Как знак доверия поставил над самогонным делом Саю. Все же жещины менее склонны к объятиям зеленого змия. Учитывая стоимость конечного продукта, особо ей придется следить за кражами – как с выносом сэма в емкостях, так и внутри собственного чрева. Я либерал и против телесных наказаний, но тут Нираг разберется. Высечь приложившегося к ниру на работе – это запросто.
В начале сентября пришлось снять часть людей со стройки на посевную. Верун презентовал саженцы – примерно на шестьдесят повозок. Выторкнулись они из земли прямо около его рощи в моем глействе. Он говорил: выкапывай росток, пока он не выше двух ладоней. Потом корневая укрепится, никакой силой не вырвешь.
Я уже говорил, во мне живет не только Биб. Разметить границы захватываемой степи помогал второй внутренний попутчик – жаба. Он поминутно толкал под руку и твердил: больше! больше!
Под его влиянием я уходил все дальше в степь, корябая прутиком на земле где сажать. Привыкшие к моим чудачествам хрымы только головой качали, но выполняли приказ. Через каждый шаг втыкали саженец в неглубокую лунку, засыпали. Полкувшина воды, все. Где номальная почва, а где песок с гравием – до лампочки. Верун гарантировал: сорняк как угодно вырастет. Если подлое животное обломает молодой стебель, вырастет все равно, когда корень успел прижиться.
Заняла посадка почти месяц. Когда втыкали последние, мы с Нирагом проехались в начало ограды. И это – действительно волшебство!
Самые крупные кусты достали до пояса. Из земли высунулись к солнцу еще миллионы побегов – от корней первых.
Если молодые стебли были зеленые, то постарше приобрели коричневый цвет. Листьев мало, и они крохотные. Видно, чтоб меньше испаряли влаги. Все в колючках! Нираг умудрился зацепиться за них рукавом холстинной рубахи. Не мог отодрать.
Я с любопытством наблюдал, как он скинул рубаху и вытащил меч. Хотел обрубить ветки, а дома дать бабам – пусть отцепляют. Куда там! Кусты мягко пружинили под ударами меча. Похоже, на них не осталось даже царапин. Тут, похоже, нужны ножницы по металлу или кусачки. Если справятся.
Во время упражнений с мечом рубаха прилипла к растению спиной и вторым рукавом. Отчаявшись, Нираг бросил попытки освободить ее и остался голый по пояс. Закаленный. Пусть атлетическим торсом красуется, завлекая хрымок-вдовушек и девиц.
А мне интересны были цветки сорняка. Присел, пригляделся. Их много. Каждый – с монетку. Где у нормальных цветков тычинки, там – провал.
Муха, раньше пытавшаяся пристроиться на потную спину Нирага, села на такой цветок. Ее тут же охватили крошечные коготки. Потрепыхалась и замерла. А потом начала проваливаться в хищный зев.
Но еще более странное открытие сделал мой главнокомандующий.
– Глей! Куст жрет рубашку?
И точно. Она двигалась, хоть и медленно. Там, где ткань соприкасалась с цветком, те же коготки вступали в дело. Холстина покрылась дырками.
– Ты прав. Жрет. Сдается мне, Нираг, если в кустах человек или кхар запутается, останетлся от него один скелет.
Главное, чтобы Верун сдержал слово. Чтоб генно-модифицированный сорняк не начал развиваться в сторону Кираха. Не остановится – скоро весь Мульд станет непригодным для жизни. Но что касается растений, я божку верил…
Дома я вручил Нирагу ТТ и три десятка патронов. Кроме того, истратил дюжину, обучив осовам стрельбы. С пяти шагов по кхару точно не промажет. У меня скопились три пистолета Макарова, не самое любимое оружие, но привычное с армии, к ним сорок семь патронов. С шагов двадцати по ростовой фигуре попаду. Дальше – только если жертва окаменеет секунд на пять, как позировали перед фотографом полтораста лет назад. Для стрельбы на сотню шагов есть цыганский ППС. Стреляя экономно и выпуская по одной-две пули, боеприпасов пока хватит. На оборону. Геноцид мне не нужен. А Нираг счастлив как ребенок. Любят мальчики стреляющие игрушки. Я наигрался в армии и не тащусь от них. Просто – необходимость. Для выживания.
