает извергать кошку, собаку, коня, любовницу и т. д., но уже в изуродованных, неестественных формах. Меж тем зверь непрерывно растет, и когда волчица становится размером с Кремль, она поводит окровавленной пастью по сторонам, явно собираясь опустошить всю Москву.
— Нет ничего бесчестного в отправке такого сновидения: ведь из него следует, что Бонапарт в конце предаст Александра, — объяснял Стрендж Арабелле. — В конце концов, я могу послать ему письмо и повторить эти слова. Он ошибается, и Бонапарт наверняка его предаст.
От шотландки вскоре пришло сообщение: русский император очень встревожен снами и, подобно библейскому царю Навуходоносору, собрал астрологов и прорицателей, дабы ему растолковали их смысл.
Тогда Стрендж послал Александру новые сновидения.
— Я последовал вашему совету, — сообщил он мистеру Каннингу, — и сделал их более туманными, но пригодными к интерпретации, чтобы гадатели и волшебники императора могли сформулировать выводы.
Неутомимая миссис Джанет Арчибальдовна Барсукова вновь прислала письмо с хорошими новостями: Александр отложил все дела, забыл о войне и сутками сидит с астрологами и волшебниками, толкуя свои сны, а когда приходят послания от Наполеона, бледнеет и вздрагивает.
26
Корона, скипетр и держава
Сентябрь 1809
Каждую ночь печальный колокольный звон уводил леди Поул и Стивена Блека в сумеречные залы «Утраченной надежды». Стивен никогда не видел таких роскошных балов, однако пышные наряды резко контрастировали с самим дворцом, где все свидетельствовало о бедности и упадке. Музыка никогда не менялась. Одинокая скрипка выводила одну и ту же пронзительную мелодию, ей вторила грустная флейта. Оплывающие сальные свечи (Стивен опытным глазом дворецкого сразу подметил, что их слишком мало для столь обширных комнат) отбрасывали на стены странные тревожные тени, повторявшие движения танцующих.
В одну из ночей леди Поул и Стивен участвовали в длинной процессии по пыльным сумрачным залам (джентльмен с волосами, как пух, очень любил подобные шествия). Процессия несла знамена: ветхие, плотно расшитые хоругви и другие, которые и знаменами-то назвать было нельзя: жуткие символы былых побед джентльмена. Они были изготовлены из высушенной кожи поверженных врагов, на которой родственницы победителя вышили глаза, губы, волосы и одежду. Джентльмен обожал такие Церемонии и нимало не сомневался, что Стивен и леди Поул тоже от них без ума.
Крайне изменчивый и непредсказуемый, он проявлял постоянство лишь в одном: в восторженном отношении к леди Поул и глубочайшей симпатии к Стивену. Он часто делал ему необычные подарки и подбрасывал вещицы, символизирующие грядущее величие. Кое-что он посылал миссис Бренди, кое-что — лично Стивену, а потом при встрече с заговорщицким видом говорил:
— Твой злобный враг об этом никогда не узнает! — (Он имел в виду сэра Уолтера.) — Я очень ловко отвел ему глаза своей магией, и ему даже в голову не придет о чем-нибудь спрашивать. Да что там!.. Я хоть завтра сделаю тебя архиепископом Кентерберийским, а он и не узнает! — Эта мысль засела у него в голове. — Хочешь завтра стать архиепископом, Стивен?
— Нет, сэр, благодарю вас.
— Ты уверен? Это совсем нетрудно, и если у тебя есть тяга к церковной карьере…
— Уверяю вас, сэр, ни малейшей.
— Как всегда, хороший вкус подсказывает тебе верное решение. Митру ужасно неудобно носить. И она не всем идет.
Бедного Стивена одолели чудеса. Через каждые несколько дней случалось нечто, приносившее ему выгоду или пользу. Иногда в денежном выражении выигрыш был невелик — несколько шиллингов, но всегда сопровождался какими-то невероятными событиями. Например, однажды Стивена посетил управляющий какой-то фермой, который утверждал, будто несколько лет назад они повстречались на петушиных боях недалеко от Ричмонда, в северной части Йоркшира, и заключили пари. Предметом спора стал вопрос: может ли принц Уэльский[30+] совершить поступок, который опозорит страну? Стивен якобы считал, что может. И вот теперь, когда это случилось (принц бросил жену), управляющий из Йоркшира привез двадцать семь шиллингов и шесть пенсов — сумму, на которую заключалось пари. Стивен объяснял, что никогда не посещал петушиные бои, не был ни в Ричмонде, ни вообще в Йоркшире, — все бесполезно: управляющий ушел только после того, как Стивен принял у него деньги.
Через несколько дней обитатели особняка на Харли-сквер заметили, что под дверью стоит большой серый пес. Шел сильный дождь; пес был мокрый, грязный и, судя по виду, проделал немалый путь. Удивительное дело: в зубах он держал какой-то документ. Лакеи Роберт и Джеффри и повар Джон Лонгридж попытались отогнать пса, кричали на него, бросались бутылками и камнями, но тот философски сносил нападки и не желал уходить, пока Стивен Блек не вышел под дождь и не взял документ из пасти. Тогда пес с довольным видом, словно выполнил трудное задание, развернулся и убежал. Документ оказался картой деревни в Дербишире, на которой была обозначена потайная дверь в склоне одного из холмов.
В другой раз Стивен получил письмо от мэра и олдерменов Бата. В нем говорилось, что два месяца назад Бат посетил маркиз Уэлсли[31+]. Будучи в городе, маркиз непрерывно хвалил Стивена Блека, его замечательную честность, ум и верность хозяину. На мэра и олдерменов рассказ его светлости произвел такое впечатление, что они решили выбить медаль в честь добродетельного Стивена. Отчеканили пятьсот медалей и, ко всеобщей радости, раздали крупнейшим домовладельцам Бата. Для Стивена оставили один экземпляр и просят его, как только он заглянет в Бат, явиться за наградой и принять участие в великолепном обеде, который устроят в его честь.
Ни одно из этих чудесных событий не порадовало Стивена. Они только подчеркивали всю убогость его существования. Он понимал, что управляющий, пес и мэр с олдерменами действовали не по своей воле: управляющие любят деньги и без серьезной причины с ними не расстаются, собаки не пускаются в странствия, чтобы доставить кому-то документы, а мэры с олдерменами не интересуются чернокожими слугами, которых ни разу не видели. Однако никого из знакомых Стивена не удивляли эти необычайные события. А он уже смотреть не мог на золото и серебро — его комнатка в мансарде дома на Харли-сквер ломилась от ненужных сокровищ.
