В долю мгновенья, когда он вышел к очередному мосту, ему на спину накинулся пауки, щёлкнув челюстями в дюйме от шеи. Истошно закричав, Блексворд скинул его с себя и припал на четвереньки. Ошеломлённый таким ударом, он стал нащупывать упавшую клеймору. Он был почти в одном сантиметре, чтобы схватив её, как паук вновь поднял передние мохнатые лапы и медленно пошёл к нему. Блексворд грязно выругался и подполз к факелу, успех схватить его. Паук накинулся на него, повалив на спину. Укусив Блексворда в плечо, сбив наплечник мощным ударом двух лап, страшная членистоногая тварь намеривалась прокусить его лицо, как вдруг юный Тангер, превозмогая жгучую ядовитую боль, прислонил ещё горящий факел к противным глазами ненавистного паука. Когда он слез с легионера и истошно завизжал, Блексворд продолжил бить его по открытому пузу. Вскоре, паук затих, а его невзрачные внутренности ядовито-зеленого цвета раскатились по округе. Блексворд подобрал клеймору и пошёл дальше, зажимая рану. Он перевяжет её позже, однако, яд уже был в его крови.
***
— Здравствуй, сын. — холодный голос отозвался позади, Орина застыл в оцепенении.
— Здравствуй, отец. — ответил Орин, обнажая верный клинок, носивший имя «Изгой»
Орин слыл лучшим мечником Уэйстека. О лорде СтоннКасселе говорили, что он не ведает страха. Но это было не так, впрочем, как всегда. Он не страшился тьмы, не боялся пауков, нежити, демонов. В шутку он говорил, что боится только гнева жены, дочери и сестры вместе взятых. Он смело шёл в бой, с именами родных на устах, прославляя свой род и Черный Легион. Только младшая сестренка Кира и младший брат Гарет знали, чего он боится на самом деле, ведь и они этого боялись. Орин обернулся и встал лицом к лицу, со своим страхом.
СтоннКассел презрительно поморщился. Перед ним стоял Эврадар, его отец. Орин стиснул зубы, поджал губы и выругался про себя, довольно не приятными словами. Они были невероятно похожи, отличаясь только сединой в волосах и морщинами. Такой же цвет глаз, взгляд, осанка, даже презрительные выражения лиц у них походило друг на друга. Ещё при жизни Эврадара говорили, что Орин будет второй Эфесом Солнца, что самого Орина ни в коем случае не устраивало. Он не желал занимать место отца, в качестве его копии, Орин выводила из себя даже мысль того, что он может стать таким же, как и его отец. Вечно недовольным, презрительным, помешенном на чувстве долга и выпячивании патриотизма. Эти поджатые губы, вечный взгляд исподлобья.
— Ты вырос, сын. — проговорил призрак, облачённый в серые доспехи. На спине красовался адамантовый клинок, «Солнце»
— Что, не рад видеть своего старика? До сих пор обижен, зол? Ты никогда не мог себя контролировать, вечный гнев правил тобою. Аль я не прав? Своего первенца я знаю как облупленного. Ты всегда мечтал прибить меня, вонзить меч промеж рёбер. Чего ждешь? — «Жалкая уловка» думал Орин, сжимая рукоять Изгоя до боли в ладонях. Призрак Эврадара посмеялся, обнажая Солнце.
— Ты как всегда не можешь начать первый! — призрак разинул рот, издавая чудовищный крик, бивший по ушам, до крови. Орин вонзил меч в землю и оперся на него. Крик усиливался. Голова отозвалась жуткой болью, словно по ней бьёт как по колоколу. Орин стоял. Ноги подкашивались, из носа пошла кровь, а зрение помутилось, но Орин продолжал стоять. Прошла доля секунды, а всё изменилось.
Орин был не в Зиккурате, он был дома, в старом поместье СтоннКасселов. В камине приятно потрескивали поленья и ветки. За окном, как из ведра, лил дождь. Сколько ему тогда было? Шестнадцать? Кире было семь, Гарету — одиннадцать. Мать умерла, отец довёл. Тогда он в первый раз ему ответил. Они пришли с похорон, в гостиной повисла тишина.
— Доволен? — прорычал молодой Орин, который сидел в своём кресле, протирая лезвие Солнца. Он посмотрел на него, молча, не прекращая чистить лезвие.