И так. Зерно есть, скоро на сто литров за сутки выйду. Экономическая безопасность глейства обеспечена.
Через месяц стена Веруна станет труднопроходимой на всем протяжении. Через несколько месяцев – непреодолимой, если только не строить над ней мост а-ля «Золотые ворота». Либо подкоп, но не уверен, что корни не уходят вглубь на километр.
У меня после всех отсевов обученная армия в сто десять человек. Готова воевать на кхарах и в пешем строю. Рекрутируется около двух с половиной сотен крестьян, на каждого есть легкие кожаные латы, деревянный щит и копье с кованым наконечником. Строй в обороне держат. Наконец, три десятка юношей обучены стрельбе из арбалетов, их тоже хватает: Пахол с подручными трудится, не покладая рук.
Все! Можно привозить в Кирах Мюи и считать жизнь удавшейся. Строить каменный замок за каменной крепостной стеной. Несколько лет займет.
Но случилось как случилось. Так часто бывает. Ожидаешь удары с самых опасных направлений, получаешь с других – с неожиданных.
Глава 19
Процессия растянулась на добрую половину меры. Половину людей составляла личная гвардия короля Караха, в ней все десятники и сотники – чистокровные анты. Ехали слуги, повара, брадобреи и даже придворные музыканты – для комфорта. Пара верховных жрецов из главного храма Моуи – для спасения души. А еще судейские чины и королевские советники, они для деловой части поездки. Главным из вельмож был советник по фискальным делам.
Посетив южные округа, король прибыл к границе. Его появление вызвало переполох, пусть даже ожидаемый. Мюррей был в курсе, что августейшее величество близко, но не знал наверняка маршрут и график. Карах любил импровизировать.
Самое неприятное началось в королевском шатре, разбитом неподалеку от городских построек. Монарх предпочитал леса и рощи, а не тяжкий дух городских улиц. Поэтому останавливался на природе. Дворцов и замков ему хватало в столице и рядом с ней.
Облапанный гвадейцами у входа на предмет скрытого оружия, окружной судья ступил внутрь и вырастал вперед руки, нагнувшись в низком поклоне. Так велел этикет. Ниже прогнуться не получилось бы – мешал живот.
В стае придворных заметил высокого судью Ниодима. Выражение лица того ничего хорошего не предвещало.
Среди шатра стояла походная бронзовая печка. Труба уходила вверх, к отверстию в тканом потолке. Карах сидел подле печки в резном кресле с высокой спинкой и грел руки, протянув их к бронзе.
На самом деле, зима здесь на юге выдалась не холодной. Даже снег не выпал. А Карах, еще крепкий мужчина в свои шестьдесят, невысокий и сухонький, любил выставлять себя старым, нуждающемся в тепле. Тем самым, говорят, подталкивал считать его немощным. Кто забывался и начинал своевольничать без оглядки на дряхлеющего короля, моментально получал ответ. В лучшем случае – лишение поста и высылка из столицы. В худшем – петля.
В провинции Карах тем более мог не церемониться в выборе мер. Поэтому Мюррей нервничал. И Карах не обманул опасений, сразу подняв самую щикотливую тему – нир.
– Судья! Вот, советники мне рассказывают. Большая часть лучшего нира расходится по стране отсюда, с кордона, – он приподнял кубок, из которого доносился отчетливый аромат продукции Гоша. – Тебе известно?
– Конечно, мой король! Твои верные подданные стараются изо всех сил. Столице – самое лучшее!
Карах криво улыбнулся. В его взгляде читалось: кого намерен развести, провинциальный крючкотвор? Думаешь спрятаться за общими фразами? Не выйдет!
– Подати кто будет платить, друг мой?
– Так освобожден приграничный глей от податей. По твоему ордонансу, о, великий. Не только тот, что гонит нир, – все приграничные глеи и бренты тоже. Так с твоего батюшки заведено. Чтоб оставались дины прикордонную стражу держать.
– Учить меня вздумал? – король оставил кружку и сжал кулаки. Клыки, у антов-полукровок мелкие, декоративные, казалось, были готовы вонзиться в толстяка. – Отцовскими ордонансами попрекать? А знаешь ли ты, какое наказание отец назначил для судьи, кто промышляет иным промыслом, кроме судейского? Да подати не желает платить?
