— Не нравится, — буркнул я.
— Вот, кстати, совсем недавно, на осенней сессии обсуждались поправки к правилам разработки месторождений, и ты продал ваши голоса шайке Нежаны Чермной. Нет-нет, можешь не смотреть на меня так возмущённо, — развеселилась Стефа, — я прекрасно знаю, чем они тебя купили. Я даже не собираюсь тебя осуждать, мне просто интересно — а знаешь ли ты, почему мы стараемся ограничивать горные разработки?
— Экология? — предположил я, уже понимая, что предположение не самое умное.
— Ссылка на экологию — это вроде ссылки на государственную необходимость, — усмехнулась Стефа, — звучит серьёзно и весомо, но ровным счётом ничего не объясняет. Ну, сохранение природы действительно играет некоторую роль, но не главную. Скажи, когда тебя кусает комар — что ты делаешь?
— Погоди, ты же не хочешь сказать… — шокировано начал я.
— Именно это я и хочу сказать, Кеннер. Мы раздражаем своей деятельностью планету. До тех пор, пока мы пашем землю и что-то делаем на поверхности, она нас не особо замечает, но горные выработки её раздражают, как укусы комаров. В какой-то момент она нас может просто прихлопнуть. Нет, не полностью прихлопнуть, конечно — нас вывести ничуть не легче, чем крыс, но заметно уменьшить нашу популяцию она сможет без труда. Мы не можем предсказать, каким образом и в какой момент это произойдёт, но то, что она способна это сделать, никаких сомнений не вызывает.
— Я так вот сразу не готов это принять, — признался я. — Но я над этим подумаю. А пока давай всё же вернёмся к нашему простому камню. Что ты с ним делала?
— Всё же присутствует в тебе определённая зашоренность мышления, — осуждающе покачала головой Стефа. — Или скажу точнее: ты склонен воспринимать мир через призму натуральной философии, как некую механическую конструкцию, где каждое действие вызывает простой и предсказуемый эффект. Ты ударяешь по камню молотком и он разламывается. Ты делаешь это сотни раз, наблюдаешь тот же самый эффект, и приходишь к выводу, что так будет происходить всегда. Но мир — не механизм. Он гораздо сложнее, и в реальном мире тот же камень может не разбиться, а например, расплескаться. В твоём представлении так не бывает, но это не потому, что таков мир, а всего лишь потому, что ты иначе делать не умеешь.
— И как же нужно делать? — хмуро спросил я. Переход на обсуждение моей личности мне категорически не понравилось — да собственно, кому нравится критическое обсуждение себя любимого?
— Чтобы камень смялся, нужно ослабить молекулярные связи, и для этого есть несколько путей. Нагреть его, чтобы он стал пластичным. Или использовать Силу для ослабления связей. Или, если ты дружишь с камнем, попросить его увидеть другой сон. И это далеко не все способы. Ты видишь только материальную сторону, забывая, что у всего есть духовная сторона, которая гораздо важнее.
Она посмотрела на меня и вздохнула.
— Я вижу, что ты честно пытаешься это понять, Кеннер, — мягко сказала она. — Но ты понимаешь это разумом, а в душе во всё это не веришь. Для тебя все эти разговоры о воле — не более, чем шум, к которому ты давно привык и перестал замечать. Ты киваешь, ты вроде со всем согласен, но я не вижу глубокого осознания. И знаешь, я наконец поняла, что тебе мешает.
— И что же мне мешает? — здесь я уже всерьёз заинтересовался. Несмотря на то что она довольно скептически оценивала мои успехи, на самом деле я очень много от неё получил. Она редко занималась со мной какими-то конструктами, большей частью мы гуляли и неторопливо беседовали, но каждая такая беседа неизменно давала мне ещё одну крупицу понимания.
— Я уже сказала что. Ты слишком подвержен идеям натуральной философии, и её методу описывать мир формулами. Это прекрасно работает для механизмов, но мир — это не механизм. Все эти формулы не дают понимания мира, они всего лишь описывают закономерности, которые установила Госпожа. Для Владеющего это описание мира бесполезно и даже вредно, потому оно отвечает на вопрос «как», но не даёт никакого ответа на вопрос «почему». Этот подход с формулами очень хорошо годится для проектирования машин, и прочего в таком роде, но ты ведь не инженер, а Владеющий. Тебя такое представление мира не должно интересовать хотя бы потому, что Госпожа может изменить его в любой момент. Да и ты, кстати, тоже.
