— Да что вы говорите! — усмехнулась она. — Вам следовало хорошенько подумать, прежде чем приходить сюда.
— Да, — согласился я. — Мне следовало подумать. Всегда следует думать прежде, чем что-то сделать.
Ее брови взлетели вверх. Она не ожидала, что я так легко с ней соглашусь. Это заставило ее заколебаться. И тогда я просто отодвинул ее и пошел вперед, к машинам. В семнадцати шагах от меня стоял холодильный контейнер, набитый мертвецами. В той, другой жизни, которую каждый из них получил после смерти, некоторые были хорошими людьми, некоторые — не очень. Но ни один не заслуживал того, чтобы его запихнули в разлагающееся мертвое тело, отобрав волю и не дав взамен ничего, кроме постоянного ужаса. Этого никто не заслуживает.
— Стойте! — крикнула девушка.
Ага, щас. Только шнурки поглажу.
— Не беспокойтесь, я уже ухожу, — громко отозвался я. — Мне просто нужно в ту сторону. В аптеку.
Это заставило ее растеряться. Я проскользнул мимо парней из джипа. Они не были уверены, что со мной следует сделать, и, хотя один из них качнулся ко мне, никто не схватил меня за руку.
Я постарался не думать о том, что со мной сделают чуть позже. Никто не радуется, когда ему портят бизнес, а именно этим я и собирался заняться.
Уложить мертвеца в землю на порядок легче, чем поднять его. Я имею в виду, это ведь даже не требует ритуала. Нужно просто достучаться до чужого сознания, до памяти об иной жизни, спрятанной под коркой смертельной, страшной безнадежности.
Я умею это делать.
Черт побери, это единственное, что я умею делать действительно хорошо.
У меня получится.
Никогда раньше я не пытался провернуть это с двумя десятками мертвых. У меня была, наверное, пара минут до того, как девица опомнится и сообразит, что я делаю. Не самый удачный расклад. Если совсем честно, то очень паршивый. Скольких я успею отпустить, прежде чем меня уложат мордой в снег и начнут пинать ногами? Одного? Двух?
Я шел к грузовику, прикрыв глаза и стараясь не спотыкаться. Я собирал имена, шелестящие, как осенние листья. Пытался выловить из ороговевшего, неповоротливого сознания лица, которые привязывали этих мертвых людей к их нынешним жизням. Старался найти хоть что-то, чтобы справиться со страхом и тупой покорностью, которые лучше всяких цепей и клеток держали их здесь. Когда до рефрижератора осталась всего пара шагов, у меня все еще было чертовски мало инструментов для такой операции.
И я приступил к ней.
Поступок сумасшедшего. Я бы не обиделся, если бы кто-нибудь действительно так сказал. Никто не должен лезть на рожон, не чувствуя уверенности в результате и точно зная, что после этого ему переломают ребра. Но я все равно не мог поступить иначе.
Бывает, что мне приходится выбирать между большим и меньшим злом. Но в этот раз все выходы были плохими. Я просто не знал, у какого из них будут более неприятные последствия.
Вы прошли бы мимо, точно зная, что прямо сейчас рядом с вами маньяк насилует и пытает маленького ребенка? Мальчика лет четырех или, может быть, девочку с бантиками в тоненьких косичках. Представьте, что у вас нет никакого оружия, вы не умеете драться и маньяк, скорее всего, пришибет вас одним ударом. Представьте, что никто не придет к вам на помощь — ни милиция, ни друзья, ни случайные прохожие. Понятия не имею почему — просто представьте. У вас есть один шанс из ста спасти этого ребенка.
Вы пройдете мимо?
Вот и я не мог.
Я знаю, трудно посочувствовать зомби. Они никогда не бывают такими же хорошенькими, как маленькие дети. Только они еще более беспомощны. И что бы человек ни сделал в своей жизни, никто не имеет права мучить его после того, как он прошел через свою смерть. Во всяком случае, это одна из немногих вещей, в которых я уверен.
— Что это еще за фокусы? — крикнула девушка. — Ты! Сейчас же отойди от фургона!
Фокусы? Да, что-то вроде этого. Во всяком случае, я надеялся, что у меня получится показать фокус с людьми, волшебным образом исчезающими из закрытого рефрижератора. У Копперфильда это выходит куда эффектнее, но у меня тоже могло неплохо получиться. Что мне не помешало бы, так это хорошая идея насчет того, как сделать это побыстрее.
У меня в голове мелькали обрывки чужих воспоминаний. Мужчина сидит на крыльце и курит трубку, глядя на старую собаку. Женщина моет посуду. Мальчик лет пяти, задрав голову, смотрит на отца, который чинит крышу. Девушка в кафе говорит подруге: «Он пожалеет, что бросил тебя»; у подруги дрожат губы и десертная ложечка в ее руке позвякивает, целуясь с краем вазочки для мороженого.
Тьма внутри меня тыкалась в эти обрывки, как слепой щенок. И никак не могла ухватиться зубами за один из них.
— Одну минутку! — прокричал я. — Черт, кажется, я подвернул ногу!
— Тим, оттащи его! — приказала девушка. — Сейчас же.
Один из парней тут же кинулся ко мне. На нем была короткая кожанка и черные брюки, совершенно не подходящие для того, чтобы шляться в них по стройплощадке за компанию с мертвецами. Зуб даю, не на такую работу он рассчитывал, когда нанимался в эту контору.
Но это вовсе не значило, что у него было недостаточно опыта, чтобы ее выполнять. Правую руку он завернул мне за спину и добавил коленом по копчику. Не сильно, но ощутимо. Так, чтобы сразу стало понятно, что мне светит, если я рискну рыпнуться.
Было очень похоже на то, что сегодня мне все-таки что-нибудь сломают.
Террорист хренов.
Не знаю, что бы я делал, если бы не поп.
Он вышел из чистенькой черной «БМВ», припаркованной возле цветочного ларька, — такой же черной, как его ряса. Огляделся, вытащил из машины картонную коробку и двинулся к входу в метро. Толстый, не очень-то привыкший к физическим нагрузкам, он тащил эту коробку так, как будто она была набита кирпичами.
Честно сказать, я не очень люблю церковников. Для хороших парней они делают слишком много плохих вещей. И я вовсе не думал, что этого бородатого мужика мне послал бог. Но если бы не поп, я бы вряд ли сообразил, что мне следует сделать.
Есть одна вещь, без которой невозможно уложить зомби обратно. Некоторые думают, что это кровь, соль или холодное железо, но они ошибаются. Эта вещь — доверие.
Мертвые ребята в грузовике не доверяли мне. Если ты живешь в аду, это вполне объяснимо. Я был тем, кто пытался говорить с ними о невозможных вещах — о любви, о доме, о солнечных зайчиках, которые проскальзывают по утрам в комнату.
О жизни, которая была совсем рядом — с другой стороны бездны. Для мертвеца эта бездна непреодолима в принципе. А если ты не можешь прыгнуть, остается только вдолбить себе, что на той стороне ничего хорошего нет. Что вообще — нет ничего хорошего.
