― самая важная часть доспехов, даже тяжёлый болт не должен его пробить. Поэтому на груди есть изогнутый край, чтобы болт не мог ударить вертикально, а соскальзывал. И чтобы не допустить попадания под мышку, предусмотрена защита в пройме. Нагрудная деталь надевается на манекен с фиксированными мерками и подгоняется под него так, чтобы нигде не давило. В нагрудник стреляют пять раз, затем натягиваются накладки и ремни, пока края не станут гладкими, чтобы сталь везде хорошо сидела. Только после этого его выдают солдату.
― Какие огромные усилия, ― заметил я.
― В бою и так достаточно опасностей, чтобы ещё можно было позволить себе плохую еду и доспехи с дефектами.
Собственно, в часовом механизме нужды не было. Только что в зале было ещё тихо и слышалось лишь негромкое бормотание, теперь же отовсюду начал доносился грохот, когда со скамеек поднимались тяжеловооруженные солдаты. Часовой механизм всё ещё показывал десятую отрезка свечи до полного колокола, но и мне пора было идти. Я через стол толкнул Серафине Искоренителя Душ, взял обычный легионерский меч и поднялся со скамьи.
― Увидимся после службы, ― сказала Серафина, улыбаясь с некоторым усилием.
Лиандра печально смотрела на меня, а теперь и Серафина. Я сказал что-то не то? Что я сделал не так, чтобы так их расстроить?
― Хорошо, ― поприветствовала меня Реллин. Мне не понравилась её улыбка.
― Сегодня мы будет практиковать то, что требуется, чтобы стать Быком: марш. Я лишь надеюсь, что вы хорошо отдохнули, потому что вам понадобятся все ваши силы.
О том, как хорошо она меня шлифовала, я узнавал по степени ненависти, которую испытывал к ней. Она шла рядом, издеваясь и подшучивая, заставляла поднимать тяжёлую балку и при этом громко и фальшиво петь глупую песню, заставляла, словно жука, лежать на спине в грязевой яме и вскакивать ― и всё это повторялось до тех пор, пока грязь не проникла через все щели в мою нижнюю одежду. Потом она поручила мастеру-оружейнику колотить меня алебардой, гоняла между раскачивающимися стволами деревьев и заставила отжиматься до тех пор, пока даже сам Безымянный больше не смог бы заставить меня подняться.
И при каждом из этих упражнений она выбирала другого Быка, обычно гораздо более щуплого, чем я сам, и поручала ему продемонстрировать мне. И каждый раз я позорился. Когда у меня заканчивались силы после тридцати отжиманий, молодая сэра в тяжёлых доспехах демонстрировала сотню таких, да ещё со смехом. Поблизости всегда были другие Быки, которые с улыбкой наблюдали, как я терплю поражение в том, что они сами выполняли с лёгкостью.
В самом конце Реллин сама облачилась в доспехи и выступила против меня с мечом и щитом, заставив звенеть мои доспехи. Мой щит никогда не был достаточно быстрым, а клинок никогда там, где должен. Удары Реллин осыпали мою сталь, словно градины, а ей самой щит даже не понадобился бы, потому что она никогда не оказывалась там, куда приходился мой удар.
Боги, каким же медленным меня делали эти доспехи!
Пусть это был не мой способ сражаться, но хотя бы раз я должен был попасть в цель.
В самом конце она дала мне тренировочный меч, поставив против четырёх смеющихся Морских Змей, у которых в качестве оружия были только деревянные кинжалы. Я должен был продержаться против ни до тех пор, пока Реллин не досчитает до тридцати. «С этим я справлюсь», ― подумал я. Да не тут-то было. Морские Змеи рассыпались в стороны, потом направились ко мне. Я заметил натянутую между ними верёвку, а они уже подбежали и верёвкой сбили меня с ног. Дуб упал с громким лязгом, я лежал в шлеме лицом вниз в глубокой грязи, а один из Морских Змеев позволил себе подшутить надо мной, щекоча и тыкая концом кинжала между пластинами доспехов. А другой снял с меня шлем и со смехом влепил затрещину.
― Ты умер, новобранец, ― объявил он и помог встать. Я бы предпочёл остаться лежать.
― На сегодня хватить, ― сказала Реллин. ― Теперь ты знаешь, что это такое.
Когда я вечером добрался до своих апартаментов, я посчитал каждую ступеньку широкой лестницы; каждая клеточка моих мышц горела, и я чувствовал себя как мёртвая улитка. На этот раз Серафина отсутствовала, мне пришлось самому вылезать из доспехов, и я взглянул в зеркало. Я был весь в синяках, хоть доспехи и защищали от каждого удара. Реллин дала мне чистящие средства, приказав к утру отполировать доспехи так, чтобы в них были видны все её бородавки. Что было затруднительно, поскольку у неё их не было.
И лучше мне поскорее начать их чистить, потому что доспехи были совершенно грязными, но я отвернулся и, словно срубленное дерево, упал на свою кровать. На прикроватной тумбочке я увидел три журнала, которые я должен был дополнительно изучить. Я повернулся на другой бок и решил, что если финальная битва богов должна начаться сегодня, то пусть начинается без меня.
Серафина пришла позже, разбудила и показала, как лучше всего чистить доспехи. На самом деле, она почистила намного больше, чем я, но больше молчала, не сказав почти ни слова, и избегала мой взгляд. Она дала мне масло от боли в мышцах, но не предложила втереть его.
Искоренителя Душ она поставила рядом с моей кроватью и сказала, что собирается помолиться в храме.
Теперь я проснулся. Доспехи блестели, как и было приказано, за окнами ещё царила тьма, но я не находил покоя. Я полистал журналы, которые дала мне Реллин, но не смог ничего запомнить. Меня тяготила не усталость, а что-то другое, как будто весь свет был приглушён, и каждый вздох давался с трудом.
Я услышал скрип двери Серафины, когда она вернулась, и постучал к ней. Она открыла с полу-расстёгнутым лифом.
― Прости, Хавальд, ― тихо произнесла она. ― Сегодня я не в настроении, чтобы быть хорошей компанией. Кроме того, я также хочу спасть.
Не дав мне времени ответить, она закрыла дверь перед моим носом.
Я снова постучал. На этот раз она только приоткрыла её, я увидел длинную ногу и подол её нижней рубашки.
― Что такое? ― спросила она.
― Мы должны найти того проклятого, о котором говорила Асела.
― Да, Хавальд, ― устало промолвила она. ― Должны. Но не сегодня же ночью. ― Она снова закрыла дверь, оставив меня стоять.
Утром я ждал её, но она не пришла, и мне пришлось поспешить,
