— Что с ней? — умирающим голосом спросил я санитаров, подпирая косяк.
— А вы ей кто? — поинтересовался один их них. — Родственник?
— Сосед.
— Инсульт у нее, — ответил санитар и бросил на меня быстрый взгляд, как бы решая, не нуждаюсь ли и я в немедленной госпитализации.
— Это опасно?
— Как тебе сказать? Жить будет, — буркнул санитар, протискиваясь мимо с носилками.
— Только хреново и недолго, — добавил второй, нимало не беспокоясь о том, слышит его бабка или нет.
М-да. Звучало не слишком оптимистично. Но я был слишком обессилен, чтобы испытывать какие-то эмоции.
На пятый этаж я поднимался минут двадцать, с одышкой, как столетний дед.
Тошнило и мутило. Голова болела, тусклый свет грязных лампочек резал глаза.
Я остановился возле двери и долго не мог попасть ключом в замок. Главное — не выронить ключи. Иначе поднять их уже не получится…
Хотелось только одного — не шевелиться. Болезненные спазмы внутри становились все сильнее.
«Спокойно, — уговаривал я себя, поворачивая ключ с таким усилием, словно это был колодезный ворот. — Я просто устал. Чертов Дедушка! Как это у него получилось? „Волей…“, чего там дальше? Надо восстановить энергию…»
Но как? Выспаться. Это в первую очередь.
Поесть? В холодильнике еще оставался бабкин вчерашний борщ.
При мысли о нем меня чуть не вывернуло.
Тело требовало покоя и темноты. Я вошел в ванную, не включая света, и оперся двумя руками о край раковины, чтобы не упасть. Перед глазами все кружилось. Когда приступ прошел, я стал собираться с силами, чтобы включить воду и сунуть под нее голову.
Холодная вода тонизирует. Главное, не захлебнуться в процессе.
В сливе блеснули серебряные глазки. Некоторое время домовой (или водяной, кто его поймет) присматривался ко мне. Видимо, понял, в каком я состоянии, вылез наружу и нагло уселся напротив, уставившись мне прямо в лицо. Как бы говоря всем своим видом: «Ну и что ты мне сделаешь?»
То, что я сделал, удивило меня гораздо сильнее, чем домового. Если он, конечно, успел удивиться.
Я молниеносно схватил его левой когтистой рукой и закинул в пасть — лишь клыки лязгнули.
Тот только пискнуть и успел. Дернулся и обмяк, когда его раскусили пополам. По языку в горло потекло что-то горячее, сладкое, мгновенно утолившее скручивающую боль внутри — именно то, что было мне надо!
Я, наконец, понял, что за боль терзала меня изнутри. Это был просто голод!
Домовой был съеден за несколько секунд вместе со шкуркой и всеми потрохами. Только пальцы остались выпачканы в какой-то липкой саже. Несколько секунд я брезгливо пытался отряхнуть руки, потом вспомнил, что я в ванной, включил воду и тщательно вымыл их.
Только тут я осознал, что сделал. Я только что сожрал своего соседа. Причем живьем.
Никакого ужаса я не испытал. Скорее наоборот. Все, что я думал и чувствовал по этому поводу, можно было свести к одной фразе:
«Хорошо, но мало!»
Я облизнулся. Вдумчиво облизал пальцы. Пожалел, что поспешил с мытьем. Огляделся внимательно — нет ли поблизости еще домовых? Вот бы наловить десяток! Спохватился, закрыл глаза, замер и принюхался. Доступное поиску пространство мгновенно расширилось в несколько раз. Я успел поймать слабый след — что-то вроде расходящегося волной ужаса, но, увы — это было все. Ни в квартире, ни по соседству никого съедобного не было. Если и были, то успели удрать и попрятаться. Мелкие гаденыши! Ничего, я до вас еще доберусь!
Я со вздохом открыл глаза, вышел из ванной и снова направился к двери.
Всем же известно: если в доме хоть шаром покати — надо пойти на улицу.
И поискать пищи там.
Извиваясь, я скользил в пространстве, границ которого и сам не смог бы определить. Где-то выше асфальта, ниже облаков, с возможностью идти в любую сторону — до бесконечности. Полз по лужам, по мокрой мягкой траве, выросшей там, где проходила теплоцентраль, по оттаявшей грязи, в которой шло непрерывное копошение пробуждающихся червей и личинок. То, что я принимал за блики лунного света на асфальте, оказалось пятнами тепла и холода. Я ощущал их кожей, инстинктивно держась ближе к теплу, огибая подтаявшие сугробы, сминая первые цветы мать-и-мачехи. Деревья и кусты окутывала зеленоватая дымка, и я на миг запутался, на каком я свете. Уловил слабый запах свежей травы и на миг замер от страха, вспомнив вход в Нижний мир. Но потом понял — запах настоящий.
А зеленоватый туман, окутавший деревья, — первая зелень на черемухе.
«Ведь уже середина апреля!» — вспомнил я.
В Питер незаметно пришла весна. А мне со всеми этими испытаниями и превращениями было не до перемен в природе. Но сегодня я чувствовал все, я сам был частью всего. Ники была права: лимб — это не особая вселенная и не отдельный слой мира. Это все тот же мир, только воспринимаемый в расширенном диапазоне.
В новом мире — новый я. В новом теле. На новом уровне.
Сумрачная зелень дворов осталась позади. Теперь я полз по улице Савушкина — быстро, плавно, изящно, в ореоле почтительного страха. Казалось, что все передо мной затихает, замирает и прячется, и не скажу, чтобы мне это не нравилось. Множество мелких сущностей, вроде покойного домового, шныряло повсюду, разбегаясь с моего пути. Некоторые замирали и затаивались, дрожа. Я спокойно проползал мимо. Это было ниже моего достоинства — охотиться на такую мелочь. Настоящая охота была впереди.
Справа остался НИИ, где я работал (какое нелепое место! Зачем оно?). Возле трамвайной остановки я притормозил и свернулся кольцом, принюхиваясь.
Там толпилось довольно много народу. Большинство были мне совершенно неинтересны. Бесцветные, безвкусные, они и стояли как колоды, высматривая трамвай. Но другие… Забавно! Несколько человек, не сговариваясь, отошли от того места, где лежал я, на противоположный конец остановки и сбились там, как стадо баранов, нервно поглядывая в мою сторону. При виде них нутро резко и болезненно скрутило голодным спазмом.
«Что? — поразился я. — Это… едят?»
Несколько мгновений я колебался. Потом заполз на раскидистый клен рядом с остановкой и устроился там, задумчиво глядя на столпившихся в кучу граждан.
В какой-то миг я понял, что выбираю. Пока довольно абстрактно. Добыча не казалась мне слишком привлекательной. Не моя пища. Как пшенная каша… или молодая трава с дождевыми червяками… Есть, конечно, можно — но зачем? М-да… Чтобы насытиться такой пищей, надо сожрать ее очень много! Стоит ли усилий?
Впрочем, голодному не следует быть разборчивым…
Не знаю, чем бы закончились мои раздумья… Но с противоположной стороны вдруг повеяло чем-то таким приятным, таким заманчивым и вкусным, что у меня даже потеплело не только в желудке, но и на сердце. Я быстро обернулся и увидел человеческую фигуру, удаляющуюся по улице в сторону «Черной речки».