— Ты довёл её! Ты каждый день лупил нас, её! Зачем!? Чего тебе не хватало? Тебя любила самая прекрасная в Климэнде женщина, она подарила тебе трёх детей. Но тебе вечно чего-то не хватало. Чего тебе не хватает? Сына, что костьми поляжет, ради того, чтобы исполнить эти глупые пророчества!? Эта эпоха давным давно прошла, а ты до сих пор живешь и грезишь, что СтоннКасселы вновь станут императорами! Зачем тебе эта дурацкая корона, такой ценой!? — Эврадар убрал клинок, встал и приблизился к сыну
— Думаешь, я не скорблю? Ты глупый идиот, Орин. В наших жилах течет кровь дракона, кровь Нерана! Наше предназначение — править! И ваша мать это знала. Знала и верила в эту идею и умерла за эту идею! — Орин не сдержался и ударил отцу прямо в печень. Эврадар не дрогнул, лишь прорычал, и ответил, ударив сына в лицо. Орин покосился и отшатнулся от сильного удара
. — Не смей поднимать руку на своего отца, жалкий щенок! Надо было тебя пороть, а не лупить! —
— Я никогда не стану мессией, о котором ты грезишь, никогда не взойду на трон, и мои дети никогда не взойдут на трон! Ты умрёшь, а я о тебе даже плакать не буду. Ублюдок — выпалил Орин. — Я не надеюсь, что ты поймёшь, почему я так поступаю. — через месяц Эврадар захворал и умер. Орин не появился на его похоронах.
Страх, ненависть, желание мстить — последствие его побоев. Удар за каждую ошибку, за каждый прокол или провинность. За всем следовал кулак или ремень. Орин никогда в жизни не поднимал руку на жену или дочь. Он просто не понимал своего отца. Дело было не только в побоях, а в самом детстве. Стремление показать, что СтоннКасселы самые благородные, самые-самые. Каждое утро — ссора, крики, маты. День ото дня одно и то же. Чистейшее безумие.
Он вновь стоял в зале Зиккурата. Призрак стоял перед ним, ожидая его шага. Клинок ловко скользнул в его руках. Орин встал в боевую стойку. Эврадар вознёс клинок вверх. Орин метнулся вперед, намеривался разрубить его пополам. Призрак будто смирено ждал удара. Сильный и размашистый удар прошёл сквозь призрака, как через пелену тумана. Эврадар злостно захохотал и туманом пропал в темноте. Орин двинулся в путь, по тёмным залам, ни на секунду не расслабляясь.
Туман, просочившийся через разломы в стенах, окружил его. Словно живое существо он, пытался его облепить, схватить, повалить и разорвать на части. Орин крутился, словно волчок, отгоняя туман лезвием Изгоя. Он, как казалось, попал в лабиринте. Огромные куски камней, высеченные в квадраты, образовывали сеть путей и закоулков. Орин мчался по ним, бежал со всех ног, поднимая за собой тучу пыли. Где-то мелькал свет кристаллов, по которым он ориентировался. Туман кричал, ревел, плакал, звал его, преследовал. Жажда крови так исходила от него, напитывая едкий воздух подземелья. Сердце билось в бешеном темпе, пытаясь выпрыгнуть из груди, кровь кипела, даже бурлила в жилах. Орин бежал, мотаясь от угла к углу, туман продолжал его преследовать и начинал настигать. Вдруг, в прямом коридоре возникла дыра, а в ней виднелся спасительный огонь, к которому Орин метнулся моментально. Прошмыгнув в дыру, Орин застыл, понимая, что туман потерял его, буквально в метре от него. Он как будто не видел эту дыру и горевший в ней огонь. Туман, словно змея отступил и исчез в тёмном коридоре.
Как оказалось, это был костёр. Простой костёр, сооруженный из здешних камня, тряпок и палок. Орина это насторожило. Не опуская меча, он подошёл поближе. У костра сидел Эврадар. Сидел на коленях, словно медитируя. Он не был так страшен как его призрак, которого Орин встретил чуть раньше. Это Эврадар был более молод, тих.
— Это что, опять какая-то уловка? — выдал Орин, сжимая рукоять верного меча.
— Ты сам говорил, это место постарается тебя убить и помочь. Присядь, сын. отдохни. — Орин узнал этот голос. Этот голос он уважал, стремился стать таким же, как он, когда-то давно, слишком давно.
— Зиккурат капается у тебя в голове. Ищет, как можно тебя задеть, сломать. Будь сильным. Тебя ждёт долгая дорога и одному тебе не справиться. Будь осторожен. — проговорил Эврадар.
— Я же всем сердцем тебя ненавижу. Почему на помощь пришёл именно ты? — спросил Орин, грея руку у костра — Ненавидь ты меня всем сердце. Здесь бы была твоя жена, сестра, брат, дочь или сын. Но, ведь когда-то, ты ровнялся на меня, не так ли? Когда, ты уважал меня. Но, это было так давно. Ведь, где-то в глубине твоей души тёплые воспоминая обо мне, живут до сих пор. Удачи. О того, что произойдёт здесь, зависит судьба Климэнда! –