Стефа внимательно посмотрела на меня и тихонько хмыкнула, явно неудовлетворённая моим видом.
— Давай я попробую объяснить это на каком-нибудь примере попроще, — вздохнула она. — Вот ты берёшь в руки камень и собираешься смять его и вылепить что-то другое, но тут же вспоминаешь, что он твёрдый, что он состоит из минералов, которые совершенно не обладают пластичностью, и приложив силу, ты можешь его только раскрошить. Ты же веришь в формулы, а они ясно и убедительно говорят, что смять камень невозможно. И в этот момент Владеющий в тебе умирает, и просыпается инженер. Ты перестаёшь верить в результат, и воля твоя развеивается, как дым на ветру. И вот ты бессмысленно тискаешь этот твёрдый камень и пытаешься понять, как же я это делала, и в чём состоит секрет фокуса.
— Да, в такой форме это гораздо понятнее, — признал я. — Ты очень точно уловила суть проблемы.
— Ты вроде умный юноша, Кеннер, а объяснять тебе приходится на пальцах, — с лёгким недовольством сказала Стефа. — Осознай, наконец, простой факт: весь этот мир, — она сделала плавное движение рукой, охватывая всё вокруг, — всего лишь сон Летящей-в-Ночь. Ты почему-то считаешь, что ты сторонний наблюдатель, для которого и этот мир, и сама Госпожа — это что-то существующее вне тебя. Это неверно. Ты не наблюдаешь её сон со стороны, ты сам часть этого сна. Запомни и подумай над этим как следует: весь мир вокруг нас не есть что-то стабильное, это сон, а во сне может произойти что угодно. И если твоя воля сильна, ты можешь внести в сон Госпожи изменение. Ничтожное изменение, не более, но для Госпожи и смести с орбиты планету — событие настолько ничтожное, что она вряд ли это заметит.
Глава 20
Его высокопреосвященству Жерару Бопре, архиепископу Трирскому
Ваше высокопреосвященство, посетив с супругой, баронессой фон Раппин, по семейным делам Ваш прекрасный город, не могу не воспользоваться возможностью почтительно выразить Вашему высокопреосвященству своё глубочайшее уважение.
Искренне Ваш, Кеннер Арди, барон фон Раппин
Я ещё раз перечитал короткое письмо — как-то очень уж верноподданически вышло. С другой стороны, а как ещё захолустный барон может писать курфюрсту империи? Впрочем, захолустный барон курфюрсту империи вообще писать не может. А я вот пишу — как-то плоховато у меня получается быть захолустным бароном, всё влезаю куда-то не туда.
Поездка эта случилась довольно неожиданно… ну как неожиданно? То, что не хочется делать, всегда случается неожиданно. Вот и эта поездка так же случилась. Как я ни сопротивлялся этому в душе, но в конце концов смирился с мыслью, что лететь в Трир всё-таки придётся. Мы провели через Бернара уже три партии, причём последняя ушла Зепперам. Нужно было своими глазами удостовериться, что всё работает как надо, ну и вообще провести ревизию. В обычных условиях я бы просто приказал Зайке послать ревизоров, но с родственниками это выглядело бы оскорблением. Так что в результате команда счетоводов поехала железной дорогой, а мы с Ленкой загрузились в нашу «Бодрую чайку» и взяли курс на запад — чтобы прилететь чуть пораньше и по-родственному подготовить почву для ревизии.
Вылетели мы в пятницу, чтобы хотя бы один день пришёлся на выходной — пропусков учёбы у нас и так было слишком много. В империи этот день был вторником, так что наша поездка удачно выпала на имперские будние дни. Звучит немного психоделически, но для меня стало уже совершенно привычным сверять нашу шестидневную неделю с имперским календарём, где в неделе было семь дней. Выходной у них тоже был один, зато у евреев, то есть у Зепперов, он был в субботу, а у Бернара, как и у прочих имперцев, в воскресенье. Правда, среди Зепперов было много выкрестов… в общем, разбираться кто там когда отдыхает — задачка не для ленивых.
